Владимир Кашин - Тайна забытого дела
— А я и не хочу жить среди таких, как вы… И прошу не «тыкать».
— Или всю жизнь за решеткой будешь сидеть.
— Диоген в бочке жил — и то ничего.
— Тебе нравится такая жизнь? Что ты там делать-то будешь?
— Думать.
— О чем же можно думать столько лет?
Прямолинейность и задиристость студента сейчас не вызывали у Субботы раздражения, не злили его. А неожиданный, почти алогичный ход мыслей даже нравился. Он снова вдохнул воздух, настоянный на цветущей липе, и подумал, что внизу, в камере предварительного заключения, этот парень со своим норовом быстро увянет и через несколько дней сознается. Именно такие вот горячие быстро и остывают.
— Так о чем же можно думать столько лет?
— О том, откуда берутся такие, как вы.
Суббота сделал вид, что ему захотелось зевнуть.
— Мы с вами не на философской дискуссии, гражданин Гущак. Я хочу от вас только одного. Чтобы вы прямо и честно ответили на вопрос: «Почему раньше скрывали, что ездили с дедом в Лесную, и зачем пытались уничтожить билет?»
Василий молчал. Ему все это надоело. Он почувствовал себя усталым и тоже хотел только одного — чтобы поскорее закончилось это терзание. Суббота решительно подтянул галстук и выключил вентилятор. Стало тихо. Только слышно было, как тяжело дышит Василий.
И Суббота вдруг понял, что беспокоило его все время, в течение всего допроса: казалось, что разговаривает он не с подозреваемым в убийстве студентом Гущаком, а словно перед зеркалом с самим собой. Понял, почему Василий сразу показался ему знакомым, хотя никогда раньше в милиции не бывал. Этот упорный, замкнутый характер чем-то напоминал его собственный.
Суббота подсунул Гущаку протокол. Тот, не читая, подписал каждую страницу.
Когда его уведи, Суббота подошел к открытому окну и, опершись руками о подоконник, предался размеренным дыхательным упражнениям по системе йогов.
3
Подполковник Коваль поехал с Субботой в Лесную не на машине, а электричкой. Обращение управления внутренних дел, расклеенное на пригородном вокзале и на всех станциях той ветки, на которой находилась Лесная, пока не дало никаких результатов, и Ковалю так же, как Субботе, не хотелось расставаться с последней надеждой на неожиданные ассоциации, которые могли возникнуть на пути, проделанном Ардреем Гущаком, или на месте убийства и дать для начала хотя бы новый импульс интуиции.
Известное дело: когда под ногами нет твердой почвы, приходится человеку уповать и на внезапное озарение. Для подполковника Коваля в загадочном убийстве «канадца» было пока еще столько неясностей, что, казалось, восклицательный знак так и не удастся поставить. Ничего конкретного не мог подсказать ему и лейтенант Андрейко, который первым начал розыск.
Для поездки Коваль и Суббота выбрали время, когда заканчивается утренний час «пик», после которого движение поездов часа на два прерывается и станции пустуют. Ведь даже среди людей, спешащих на работу, непременно найдутся зеваки, которые будут ходить по пятам и мешать.
Электричка мягко плыла на северо-запад, оставляя позади заводские корпуса и жилые кварталы. Потом пошли зеленые массивы, в которые поезд влетал, как ракета. Мгновенно проскочив через просеку, он помчался лесом, и замелькали перед глазами высокие деревья. В открытые окна хлынул аромат хвои. В вагоне было много солнца и мало людей. Слева у окна сидела какая-то старушка с корзинкой, накрытой полотняным рушником, в тамбуре, закрываясь газетой, целовались парень и девушка.
Коваль вспомнил свою Наташу, работавшую сейчас пионервожатой в лагере неподалеку от железнодорожной станции, которую они проскочили, и подумал, что обязательно заехал бы к ней хоть на несколько минут, если бы оказался здесь один, без Субботы. И еще подумал о том, смогла ли бы его Наташка вот так же, закрываясь газетой, целоваться с парнем. Ответить на этот вопрос он не мог и поэтому сердито посмотрел на молодого следователя, вызвав у него недоумение своим неожиданно холодным взглядом.
В отличие от подполковника, Суббота все время думал только о деле, ради которого они ехали в Лесную. Ни солнечный день, ни живописные места за широким вагонным окном не радовали его. С того дня, когда ему поручено было дело об убийстве Гущака, не знал он ни минуты покоя. Даже по ночам снились ему Гущаки разного возраста, роста, живые и мертвые, хохочущие и плачущие, и он все путал, кто кого убил. Просыпался, когда ему начинал сниться прокурор, человек, уважительно относящийся к своим подчиненным, но вместе с тем беспощадно требовательный в случае провала следствия. Тот факт, что во главе оперативной группы поставлен теперь Коваль, которому доверяют дела самые сложные и самые запутанные, — признак того, что, во-первых, дело Гущака обрело какое-то новое значение и что, во-вторых, инспектор Андрейко, по мнению милицейского начальства, не справился с заданием, а комиссар милиции, начальник управления внутренних дел, хочет помочь следствию первоклассным, мастерским сыском. Однако подполковник Коваль — это не только помощь, но и контроль, и предупреждение всем, кто в этом деле «задействован», в том числе и ему, Субботе.
Однако, еще раз проанализировав все, что было им сделано, Суббота опять-таки пришел к выводу, что не следует поддаваться никаким фантазиям и иллюзиям и придумывать дополнительные версии, а нужно тщательно разработать ту, которая уже почти привела к успеху. И он успокаивал себя, отгоняя неприятную мысль о том, что со стороны комиссара не исключен элемент сомнения в правильности его, Субботы, действий.
Была и еще одна причина, почему молодой следователь чувствовал себя с Ковалем не совсем уверенно, но причина эта носила характер сугубо личный, и думать о ней Суббота себе не позволял.
Поезд плавно приближался к станции, и следователь впервые увидел в новом ракурсе — из окна электрички — знакомую полосу кустарника, автомобильное шоссе вдоль железной дороги, наконец — место преступления, которое раньше осматривал он, стоя на путях.
Вот и платформа. Коваль и Суббота пошли не вперед, к переходному мосту, а в противоположный конец платформы, туда, где жители восточной части Лесной, не обращая внимания на предостерегающий плакат, спрыгивали на рельсы и что есть духу перебегали через них. Они тоже спрыгнули: Суббота — легко, а Коваль задержался на краю, а потом так неловко приземлился, что ощутил боль в пятках.
Подполковник с горечью подумал, что отяжелел: озабоченный делами, перестал ходить в бассейн, на рыбалку тоже выбраться некогда, даже зарядку стал делать нерегулярно, вот и результат!
Идя вдоль колеи, он второй раз внимательно осматривал местность. Далеко вперед бегут сверкающие под солнцем рельсы. Вырвавшись из станционных сплетений, они выскальзывают на широкий простор. Слева от железной дороги — размякшее под летним солнцем асфальтовое шоссе, справа — мощенка. Шоссе зажато между колеей с поднятыми над землей проводами семафорной сигнализации и ажурными оградами многочисленных домов отдыха, санаториев, пионерских лагерей, утопающих в глубине леса, раскинувшегося на сотни гектаров — до видневшегося едва ли не у самого горизонта большого села.
Метрах в шестидесяти от платформы Суббота остановился и, сказав «здесь», раскрыл папку с бумагами, отыскал план, который набросал во время первого выезда на место преступления.
С того дня, как прокурор вызвал его и велел выехать вместе с лейтенантом Андрейко и медицинским экспертом на дело, казалось, прошла целая вечность. А в действительности — всего неделя, в течение которой Суббота, помня золотое правило — расследовать по горячим следам (время работает на скрывающегося убийцу), — почти не ел, не пил, не спал ночами. И он не может себя упрекнуть — ведь за это короткое время они с лейтенантом вышли на Василия Гущака, и сразу отпали другие предположения и версии, возникшие не из реальных фактов, а из домыслов.
Главное сделано. Создавать теперь новую оперативную группу во главе с подполковником Ковалем просто смешно. Немного утешает мысль, что он как-никак работник прокуратуры, а не подчиненный Коваля, и недоверие свое комиссар высказал, собственно, не ему, а инспектору Андрейко. И следствие доведет до конца он — Валентин Суббота.
На его плане — примитивном, но довольно точном рисунке, изображавшем на линованной бумаге пути, полосу гравия, кусты и тросы семафора, — было помечено место, где нашли труп Гущака, лежавший не на рельсах, а возле них, и отдельно — отрезанная левая рука, отброшенная то ли колесами, то ли потоком воздуха почти к самой платформе.
Рассматривая рисунок, подполковник попросил следователя еще раз рассказать, на что он обратил внимание, по свежим следам ознакомившись с ситуацией, и вообще, каковы были его первые впечатления.
Суббота повторил все, что уже сообщал раньше об осмотре места преступления, о попытках найти сохранившиеся следы на тропинке, идущей вдоль пути, о том, какие предметы были найдены на самом месте и вокруг него: окурки, обгрызенный карандаш, расписание движения электропоездов на летний период.
