Полина Дашкова - Никто не заплачет
Пес слушал ее очень внимательно, склонив голову набок и шевеля длинными шелковистыми ушами.
Вера вылезла из-под теплого одеяла, поеживаясь, подошла к письменному столу
– Ну, что там у нас нападало? – произнесла она, перебирая листы с факсами, поступившими за ночь.
В основном это были длинные, мелко напечатанные тексты на английском и французском языках.
– Так, это опять про морских млекопитающих, это фауна Ледовитого океана, манифест в защиту новорожденных китят, еще манифест, – бормотала Вера себе под нос, перебирая страницы, поднося их очень близко к глазам, – а это вообще чушь какая-то. О Господи, что это за язык?
Держа в руке листок с двумя строчками текста, написанного очень крупно от руки, Вера стала искать очки. На столе их не было, на тумбочке у кровати тоже.
– Мотя, ну помоги мне, – обратилась она к собаке, – ищи, Матвей, ищи!
Пес деловито побежал в прихожую и вернулся через минуту, держа в зубах белый носок.
– Нет, Матвей, – вздохнула Вера, – не то. Очки… – Она прошлепала босиком на кухню, оттуда в ванную.
Мотя тем временем опять рванул в коридор, вернулся, поставил лапы Вере на плечи и прямо в нос сунул ей старую кроссовку.
– Все, спасибо. Ты, конечно, молодец, но мне надо совсем не то. Ладно, если мои очки попадут тебе в зубы, им конец.
Зазвонил телефон.
– Фирма «Стар-Сервис»?
– Вы ошиблись, – буркнула Вера и, кладя трубку, увидела наконец свои очки, они лежали на телефонном столике в прихожей.
– Кажется, это польский, – задумчиво произнесла Вера, вглядываясь в крупные латинские буквы, – или чешский. Карлштейн… Слово немецкое. Но Германия ни при чем. Вроде есть такой городок под Прагой…
Телефон зазвонил опять.
– Можно попросить Антона? – На этот раз голос был женский.
– Вы ошиблись. – Она хотела повесить трубку, но услышала:
– Фирма «Стар-Сервис»?
– Девушка, никакой фирмы по этому номеру нет. Пожалуйста, вычеркните его и больше сюда не звоните.
Эти дурацкие звонки донимали Веру и ее маму вот уже третий день. Совершенно неожиданно в квартире поменяли телефонный номер, и теперь телефон заливался круглые сутки. Звонили и в полночь, и в пять утра. Какие-то Гарики, Додики, Рустамы Ибрагимовичи требовали к телефону каких-то Антонов и Денисов. Мама ругалась страшно, собиралась подать в суд на Московский телефонный узел. Однако выяснилось, что это была целая компания, по всей Москве. Почему-то вдруг, ни с того ни с сего, в городе стали менять телефонные номера.
Вере Салтыковой незадолго до этого подвернулась переводческая «халтура». Три месяца она сидела без работы, и вот неделю назад позвонила подруга, сказала, что «Гринпис» проводит в Москве международную конференцию по глобальным вопросам экологии. Требуются переводчики со знанием английского и французского. Перед началом конференции надо перевести кучу информации, которая будет поступать по факсу со всех концов мира, а потом предстоит десять дней синхронки, по двенадцать часов в сутки. Платить должны по международным расценкам, то есть можно заработать очень приличные деньги.
Вера, конечно, согласилась, подписала контракт. И вот вчера утром ей дома установили казенный факс. Подготовительные документы посыпались в огромном количестве. Иногда среди пламенных воззваний в защиту морских млекопитающих, чистоты вод Арктики и Антарктики попадались какие-то случайные тексты о займах, кредитах, договорах и ценах на недвижимость, написанные по-русски и адресованные все той же фирме «Стар-Сервис», название коей Вера и ее мама уже не могли спокойно слышать. Номер факса был тот же, что и новый телефонный, то есть недавно он принадлежал этой злосчастной фирме. Скорее всего, «Стар-Сервис» разорилась, и теперь ее бывшие владельцы скрываются от назойливых кредиторов.
Вере Салтыковой до этого, разумеется, никакого дела не было. Она с головой ушла в работу и целый день переводила с французского и английского экологические шедевры. Впрочем, факсов, адресованных фирме «Стар-Сервис», было не так уж много.
Все еще держа в руках листок со странным текстом без адреса и обращения, написанный от руки то ли по-польски, то ли по-чешски, она зашла в ванную и повернула кран. Вместо горячей полилась ледяная вода. Вера прикоснулась к трубе радиатора. Ну конечно, с сегодняшнего утра горячую воду отключили на полтора месяца! И что же она, растяпа, не помыла вчера голову? Ладно, придется греть в кастрюлях.
Сладко зевнув, Вера бросила листок на кухонный стол, зажгла газ. Пока грелась вода, она уселась на кухонный диванчик и рассеянно перечитала латинские буквы непонятного факса. Когда-то она увлекалась графологией. На втором курсе романо-германского отделения филфака университета был даже спецсеминар по графологии. Вел его профессор-психолог, посещение было свободным. Вера ходила на каждое занятие с удовольствием.
В наше время все реже попадаются тексты, написанные от руки. Если только чиркнет кто-нибудь телефонный номер или записку. А так, пишут на компьютерах, в крайнем случае – на пишущих машинках. Среди гор бумаг, заполненных механическим текстом, этот листочек был единственным, написанным человеческой рукой. Сначала Вера не сообразила, почему так внимательно разглядывает крупные латинские буквы, а потом поняла: писавший страшно волновался. Рука у него дрожала, но это не почерк алкоголика или больного. Тот, кто отправил факс, был здоров. Он нервничал, спешил, но при этом старался вывести каждую букву как можно тщательнее, очень хотел, чтобы его поняли. Однако почему же тогда не воспользовался компьютером и принтером? Там, где стоит факс, компьютер есть наверняка…
Содержание текста понять было несложно. Просто адрес: «Карлштейн, улица Мложека, дом 37, третий этаж. „Мокко“. Туретчина. Брунгильда». Да, действительно, Карлштейн – это маленький городок неподалеку от Праги. Пять лет назад они с мамой были в турпоездке по Чехословакии. Но что такое «Мокко»? Сорт кофе? Однако при чем здесь кофе? Может, прозвище? Почему нет имени, чей это адрес? При чем здесь «Туретчина» и «Брунгильда»? Туретчина на славянских языках – Турция. Брунгильда – героиня германского эпоса. Это похоже либо на розыгрыш, либо на шпионский шифр. Но шпионы передают информацию как-то иначе…
Вера ясно вспомнила тихий уютный городок Карлштейн. Там только частные домики, один-два этажа. Туристическую группу возили смотреть замок четырнадцатого века с известной на весь мир коллекцией готической живописи и рыцарского оружия.
Вода в двух больших кастрюлях долго не закипала. Чтобы не терять времени, прямо в ночной рубашке Вера села за письменный стол, включила компьютер и взялась за перевод. Но опять зазвонил телефон.
– Да! – рявкнула она в трубку.
– Доброе утро, Веруша…
От одного звука этого мягкого баритона у Веры вздрогнуло сердце.
– Здравствуй, Стае, – как можно спокойнее ответила она.
– Как дела? Как мама? – быстро спросил баритон.
– Спасибо, нормально. – Вера старалась, чтобы в ее голосе звучали ледяные нотки, но голос предательски дрожал.
– Ты не могла бы уделить мне пару часов?
– Нет, прости, я очень занята.
Вера подумала, что надо положить трубку сию же минуту, и вообще класть ее молча всякий раз, когда из нее раздается этот приятный баритон. А еще лучше сказать: «Стае Зелинский, будь так любезен, не звони мне больше никогда».
Но ведь она сама позавчера позвонила ему и продиктовала на автоответчик свой новый телефонный номер. Сама!
– Ну хотя бы час. Я приеду к тебе, когда скажешь, Верочка, выручи меня в последний раз, очень тебя прошу. Ты же знаешь…
Она знала: ему надо опять что-нибудь перевести, написать пару страниц дурацкого текста по-французски или по-английски, позвонить за границу, торговаться с каким-нибудь финном о поставке партии бумаги. Ему всегда что-то такое от нее надо, и он не стесняется.
– Когда ты заведешь себе секретаршу или женишься на женщине, которая владеет хотя бы одним иностранным языком? – тихо спросила Вера.
– Ну не злись, Веруша, солнышко, ты же умница, и вообще, я так соскучился.
– У меня очень много работы. Я занята. – Голос ее дрожал, она взглянула в зеркало над телефонным столиком и заметила, что щеки горят.
«Дура несчастная, размазня! – мысленно обратилась она к своему лохматому, неумытому отражению. – Ну пошли его наконец! Пусть катится как можно дальше. Есть у тебя хоть капля человеческого достоинства?»
– Ладно, так и быть, можешь приезжать. Через час. Нет, через два отрывисто проговорила она, с ненавистью глядя в глаза своему отражению.
Положив трубку, она побежала на кухню, выключила газ под кипящими кастрюлями, ринулась в ванную, расплескивая кипяток, чуть не обварила себе ноги.
Мыться, сидя на корточках в холодной ванне и поливая себя теплой водой из ковшика, очень неудобно. В прихожей опять зазвонил телефон, пена шампуня попала в глаза, Мотя стал скрести лапой дверь, жалобно завыл. Во дворе запускали петарды. Пес панически боялся этого грохота и каждый раз прятался именно в ванной. Ванная для него была чем-то вроде бомбоубежища.
