Артур Крупенин - Каникула (Дело о тайном обществе)
Вероника осталась лежать в темноте, не в силах пошевельнуться. Конечно, по уму ей бы лучше пожить у мамы, но только не сегодня. Она слишком разбита, чтобы куда-то ехать, так что сегодняшнюю ночь придется провести здесь, на этой кровати, где они еще совсем недавно спали с Рамоном бок о бок и где много лет назад когда-то впервые задумались о переезде в новую страну.
Странная штука жизнь. Не поменяй они место жительства, Рамон, скорее всего, был бы сейчас жив и здоров. Эх, если бы можно было вернуть прошлое и все исправить. Хотя, кто знает, насколько далеко пришлось бы для этого возвращаться. На год назад, когда она узнала об измене? На десять лет, когда они приняли решение перебраться за Пиренеи? Или на все пятнадцать, когда она оставила одного мужчину ради другого?
Выбор, выбор. Вся наша жизнь – сплошной выбор. И вся разница между неудачником и счастливчиком сводится к правильности однажды принятого решения. До прошлого года она была вполне уверена, что не ошиблась, а потом приключилась та дурацкая история.
Помнится, Рамон как-то ближе к выходным, когда обычно случался всплеск их сексуальной активности, дурашливым голосом сообщил:
– Дорогая, плотские утехи отменяются – я получил… э-э… производственную травму.
– А что случилось?
– Были в «поле», я поскользнулся на камне и грохнулся так, что чуть не отбил себе все мужские причиндалы.
– Какой ужас! Когда? Почему сразу не позвонил?
– Не хотел беспокоить.
– Ну хоть врачу-то показался?
– В том-то и дело.
– Что-нибудь серьезное? – переполошилась Вероника.
– Да ну, пустяки, – отмахнулся Рамон. – Небольшая царапина на одном месте.
– Это на каком?
– На главном, – рассмеявшись, ответил Рамон и поцеловал ее. Инцидент можно было посчитать исчерпанным. Потом, уже ближе к ночи, ложась в постель, Вероника из любопытства попросила мужа показать ей «производственную травму». Никогда не стеснявшийся своего тела Рамон неожиданно заартачился. Обеспокоенная Вероника настояла на своем.
– Да на, смотри, – разозлился Рамон и нехотя продемонстрировал свое «ранение».
К ужасу Вероники, приличный кусок кожи на тыльной стороне «главного места» оказался оторванным. Из образовавшейся ранки сочилась кровь.
– Боже, как такое могло случиться?
– Говорю же, поскользнулся, – огрызнулся Рамон.
На следующий день встревоженная Вероника забежала в гости к знакомой, тоже приехавшей из России, врачу-урологу по образованию, нынче трудившейся медсестрой, и рассказала ей про происшествие с мужем. Та сначала расхохоталась до слез, а потом объяснила доверчивой Веронике, что порвавшаяся часть мужской анатомии называется уздечкой и что травмировать ее можно одним-единственным способом – пытаясь засунуть, куда не надо.
Вернувшись домой, Вероника закатила истерику. Рамон поначалу держался как партизан, но потом, уже к утру, изнуренный многочасовой ссорой, психанул и признался, что изменял. И даже не один раз.
Память Вероники потом не раз возвращалась к этому моменту. Не скажи тогда правду ее муж, она бы наверняка дала себя уговорить, и та ее прошлая жизнь продолжилась бы как ни в чем не бывало. Ни болезненного разрыва, ни слез, ни первых седых волос.
Но все вышло, как вышло, и Рамон признался. Почему? Скорее всего, он и сам устал от вранья. А может, потому, что уже давно разлюбил ее?
Вероника перевернулась на живот и, готовая вот-вот расплакаться, уткнулась лицом в подушку.
* * *Составив фоторобот и отпустив Стольцева домой, Лучко принялся листать свой блокнот, размышляя над видением Глеба. Никаких сомнений в его рассказе у капитана не было, не в первый раз вместе работают.
Значит, убийцы Гонсалеса обменивались знаками? В целом это отдаленно смахивает на сигналы, которые подают друг другу хорошо обученные бойцы во время скрытного продвижения по территории противника. Что-то вроде «Наблюдай!» и «Стой!».
Лучко тут же вспомнил рассечения, оставшиеся на лице Гонсалеса от ударов локтем. Хм, испанца завалили профессионалы? Но штука в том, что капитан – и сам бывший спецназовец – никогда не встречал подобных жестов. То, чему их обучали, совсем непохоже на описание Глеба.
И наконец, самое главное. Ну какое, черт возьми, отношение ко всему этому имеет глиняная корова, которую Гонсалес, по словам Стольцева, снял с полки за секунду до того, как в комнату ворвались его убийцы?
Глава 5
Страстной бульвар
Они договорились встретиться на Страстном и пройтись туда-сюда по Бульварному кольцу от Тверской до Арбата. Маршрут был выбран не случайно – когда-то Глеб и Вероника рука об руку вдоль и поперек исходили эти места, знали каждый двор, каждый переулок.
С трудом отбросив нахлынувшие воспоминания, Глеб спросил:
– А что заставило тебя расстаться с Рамоном?
– Жизнь.
– И кто же стал инициатором?
– Мне кажется, это очень личный вопрос. Какое тебе дело?
– Любопытно, только и всего.
– Вообще-то разбежаться предложила я.
– Но почему?
Вероника грустно усмехнулась:
– Ну, ты же лучше меня знаешь, что у археологов, как у моряков, – по невесте на каждом раскопе. В общем, в какой-то момент я устала.
– Значит, Рамоша до самых седин все так и не угомонился?
– Не-а.
– А как он себя вел в последнее время? Ты не заметила никаких странностей?
Она заглянула ему в глаза.
– Ты что, допрашиваешь меня?
– Бог с тобой!
– Да в том-то и дело, что не было ничего необычного. Когда Рамон в последний раз заезжал нас проведать, он был в прекрасном настроении. Все время шутил, дурачился.
– Ты сказала «нас»?
– Да, нас с сыном.
– У тебя есть сын? – Глеб невольно остановился.
– А что тебя так удивляет? Разве ты не в курсе, что женщины иногда рожают?
– Но ты, помнится, категорически не хотела…
– Ну ты даешь. Это когда было-то?
– Твоя правда. Ладно, давай-ка сменим тему. После всего, что случилось, ты не думаешь вернуться?
– Издеваешься? Рамон вот вернулся на неделю – и что? Нет, я в эту клоаку больше ни ногой.
Глеб дружески подтолкнул Веронику в плечо.
– Да брось. Разве ты не находишь, что Родина порядком похорошела со времени твоего отъезда? Оглянись по сторонам.
Затем он задал вопрос, который уже давно вертелся у него на языке:
– Зачем Рамон мне звонил?
– Может быть, искал помощи?
– От меня? После всего, что случилось?
– Послушай, ты можешь хоть на время забыть о том, что мы когда-то расстались из-за Рамона?
– Ты хочешь честного ответа?
Вероника порывисто схватила Глеба за руку.
– Ради всего того, что было между нами!
Он отвел глаза. Вероника еще сильнее вцепилась в его запястье.
– Пожалуйста!
С трудом высвободив ладонь, Глеб нехотя согласился:
– Хорошо, хорошо.
Внезапно откуда-то из сумочки Вероники послышался слащавый мужской голос, нежно выводящий Besame, besame mucho – это звонил мобильный.
«Бьюсь об заклад, мелодию звонка выбирал еще Рамон, это вполне в его духе», – подумал Глеб.
Вероника вынула телефон из сумочки, но, ткнув пальцем куда-то не туда, сбросила звонок.
– Купила новый телефон перед самым отъездом, все никак не привыкну, – пожаловалась она.
М-да, похоже, Рамон тут ни при чем.
– Через два дня похороны, – печально сообщила Вероника. – Придешь?
– Да, конечно. И вообще, если нужно чем-то помочь…
Она покачала головой и отвернула лицо, чтобы скрыть набежавшую слезу, однако быстро взяла себя в руки.
– Знаешь, мне, по правде, и самой совершено непонятно, почему Рамон позвонил именно тебе?
– А я тебе о чем толкую? В Москве миллионы телефонных номеров, а он набрал мой.
– Вот в этом-то нам с тобой и предстоит разобраться. – В голосе Вероники не чувствовалось и следа недавней слабости. Она выглядела спокойной и сосредоточенной. – Рамон явно хотел, чтобы ты ему помог, так? Теперь его больше нет. Но ты же можешь помочь мне.
– В чем?
– Я хочу знать, кто и за что лишил моего сына отца.
– Но каким образом я могу быть тебе полезен?
– Ой-ой, не скромничай. Я уже поняла, что ты регулярно оказываешь помощь вашим силовикам. Но откуда у тебя, скажи на милость, эти способности? Раньше я ничего такого за тобой не замечала.
Глебу ничего не оставалось, как рассказать о давнишнем происшествии, травме головы и ее чудесных последствиях.
Вероника отреагировала фразой, прозвучавшей по-русски довольно коряво:
– Это больше чем гениально!
Непривычное сочетание слов резануло слух. Господи, да она стала говорить на родном языке как иностранка!
– Значит, ты теперь запросто видишь всех и вся насквозь? – спросила Вероника с легким смешком.
– Ну, во-первых, не всех и не вся, а только те предметы и тех людей, с которыми вступаю в непосредственный контакт. Во-вторых, этот контакт должен быть достаточно продолжительным, чтобы я успел сосредоточиться. В-третьих, это получается отнюдь не запросто – видения даются мне с трудом, и чем дальше, тем больше. Кроме того, «третий глаз» открывается не всегда. Временами как ни тужься, а кроме мигрени ничего не добьешься. Так что я стараюсь пользоваться этими способностями лишь в исключительных случаях.
![Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]](/uploads/posts/books/99071/99071.jpg)
