Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
— Дом Слокумов. — Будьте любезны, соедините с миссис Джеймс Слокум.
На линии раздался щелчок.
— Все в порядке, миссис Стрэн. Я взяла трубку.
Телефонистка миссис Стрэн что-то проворчала и отключилась.
— Это Арчер, — сказал я. — Я в Куинто.
— Я ждала вашего звонка. И слушаю вас.
— Поймите, миссис Слокум, вы связали мне руки. Я, по вашей воле, никому не могу задавать вопросов, начинать разговор с кем бы то ни было. У меня поэтому нет направления для действий, нет никаких контактов. Нельзя ли все-таки найти предлог для знакомства с вашей семьей, вашим мужем, в конце концов?
— Но он ничем не сможет вам помочь. Вы только возбудите его подозрения.
— Вовсе нет. А вот если я стану мелькать то там, то сям, никому ничего не объясняя, ни с кем не разговаривая, то наверняка их вызову.
— Не слишком много в вас оптимизма, — заметила миссис Слокум.
— Я никогда не был оптимистом. Повторяю: оставаясь в вакууме, я теряю шансы хоть чем-то обнадежить вас. Даже тех, кого можно было бы подозревать, вы мне отказываетесь назвать.
— Но я никого не подозреваю. И не могу назвать ни одного человека. Неужели — без моих предположений — этот случай настолько безнадежен?
— Остается только уповать на то, что в один прекрасный момент некто, нас интересующий, натолкнется на меня посреди улицы и исповедуется… Поймите же, я должен поближе увидеть вашу жизнь.
Очень тихо она спросила:
— И вы тоже собираетесь шпионить за мной, мистер Арчер?
— Я работаю на вас, в вашу пользу. Но от чего-то, от какой-то точки мне надо оттолкнуться, и эта точка вы и ваша семья. Я только что видел вашего мужа и вашу дочь, но со стороны.
— Я же настоятельно просила вас не обращаться к моему мужу.
Я изменил тактику. Решил быть погрубее и понахрапистее:
— Итак, если вы не даете мне действовать так, как я считаю нужным, я завязываю с этим делом и возвращаю деньги.
В последовавшем молчании я различил постукивание карандаша по корпусу аппарата.
— Ладно, — сказала она наконец. — Я хочу, чтобы вы сделали все возможное. Давайте какое-то конкретное предложение, если оно у вас появилось.
— Не такое уж обоснованное, однако должно сработать, пожалуй. Есть у вас друзья в Голливуде, киношники или связанные с ними?
Снова тишина. Наконец, в ответ:
— Есть. Милдред Флеминг, она работает секретарем в одной из студий. Сегодня мы с ней виделись во время ленча.
— Что это за студия?
— Кажется, «Уорнер».
— Хорошо… Вы рассказали ей, какая тут у вас варганится замечательная пьеса, а она вам, о том, что у нее есть приятель, который работает в агентстве, занимающемся сценариями. То есть я. Ваши — поверят. — Понимаю, — медленно произнесла она. — Да, ситуация вполне естественная. В общем, все это должно пройти неплохо… Кстати, сегодня некоторые из друзей Джеймса придут к нам на коктейль. Смогли бы вы быть у нас в пять?
— Я приеду немного раньше.
— Хорошо, мистер Арчер. — Она дала мне свой адрес и повесила трубку.
Моя рубашка от пребывания в душной будке совсем промокла. Я вернулся в мотель, надел плавки и пошел на пляж. Голубовато-зеленая поверхность воды медленно волновалась, подчиняясь прибою. Несколько белых яхт пересекали горизонт, их паруса, словно развернутые крылья, казались неподвижными. Я тряхнул головой, отвел от них глаза и бросился в прохладную воду. Проплыл с четверть мили. Меня остановили дальние буйки, целый барьер из перепутанных коричневых и желтых цилиндров и шаров. Поднырнуть под них — плевое дело, но терпеть не мог встреч с подводным миром.
Я перевернулся на спину и поплыл вдоль барьера, — глядя в небо. Пусть на короткое время, но возникло ощущение полной свободы и покоя, будто остались далеко-далеко от меня все люди с их проблемами. Они понастроили пляжей от Сан-Диего на калифорнийском юге до Сан-Франциско на побережье Золотых Ворот, они проложили дороги через горные цепи, вырубили тысячелетние деревья, принося цивилизацию в дикие пустыни. Они таки дошли до океана, мои предприимчивые соотечественники, теперь сбрасывают в него свои грязные воды, но пока еще они его не сгубили.
Солнце над океаном преображало всю Южную Калифорнию. Горы сверкали, здесь много гор. Небо чистое, и вода, несмотря на жару, прохладна. Я подплыл к буйку и все же нырнул под него. Дотронулся до скользкого стержня, соединявшего буек с якорем на дне, холодного и липкого, как внутренности у Страха. Противное ощущение! Я вдохнул побольше воздуху и что есть сил поплыл к берегу, будто некая морская пакость хватала меня за пятки.
Волна выбросила меня на берег. Начал дуть прохладный, на исходе дня, ветерок, неся с собой маленькие иголочки-песчинки.
Как ни странно, я продрог и целых полчаса не мог согреться, пока добирался до Нопэл-Велли. Горная дорога даже на самых высоких ее местах была широкой и еще не заезженной. Значит, ее проложили чьи-то «большие деньги». Их запах сопровождал меня до того, как моя машина соскользнула в долину по стороне перевала, противоположной моему движению.
Долина встретила меня запахом тухлых яиц. Нефтяные скважины, из которых несло сероводородом, разбежались по обеим сторонам дороги. Я мог их видеть с высоты шоссе, по которому проезжал: решетчатые треугольники буровых вышек рядом с деревьями; насосы-качалки, с клацаньем высасывающие нефть, а неподалеку от них пасутся коровы. С тридцать девятого или сорокового года, когда я видал его в последний раз, городок Нопэл-Велли разросся, подобно здоровенной опухоли. Он выбросил свои побеги во всех направлениях — кучки домов, напоминающие спичечные коробки, и тут же вполне современные строения, а к ним прилепились хижины доисторических времен. На полмили растянулась полоса одноэтажных построек: ветеринарных лечебниц, парикмахерских, привлекательных магазинчиков, ресторанчиков, баров, лавок, торгующих спиртным. Здесь расположились и новая четырехэтажная гостиница, и белый куб христианского храма, современной конструкции, и кегельбан, достаточно просторный для того, чтобы в нем можно было разместить самолет «Б-36».
Постепенно пересекающая весь Нопэл-Велли главная улица приняла совсем иной, чем в пригородах, вид, благодаря огнеупорному кирпичу, пластику, неону. Тихий городок в солнечной долине делал крупную ставку, это было заметно, хотя знал ли он на самом деле, что ему с собой делать?.. Изменился внешний вид зданий, модели автомобилей, и люди стали другими. Их стало намного больше, чем при въезде в город. Множество мужчин с деловыми лицами, опаленными солнцем, фланировали по улице, входили в бары и выходили оттуда, — на лицах читалось ожидание: над чем бы посмеяться или во что бы ввязаться. Женщины расхаживали без видимой цели, демонстрируя себя. А вот на повороте улицы стоит полицейский в голубой рубашке, прикрепленная к поясу кобура расстегнута, и оттуда выглядывает пистолет.
Трейл-роуад сворачивала вправо и уходила в отдаленную часть города, где по нефтяным полям отлого взбиралась к горам, с которых видна была вся долина. Петляя по освещенным солнцем холмам, она сужалась в предгорье, превращаясь в конце концов в черную точку.
Я повернул направо. Горы, казалось, возвышались отвесно прямо перед лобовым стеклом машины, они погружались постепенно в тень.
Длинный, приземистый дом, наполовину скрытый, если смотреть с дороги, огромными дубами, расположился на склоне, словно валун-гигант, не нарушающий собой природного ландшафта. Прежде чем подъехать прямо к нему, я вынужден был остановиться, чтобы открыть ворота, что перегораживали путь. С внутренней стороны стены, футов шести высотой, была сплошняком натянута колючая проволока, с дороги не видная.
За воротами вело к дому свежее гравийное покрытие, с обеих сторон аллею охраняли два ряда молодых пальм. На полукруглой стоянке перед домом я увидел парочку автомобилей. Один из них — старый «паккард», тот самый, что стоял недавно у «Театра Куинто». Я оставил рядом свою машину, пересек террасообразную лужайку, где переливались струйки небольших фонтанов. Дом был сложен из необожженного кирпича, цветом местной почвы; прижатый к земле тяжелой крышей, крытой красной черепицей, своей массивностью походил на крепость. Правда, по фасаду его тянулась глубокая веранда, на которую вели низкие бетонные ступеньки. В углу веранды стояла обтянутая зеленым холстом широкая качалка, а в ней свернулась, словно змейка, молодая женщина в красном свитере и красных брючках. Ее голова склонилась над книгой, и очки в пестрой оправе придавали затененному лицу особо сосредоточенное выражение. Сосредоточенность ее была настоящей: женщина даже не заметила меня.
— Прошу прощения. Я ищу миссис Слокум.
— Это я прошу прощения, — на меня взглянули, снизу вверх, с неподдельным изумлением. И сняли свои странные очки. Ба, да это Кэти Слокум. Очки делали ее старше лет на десять, да и фигура тоже могла ввести в заблуждение: настоящая фигура, того типа женщин, которые формируются физически очень рано… Глаза большие и глубокие, как у матери, черты лица еще более правильные, гармоничные. Я мог понять тягу к Кэти, очень юному созданию, искушенного шофера Ривиса.
