Росс Макдональд - Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги
Я последовал за ней. Трудно, видимо, жить в местных условиях! В журнал для регистрации постояльцев я занес свое полное имя, Луис А. Арчер, и точный адрес.
— Я вижу, вы из Лос-Анджелеса, — заметила женщина, забирая у меня деньги за «оплату вперед».
— Временно… По правде говоря, я хотел бы поселиться здесь.
— Неужели? — воскликнула хозяйка. — Ты слышал, Генри? Этот джентльмен хотел бы поселиться в Куинто!
Сидевший в дальнем конце комнаты за конторкой мужчина усталого вида полуобернулся к нам и пробурчал что-то невнятное.
— О, вы полюбите это место, — сказала хозяйка. — Море! Горы! Чистый свежий воздух! А какие ночи… Мы с Генри очень-очень рады, что решили купить этот офис. Куинто в летние ночи — это… это… полно народу, ни одной свободной комнаты, все забито, особенно по ночам. Мы с Генри неплохо на этом зарабатываем, правда, Генри?
Опять раздалось невнятное бурчание из угла.
— А для тех, у кого нет офиса, какие тут возможности заработать?
— Ну, есть тут магазины, есть настоящее одно поместье, есть разные возможности для бизнеса… все, что пожелаете, только — никакой промышленности! Муниципалитет не даст разрешения. Чего далеко ходить, знаете, что случилось с Нопэл-Велли, когда там пробурлили нефтяные скважины?..
— А что случилось с Нопэл-Велли?
— Он разрушен, полностью разрушен. И целая орда оборванцев-мексиканцев, грязных рабочих-нефтяников заявилась неизвестно откуда и буквально сожрала город. Мы не можем допустить у себя ничего подобного.
— Конечно, — произнес я с воодушевлением. — Куинто — жемчужина, и должен остаться прекрасным природным островком… и культурным центром. Кстати, я наслышан об «Актерах Куинто»…
— Да неужели, мистер Арчер? — Голос хозяйки понизился до загадочного шепота. — Вы случаем не голливудский?
— Ну, не совсем голливудский. — Вопрос остался открытым. — У меня работа, связанная с Голливудом.
Я не стал говорить, какая работа. Осматривать гостиницы, снимаемые проститутками, распутывать хитроумные козни супругов друг против друга, шантажировать шантажистов-банкротов. Грязная, тяжелая, изматывающая работа, — о ней пусть буду знать только я.
Хозяйка поджала губы так, будто поняла мои намеки.
— Я как чувствовала, что вы из Голливуда. Догадываюсь — хотите в уик-энд посмотреть новую пьесу. Мистер Марвелл сам ее написал… Он замечательный человек, он сам же ее и подготовил для сцены. Очень хорошая моя подруга, Рита Тридвис, помогает шить костюмы… Так она сказала, что у пьесы большое будущее: кино, Бродвей и все такое.
— Да, — согласился я. — У меня тоже есть отзывы. Где находится театр, в котором они репетируют?
— По правую сторону от шоссе, прямо в центре города. Как только свернете за здание суда, сразу вывеску увидите: «Театр Куинто».
— Благодарю вас, сразу же и пойду, — сказал я и вышел.
Я еще не добрался до машины, а за моей спиной снова хлопнула дверь офиса. Я увидел Генри, ковыляющего в мою сторону через посыпанную гравием площадку. Он подошел ко мне так близко, а запах алкоголя был так силен, что мне пришлось податься чуть назад.
— Послушай, друг, что ты там имел в виду, когда говорил, будто намереваешься здесь поселиться? — Генри оглянулся на дом, чтоб убедиться, что жена не может его услышать. Потом сплюнул на гравий. — У меня есть выгодное предложение, коли тебе интересно. Десять тысяч вперед, а остальные после того, как обработаешь участок. Пятьдесят тысяч всего. Здесь можно поставить двенадцать хороших коттеджей, и в каждом — полная свобода, используй, как хочешь.
— Вы хотите продать мне весь этот участок?
— Нигде, никогда не найдешь эдакое место за такую цену.
— А я-то думал, что вы тут все без ума от Куинто.
Генри опять обернулся, бросил презрительный взгляд на дверь офиса.
— Это она так думает, черт ее дери. Да не сама она… городская Торговая Палата так вот думает за нее. А у меня идея другая: заняться производством ликера в Нопэле.
— Там можно заработать большие деньги?
— Нопэл завален деньгами с тех пор, как там пустили нефтяные скважины, а ведь нигде не сыщешь еще таких транжир, как нефтяники. Каждый из них легко пришел, легко уйдет, денег не жалеет.
— К сожалению, меня это не интересует.
— Ну, смотри сам… Я просто подумал, увидя тебя, что мог бы наконец разделаться с этой дырой. Она не дает мне поместить объявление насчет продажи, черт дери этих баб. — И заковылял обратно.
* * *Люди в Куинто, на его улицах, выглядели словно изможденными солнцем. Темные до черноты — служители великому светилу — молодые в легких, открытых костюмах для загара и купанья, а старики… темны от старости, жилисты, морщинисты от прожитых лет. Белые испанские домики в ярких солнечных лучах казались нарисованными, словно это были декорации, но в их разбросанности и белизне под густо-синим небом таилась своеобразная красота. Внизу и слева от пересекающихся улиц Куинто синей стеной вздымалось море.
Около здания суда я припарковал машину и зашел перекусить в ресторанчик напротив. На официантке был фартук с красным орнаментом, который составлял со скатертью прекрасную пару. А цвет лица девушки, подумалось мне, подходит к цвету кофе. Я немного прибавил ей сверх обычных чаевых и потом направился к «Театру Куинто». На моих часах стрелки показывали два: время, когда репетиция, по моим расчетам, должна идти полным ходом. Если спектакль состоится в конце недели, то к среде актеры должны бы… как они там говорят?.. прогнать всю пьесу целиком.
Театр стоял в глубине улицы на лужайке, заросшей желтеющей травой.
Это было массивное здание, почти без окон, осыпавшаяся штукатурка запятнала стены. Две источенные непогодой колонны украшали собою портик. Приклеенные к ним афиши, оповещали о всемирного значения премьере: давалась пьеса Фрэнсиса Марвелла «Железный Человек». По стене внутри портика рядом с кассой висели на листе голубого картона фотографии: мисс Дженнет Дермотт в роли Клары (блондинка с мечтательными глазами), мисс Лэй Гэллоуэй в роли жены (резкие черты лица и профессионально широкая улыбка, когда крупные зубы, кажется, готовы съесть любого из зрителей).
А вот и глянцевый мужской портрет… Мужчина лет сорока, мягкие волосы, благородный лоб. Большие, полные грусти глаза, небольшой чувственный рот. Фотография сделана в три четверти, чтоб подчеркнуть профиль, который был, ничего не скажешь, красив. Подпись: «Мистер Джеймс Слокум в роли Железного Человека». Если верить фотографии, то мистер Джеймс Слокум мог быть предметом обожания лиц из прекрасной половины человечества. Но не моим, признаться.
Довоенного образца седан «паккард» подъехал к театральной лужайке, из машины вышел молодой человек, широкоплечий, длинноногий, в плотно облегающих ягодицы джинсах и гавайской рубашке в цветочек. Черная шоферская кепка была явно не в его стиле. Видно, он сам это чувствовал: перед тем как захлопнуть дверцу машины, он бросил ее на переднее сиденье, показав мне блестящую шевелюру волнистых волос.
Парень взглянул на меня. Глаза его казались светлее, чем были на самом деле, — так бывает у хорошо загорелых брюнетов… Еще один предмет воздыханий. Такие стадами пасутся летом на курортах Калифорнии. Предмет-два открыл тяжелую дверь в здание театра слева от меня, прошел внутрь, дверь захлопнулась за ним. Я помедлил с минуту и проследовал за красавцем в вестибюль — маленький, тесный и слабо освещаемый красной лампочкой с надписью: «Выход». Парня уже не было, видно, он скрылся за дальней дверью в зал, за которой слышался гул голосов. Я пересек вестибюль и тоже вошел в зрительный зал. Полный мрак вокруг, за исключением сцены, которая была освещена и на которой находились люди. Я опустился на боковое кресло в последнем ряду партера, подумав мимоходом над тем, какого черта мне здесь надо.
Сцена, уже подготовленная к спектаклю, представляла английскую гостиную. Однако актеры еще не надели костюмов. Джеймс Слокум, такой же привлекательный на сцене, как и на фото, в желтом свитере с высоким воротом, что-то репетировал с белокурой девушкой в джинсах.
— Родерик! — говорила девушка. — Зная о моей любви к вам, вы ни разу не обмолвились об этом. Почему же?
— Почему я должен был это сделать? — С видом величайшего изумления пожимал плечами Слокум. — Вы были довольны тем, что любили, я был доволен тем, что любили меня. Разумеется, я делал все от меня зависящее, чтобы поддержать в вас это чувство.
— Что вы говорите? — Она переиграла, выражая свое удивление услышанным от партнера ответом, и ее голос едва не сорвался на крик. — Но я-то, я-то ничего не знала!
— Да, я позаботился о том, чтобы вы ничего не узнали, пока не подошли к той зыбкой черте, что отделяет восхищение от страсти. Но я всегда был готов поднести спичку к вашей сигарете, сделать комплимент по поводу вашего платья, трогательно пожать вам руку при прощании. — Слокум сделал рукой движение, как бы непреднамеренно касаясь женской руки.
