Лариса Соболева - Оберег от порочной любви
– Всегда ты этим занималась. Сегодня у меня...
– Знаю, рыбалка. – Подкрасив губы, Тори захлопнула пудреницу.
– Какая рыбалка? – поднял он плечи, не понимая, на что намекает жена, а она намекнула.
– На которой рыбку удят.
У жены замечательная черта: никогда она не устраивает сцен, не скандалит, не оскорбляет и не грозит, хотя умна и просчитывает мужа, как ЭВМ. Неизвестно, что лучше: скандал с битьем посуды или такие вот намеки, сказанные невинным, доброжелательным тоном, как сейчас.
– Особенно хорошо она ловится на вечерней зорьке, правда, рыбы я ни разу не видела, но не всем же везет поймать. Может, у тебя сегодня футбол, после вы будете отмечать удачу или поражение.
– К чему футбол приплела? – возмутился он, наконец сообразив, что подразумевает Тори под рыбалкой и футболом. – Я не то хотел сказать. Сегодня у меня энергетический баланс на нуле! Я не в состоянии сортировать подарки, варить кофе... у меня голова трещит.
– Треск пройдет, лишь бы голова осталась на месте.
Тори поднялась с дивана, повесила на плечо сумочку.
– Куда ты несешься вся при параде?
– На рыбалку, – улыбнулась Тори. – Или на футбол. Женский. Точно пока не решила. Приеду... не знаю когда. Ты уж тут сам хозяйничай. До свидания, дорогой.
Чмокнув обалдевшего мужа в щеку, она, играя бедрами, легкой поступью направилась в прихожую.
Конечно, Тори, намекнув Роберту, что и она не прочь сходить налево, торопилась не к любовнику, которого у нее нет. В почтовом ящике обнаружила вторичное извещение на получение то ли заказного письма, то ли бандероли – точно не поняла. Она села в машину и отправилась на почту. Ну а потом проведет время с подругами, чтоб досадить Робу, чтоб он знал: она востребована у мужчин. Иногда полезно встряхнуть идиота, не умеющего ценить добродетельную жену.
Это оказалась бандероль – маленькая, прямоугольная, на вес легонькая. Идя к выходу, Тори нетерпеливо вскрыла почтовую упаковку, кинула в урну. Еще один слой из тонкой бумаги. Полностью распаковала бандероль она уже в машине. То, что ей прислали, вызвало недоумение: в руках Тори держала старую потертую картонную коробочку с надписью «Серебристый ландыш» и грубым рисунком. Были когда-то такие духи, не духи, а кошмар – маслянистые, вонючие, стоившие дорого – шесть рублей. Открыв коробочку, Тори изумленно подняла брови: в картонном углублении лежал цилиндрический пузырек, наполовину заполненный желтоватой жидкостью.
Это что, подарок?! Ей?! Кому взбрело в голову прислать такое дерьмо? Эх, рано выбросила почтовую упаковку, не станет же она теперь рыться в урне, доставать бумагу, чтобы посмотреть, от кого бандероль.
Тори чуть наклонила голову и брезгливо принюхалась. Да, это духи, те самые – «Серебристый ландыш», давным-давно снятые с производства. Ну, может, их и выпускают, Тори не ходит по дешевым магазинам, не знает, что там продается. Кстати, коробка старая, пузырек неполный... Значит, духи кто-то хранил с давних времен? Для чего? Чтобы прислать ей в подарок? Она эти духи не выносила. Нелепость.
Стоп, а может, в коробке лежит записка, объясняющая все это? Тори распотрошила ее, тщательно осмотрела, ничего не нашла. А если нечаянно выронила? Но и на полу авто пусто, значит, отправитель не удосужился написать пару слов. Небрежно завернув в бумагу дурацкий подарок, она кинула сверток на заднее сиденье. Не настолько Тори глупа, чтоб не понять: бандероль имеет какое-то значение, но какое?
Уткнув лицо в большую грудь Брасова, Наташа дала волю слезам. Он терпеливо выжидал, когда она наплачется, растерянно похлопывая ее по спине. Как только рыдания уменьшились, а между всхлипываниями растянулись паузы, Брасов спросил:
– Когда это случилось?
– После дня рождения Роба. Ночью. – Наташа подняла лицо, глаза ее были безумными. – Я узнала только в воскресенье, поехала к нему... соседи... Не стала вам сообщать, думала, ошибка, а сегодня... Я его видела, Юра!
– Успокойся, теперь-то ничего не изменишь...
– Не верю, что Лешка сам... Он не должен был, понимаешь?
– Понимаю. Ты постой здесь, я пойду посмотрю на него.
– Не веришь мне? Это он, наш Лешка.
– Все равно пойду, возможно, что-нибудь выясню.
Брасов позвонил, дверь открыл санитар:
– Вы за трупом?
– Пока только хочу посмотреть на Алексея Семеренко. Я его друг. Можно?
Его пустили без проблем, провели по коридорам, показали. Брасов мужчина довольно крепкий, в смысле – нервная система завидная, а тут непрошеная слеза накатила при виде мертвого лица. Он вспомнил последний разговор с Лешкой до мелочей, планы не только на понедельник, невольно произнес:
– Неужели он сам?
– Сам, сам, – сказал второй мужчина, видимо, патологоанатом. Брасов не спросил, кто он, но почему-то так подумал.
– Вы уверены?
– Полагаете, его сбросили? – усмехнулся мужчина.
– А вы считаете, так не бывает?
– Отчего же? – пожал он плечами. – Бывает. Но когда сбрасывают, применяют силу, человек сопротивляется...
– Понятно, на теле следов насилия нет.
– Нет. И второе: человек кричит, когда падает, если его насильно сбрасывают. Кричит непроизвольно, это крик о помощи, хотя помочь никто не может. Ваш друг не кричал ни на балконе, то есть не звал на помощь, тем самым привлекая внимание тех, кто не спит или находится во дворе, ни когда летел. Есть свидетели. Молодые люди находились во дворе, когда он падал вниз.
– Может, его напоили снотворным, а потом...
– Не напоили. Алкоголь он перед самоубийством принимал, но, по результатам экспертизы был в приемлемом состоянии, не заметить, как его выбрасывают, не мог. Больше скажу, в его квартире побывала милиция, дверь он закрыл изнутри, выламывали замок. Не волнуйтесь, законность соблюли. Соседи, они же были понятыми, показали, что жил ваш друг одиноко. Так вот следов присутствия еще кого-нибудь не обнаружено. Вам трудно с этим смириться, но ваш друг прыгнул сам.
Сам! В голове не укладывалось!
Брасов вернулся к Наташе, посадил ее в машину, спросив:
– Куда тебя отвезти?
– Домой. С работы я отпросилась. Юра, поможешь? Лешку надо похоронить, а я никогда этим не занималась.
– Помогу.
4
Елки-палки, чтоб получить тело из морга, нужны соответствующие бумаги, своеобразная накладная на труп! Брасов справился, остальное возложил на Наташку, дав в помощь людей, а деньги у Лешки лежали в бюро. Копил на машину, накопил себе на похороны. Итак, в среду.
Вторник Брасов посвятил работе, несмотря на скверное настроение, когда заниматься ничем не хочется, но его отвлекала только работа. Три склада, магазин стройматериалов и пять салонов электро – и бытовой техники – не хило, он иногда бесцельно носился по объектам, лишь бы устать до одури.
Утро среды началось со скандала с Зинулей. Брасов, собираясь на работу, наказал жене ехать к Лешке домой и помочь Наталье с поминками.
– Я что, кухарка? – взбеленилась Зинуля. – Вы все при деньгах, не могли скинуться и снять кафе?
– Народу будет немного, мы хотим помянуть Лешку в его квартире, поняла? Не смей перечить, один раз постоишь у плиты, не сдохнешь!
– Как ты со мной...
– Молчать, я сказал! Тоже мне барыня!
И дверью – хлоп! Он не любитель показывать характер, считая ссоры пустой тратой времени и здоровья, но в редких случаях, не встречая понимания со стороны Зины, его накрывает. В машине отдышался, Игорь посочувствовал:
– У вас будет трудный день. Мне когда подъехать?
– В половине второго, похороны в три...
Вдруг он почувствовал недостаток кислорода – она, опять она! На том же месте! Мираж... Нет, стоит у киоска на самом краю тротуара! В той же юбке и кофточке, в том же плаще нараспашку, в тех же туфельках, и смотрит! На него смотрит! Черты лица... не может быть!!! Этому надо положить конец, эдак недолго свихнуться.
– Останови машину, – приказал он Игорю.
– Здесь нельзя останавливаться, вон знаки...
– Останови! – гаркнул Брасов.
Игорь немного заехал на тротуар, машина стала, Брасов выскочил, оглянулся. Девчонка скрылась за киоском, направившись в противоположную сторону, он ринулся за ней, одержимый одним желанием: догнать, посмотреть вблизи, услышать голос, потрогать. Народу полно, но, приподнимаясь на цыпочки, он видел длинный пушистый хвост из светлых волос, перетянутый заколкой, плащ светло-красного цвета, ремешок сумочки на плече. Он бежал, лавируя среди встречных и попутных прохожих.
Вот она близко... Вот осталось метра три... Брасов догнал, взялся за ее плечо и потянул на себя...
Девушка остановилась, повернулась к нему, глядя изумленно, а Брасов, открыв рот, не в состоянии был произнести ни звука.
– Вы меня? – спросила девушка. – Что вам?
Кофточка, юбка, плащ, волосы, рост те же. Девчонка не та! Не та девчонка – как это может быть?!!
– Из... извините, – вымолвил он через силу. – Обознался...
Пожав плечами, она продолжила путь. Глядя ей в спину, он стоял посереди тротуара, покрывшись липким потом, опустив руки вниз и ничего не понимая. У этой абсолютно другое лицо, незнакомое, с остренькими и невыразительными чертами, с веснушками на носу и щеках. Ее он никогда раньше не встречал. Но Брасов поклялся бы на чем угодно и чем угодно: только что у дороги он видел совсем другую девчонку, с лицом, которое он хорошо знает и помнит, отчего подкатывает к горлу неприятно-сладковатый комок и охватывает ужас. Ошибиться не мог, исключено, он в здравом уме. В то же время одежда на конопатой девочке тютелька в тютельку, что была на...
