Владимир Безымянный - Русское видео
Сергей производил для кооператива по договору некоторые анализы, получая за то сущие крохи с барского стола: по пятьдесят рублей за сводную таблицу. Независимо от того, заполнена она убористыми колонками полученных данных или прочерками, перемежающимися редкой цифирью, почерпнутой в популярных справочниках. Лучше, чем ничего, но если учесть, что среднее предприятие выплачивало кооперативу за составление экологического паспорта тысяч двадцать, становится понятным, отчего Сергей жаловался на несправедливость. «Днепроэкологу» такое сотрудничество на руку: кто-то же должен делать работу — а тут солидный ученый, кандидат наук, анализы проводятся на дорогой и высокоточной импортной аппаратуре, которую кооператив арендует «во внерабочее время». Больше того — сей кандидат наук еще и сотрудник организации, которая проверяет качество этих самых паспортов. Конечно, у верхушки «Днепроэколога» без того хватало связей, но, как известно, лишних друзей не бывает. Кроме того, их весьма привлекала черная «Волга», подаренная Сергею отцом. Скромные сотрудники кооператива вполне могли обеспечить себя транспортом. Но не садиться же «экологиням» самим за руль — а три четверти персонала кооператива составляли представительницы прекрасного пола. И Сергей колесил по городу и близлежащим районам, расширяя сферу деятельности «Днепроэколога», заключая новые договора и завершая работу по старым. Но, в общем, не перегружаясь. Если требовалось взять на анализ цилидрики почвы по углам территории предприятия и в центре ее, никто, естественно, не гулял вдоль километровых заборов. Хватало и одной пробы, да и ту не всегда брали: земля-то везде одна. Влияние же предприятия на состав атмосферы можно определить еще проще: кто не знает, что у нас везде нечем дышать? Расход сырья и ресурсов выписывался в плановом отделе, а когда главному инженеру вместо ожидаемого штрафа представители «Днепроэколога» предлагали слегка стимулировать плодотворное сотрудничество, естественно, никаких колебаний не возникало…
Несмотря на покровительство Калле, дружескими наши отношения назвать было трудно: имея с производством кирпича весьма отдаленную связь, он занимался своими делами, приносящими достаточный доход, и не мозолил глаза спецчасти. Изредка случалось и мне, благодаря все тому же знакомству с Филей, ужинать с блатными в приличных ресторанах. Принадлежавшие к одному миру, воры тем не менее обладали разным влиянием. Калле, несмотря на свою кажущуюся чужеродность — блатные практически не знают национальных предрассудков, — поддерживал прочные связи с Амурским районом, где сосредоточился цвет воровского сословия.
Эта часть города испокон веков находилась под контролем «деловых». Тамошние участковые жирели на подачках жуликов. И хотя время от времени в районе всплывали такие дела, что круги от них докатывались до обеих столиц, все это сказывалось только на размерах отступных. Путалась в ногах разве что пресса. Ну, с местными газетчиками проще — должны понимать, где живут и чем могут кончиться все эти игры в гласность. Но наезжали и москвичи. Да что толку-то? Ну, обнаглел Матрос со своими подручными, зажировали, как нэпманы, решили, что куплены все краснопогонники-прихвостни. Да таких Матросов здесь десятки! Видите ли, «Крокодил» дал серию статей «Амурские войны»! Работяги и затихли, словно и в самом деле от чудища избавились. Так они и без этого могли спать спокойно: на кой «деловому» их нищенские гроши?
Калле не лез на рожон: на особом режиме быстро приучаются скрывать чувства и сдерживать желания. А денег и прочего имел на «химии» больше, чем иные блатные на свободе. Не хвастал своими заслугами, не трещал о подвигах, больше слушал, чем говорил. В поисках новых сфер приложения своей действительно большой власти не чурался, казалось бы, совершенно бесполезных знакомств. Я довольно быстро сообразил, что эстонца интересовали в первую очередь дельцы разного рода, индивидуалы и кооператоры. Из тех, кому есть чем поделиться. А уж убеждать здесь умели — в изобретательности людям Калле не откажешь.
Как-то спьяну я рассказал эстонцу о деятельности «Днепроэколога». Он как бы невзначай поинтересовался, что это за буржуй ездит ко мне на собственной «Волге», а я наговорил лишнего и тут же пожалел. Этот если и займется рэкетом, то всерьез, не то что мы с братцами Русиными. Неплохой, конечно, Сергей парень, а свое спокойствие дороже. Да ему-то ничего особенно не угрожает — не тот масштаб. Прицел брался выше.
Отказать Калле в просьбе свести его покороче с Сергеем — немыслимо, вся моя жизнь на «химии» всецело завидит от него. Конечно, можно было посоветовать Катерине не появляться больше со своим дружком, но это проблемы не снимало — на своих «жигулях» Калле с легкостью ездил на деловые встречи даже в соседние города, а экс-супруга обитала совсем-неподалеку. Знакомство произошло как бы само собой. Эстонец вообще легко сходился с людьми. Дружески похлопывая по плечу высокого массивного Сергея, Калле, хоть и был ниже на голову, не терял внушительности. Поймав быстрый, подгоняющий взгляд эстонца, я вышел из его комнаты, обставленной во вкусе интуристовских гостиничных номеров. Не смотря на то, что хозяин появлялся дома нечасто он полагал необходимым иметь и здесь приличную обстановку. Все знали, что Калле купил в Амурском районе дом, где живет его молодая любовница, но так или иначе приходилось бывать в общежитии, чтобы не портить отношений с местным начальством. До конца его годичной «химии» оставался месяц, и не было никакого резона растягивать ее еще на год.
Отправившись за «пивом» (если где в общежитии оно и могло сохраниться свыше пяти минут, то только у Калле в холодильнике), я бесцельно бродил по коридорам, покурил у себя в комнате, где стоял прокисший запах мужского жилья, и в конце концов, решив, что времени прошло достаточно, вернулся в каллевы хоромы. Там, золотозубо скалясь, сидел Гриша Худой из команды эстонца. Поглазев на меня с минуту, он сообщил, что Калле с Сергеем отбыли по срочному делу. Мне же предлагается выпить пивка из каллевых запасов и посмотреть единственный в общежитии цветной ящик.
Больше к теме экологии мы с Калле не возвращались, а Сергей и вовсе перестал появляться. А потом стало известно, что они с Катериной расстались, и Сергей вернулся под гостеприимный родительский кров. Но мне уже было не до того — миновал год со дня ареста, маячила возможность досрочного освобождения от «условного» наказания. Прямых выходов на начальство не было, но у меня сложилось впечатление, что Калле замолвил словечко где следовало. Помогла и мама своими презентами-подарочками, нарушений режима за мной не числилось, да и судьи понимали, что сижу я в общем-то ни за что. Словом, меня выпустили. Как раньше писали в прессе, «среди провожающих был и товарищ Калле Юхансон». Ну, что ж, домой я явился с практически готовой рукописью и совершенно не представляя, чем буду заниматься в дальнейшем. Зато желаний было множество.
Вопросами трудоустройства власти мне не докучали (славно освобождаться в эпоху демократии и гласности), так что свои планы я мог строить, не отвлекаясь на общественно полезную деятельность. На первых порах мать еще могла прокормить меня, дать немного передохнуть, но «на жизнь» мне теперь требовалась сумма такого порядка, о которой она и слыхом не слыхивала. И занять не у кого, несмотря на наивернейшее обеспечение: не купить мою книгу не могли. Сам бы стал в очередь за такой. Веселый и жуткий, бесшабашный и скаредный, кровавый и слепо мстительный преступный мир раскрывался читателю здесь во всей красе.
При всей самонадеянности, я сознавал, что сей перл, как и всякий ценный камень, нуждается в огранке. Дело было за опытным профессионалом. Вдохновенные враки Фили я записал по-ученически старательно, оставалось «причесать» вихрастое творение и свести кое-какие концы с концами.
Описав ситуацию маминому двоюродному брату по телефону, я добился у него согласия просмотреть рукопись. Для этого необходимо было ее перепечатать, и как я ни убеждал его, что по чистописанию меньше четверки не имел, дядя заявил, что он радиожурналист, а не экстрасенс или графолог. Две недели потребовалось секретарше из института, где работала мама, для дешифровки трехсот страниц моих криптограмм. Двести рублей. И те взять негде. Мать категорически отказалась финансировать мои начинания, считая, видимо, что я слегка тронулся. Загашник слопал судебный процесс, а судьбу моих коллег из «Био» я выяснять не стал. Противно было. А ведь ходили слухи, что они выкрутились все-таки. Плевать. Я и близко бы к ним не подошел. Лучше я пока побуду по эту сторону решетки.
И все же в кафе я пришел не случайно, сколько бы потом ни разуверял себя в этом. Здесь мы бывали с Калле, когда он прихватывал меня с собой на «ужины». Здесь околачивалась полууголовная да и просто уголовная публика всех мастей. Кое с кем Калле и меня познакомил. Но все равно — идти сейчас к нему не хотелось. Стыдно: лопух, едва освободился и уже клянчит не дать ему подохнуть с голоду.
