Ли Ванс - Расплата
— Не уходи, — попросил я, закрывая за собой дверь ванной. — Еще только семь. Мы можем поспать еще пару часов, а потом я приготовлю тебе завтрак.
— Поспать? — переспросила Дженна, многозначительно посмотрев на мои натянувшиеся трусы — «боксеры».
— Как скажешь.
— «Как скажешь»? Никогда не слышала этого эвфемизма. Послушай, прошлая ночь уже закончилась. Было весело. — Она заправила волосы за уши и улыбнулась, обнажив неплотный ряд верхних зубов. — Спасибо.
— Слушай, сегодня в «Дик-хауз» вечеринка. Мы могли бы встретиться там, или я за тобой заеду.
— Я не хожу на вечеринки, которые устраивают братства.
— Мы могли бы посмотреть кино.
— У меня полно дел; занятия начинаются.
— Но ты ведь должна поесть. Я приготовлю ужин.
— Ты хочешь, чтобы я обидела тебя? — тихо спросила она, глядя мне прямо в глаза.
— Похоже на то, — ответил я, абсолютно сбитый с толку, уже жалея, что столько выпил накануне вечером.
— Вокруг тебя всегда куча народу. Все знают, кто ты: капитан баскетбольной команды, самый популярный студент в общежитии. Честно говоря, мне совсем не хочется влезать во все это.
— Тогда что произошло вчера ночью?
— Я действовала импульсивно.
— Надо же.
— Извини, — сказала Дженна и широко улыбнулась. — Ты был такой высокий, красивый, темноволосый, в центре внимания… Я увидела тебя с противоположного конца комнаты, и меня переполнила похоть.
— Теперь ты дразнишься.
— Немного. Не возражаешь, если я тут кое-что передвину? — спросила она, махнув в направлении грязного белья, сваленного кучей на стул у стола. Моя комната была в полном беспорядке. Я не знал, что у меня будут гости.
— Как скажешь. — Я хотел, чтобы Дженна снова улыбнулась. — Но я желаю услышать правду.
— Правду, — повторила она, порадовав меня еще одной улыбкой, сбросила грязные вещи на кровать и села на стул. — Я видела, как ты играешь, в прошлом году зимой, сразу после того как перевелась сюда. Я подумала, что ты симпатичный парень, и мне понравилось, как ты двигаешься. Потом я начала читать твою чушь в нашей газете и выяснила, что ты член Совета студенческого братства и председатель Юных республиканцев и Бог знает чего еще. Я была в шоке.
— Так почему вчера?… — спросил я, не поддаваясь на провокацию.
— Я слегка смущена тем, что произошло вчера, — сказала она, пристально глядя на свои шнурки. — Это было ошибкой.
— И часто ты ошибаешься? — поинтересовался я, чувствуя, что закипаю.
— Все ошибаются, — ответила Дженна, и не подумав улыбнуться. — Самое главное — не совершать одну и ту же ошибку дважды.
— Прошу прощения, — быстро сказал я. — Ты меня обижаешь. Юные республиканцы — это служба контроля качества.
— Я тебя предупреждала.
Она встала, собираясь уйти.
— Ты так и не ответила на мой вопрос.
— Почему я с тобой переспала? — спросила она, снова встречаясь со мной взглядом. — В прошлом году, весной, я работала помощником учителя в средней школе. Во время перемены ты прошел через спортплощадку, и один мальчик узнал тебя и помахал тебе.
— Я помню. Его мама работает на факультете физкультуры.
— Я подумала, что человек, потративший сорок минут своего дня на то, чтобы научить банду одиннадцатилетних детишек вести мяч и пасовать, не может быть плохим парнем, невзирая на его сомнительные занятия внеклассной деятельностью и достойные презрения политические взгляды. И это перевесило.
— Так зачем тебе уходить?! — возмутился я. — Ты же сама сказала — я хороший парень. Если ты разденешься и залезешь обратно в постель, я сегодня снова пойду поиграть в мяч с детворой.
— Извини, — сказала Дженна, смеясь. — Мне нужно на работу.
— Дай мне номер своего телефона. Я брошу всех своих друзей и стану демократом.
— Я так не думаю. Ты видел мою сумку?
— Нет. — Я солгал. Она была в холле, возле входной двери. Дженна поискала глазами на полу, и когда заметила стопку книг, просияла.
— Ну, это уж слишком хорошо.
— Ты о чем?
— У тебя возле кровати экземпляр руководства для бойскаутов.
— Мне дал его отец, когда я был ребенком. Эта книга помогает в большинстве ситуаций. И там есть хороший раздел о ночных поллюциях.
Она снова засмеялась, и я подумал, что, похоже, делаю успехи.
— Он сказал мне, что если я буду жить по законам скаутов, то не ошибусь.
— Будь готов?
— Это девиз. Это девиз, слоган, клятва и кодекс.
— Думаю, скауты готовы. Так какие же законы?
Я поднял три пальца в скаутском приветствии.
— Скаут благонадежен, верен, готов помочь, доброжелателен, вежлив, добр, послушен, жизнерадостен, бережлив, храбр, чистоплотен и почтителен.
— С чистоплотностью у тебя не все благополучно.
— Некоторые правила важнее остальных.
— Скажи мне, — предложила она, покачав головой и сложив руки на груди, — какое правило самое важное?
— Верность, — мгновенно ответил я. — Тут никаких сомнений.
— Значит, ты не собирался бросать друзей?
— Во всяком случае, не сразу, — уточнил я. — Я был бы тебе благодарен, если бы ты дала им шанс.
Дженна оторвала уголок от старой газеты на моем столе и нацарапала на нем что-то ручкой.
— Вот номер моего телефона, — сказала Дженна, засовывая полоску бумаги за резинку моих трусов. Потом встала на цыпочки, чтобы целомудренно поцеловать меня в губы, провела прохладной рукой по моему голому плечу и руке. — Верность — это правильный ответ.
— Пора, — говорит Теннис.
Мы оба выходим из машины, Теннис запирает ее с помощью брелка, и она отзывается гудком. Теннис поправляет мне галстук, щелчком сбрасывает пушинку с плеча и критически осматривает брюки. Брюки собрались под ремнем неопрятными складками. Я потерял килограммов пять. Теннис застегивает мне пиджак и лезет в свой карман, выуживая оттуда чистый носовой платок:
— Вытри лицо.
Я промокаю следы слез и возвращаю платок ему.
— Оставь себе, — говорит Теннис. — Я взял с запасом.
— Я тут думал… — начинаю я.
— О чем?
— У парней, которых я нанял, есть хороший шанс разобраться со всем этим раньше копов, потому что они не сидят у меня на хвосте.
— И что?
— И когда они разберутся, я отправлюсь к этому ублюдку, который убил мою жену, и сам его прикончу.
Теннис смотрит на свои туфли, потом переводит взгляд на меня.
— Мы можем поговорить об этом завтра, — тихо предлагает он. — А сейчас пора прощаться с Дженной.
Я снова вытираю лицо, расправляю плечи и иду к церкви.
4
Кучка репортеров и фотографов снимают вход в церковь из-за спин полицейских, оцепивших часть улицы, а на въезде напротив входа остановился микроавтобус телевизионщиков. Убийство Дженны заняло значительное место в выпуске новостей нашего тихого уголка Уэстчестера, но я неприятно удивлен, увидев, какое количество журналистов приехало в Нью-Джерси на ее похороны. Наверное, Ромми проболтался о своих подозрениях насчет меня — газетчики всегда любят, когда на скамье подсудимых оказывается кто-то с Уолл-стрит.
Когда я приближаюсь, щелкают затворы фотокамер и откуда-то сбоку ко мне прорывается мужчина с пластиковой карточкой журналиста на шее. Он вытягивает микрофон и выкрикивает мое имя. Полицейский в форме рявкает на него, сообщая, что пресса не допускается на территорию церкви. Игнорируя всех, я прохожу за Теннисом через тяжелые деревянные двери в полумрак притвора. В этой церкви Дженна проходила конфирмацию, и здесь же мы поженились шестнадцать лет назад. Орган начинает стонать, когда я иду по проходу между рядами скамей, повторяя путь Дженны, а скорбящие вытягивают шеи, чтобы поглазеть на меня. Я сосредоточиваюсь на спине Тенниса, стараясь, чтобы мое лицо оставалось как можно более бесстрастным.
Когда мы подходим к алтарю, Теннис замедляет шаг и оглядывается. Оба первых ряда скамей пусты, родителей Дженны нигде не видно. Я слегка пожимаю плечами и искоса гляжу вправо, поскольку не разбираюсь в ритуале. Организовывала службу Мэри, прекрасно зная, что я так и не проникся религиозностью ее дочери. Когда Теннис отходит в сторону, передо мной появляется гроб из полированного красного дерева, и неожиданно открывшийся вид изломанного тела Дженны едва не заставляет меня бежать. В последнее время меня преследуют кошмары — мне снится, что труп Дженны лежит со мной в постели и я, как это бывает во сне, знаю, что моя любовь могла бы воскресить ее. Ночь за ночью я прижимаю ее конечности к своим, убираю с ее лица слипшиеся от крови волосы и отчаянно вдыхаю жизнь между ее восковых губ. Снова и снова ее легкие безжизненно опорожняются, и каждый холодный выдох заставляет меня повторять попытку.
