Лариса Соболева - Оберег от порочной любви
Роберт чмокнул жену в щечку, дружно соединились бокалы и рюмки, улыбки засияли на лицах, а Леденев произнес:
– Им можно позавидовать.
– Можно, – согласился Брасов и совсем тихо добавил: – Но не нужно.
Празднование подходило к концу. Леденев устал от приставаний, его ведь тянули в разные стороны, хорошо еще, не все гости оказались знакомыми. Он первым и распрощался, его вышли проводить несколько человек, Тори напомнила:
– Ты обещал посвятить один вечер нам.
– Помню. Позвоню.
– Я предлагаю у нас встретиться, – зачастила Зина. – Можно и заночевать, если засидимся, у нас дом огромный...
– Наш тоже не маленький, – заметила Тори.
– А я приглашу официантов и поваров, – рисовалась Зинуля, мол, мы с Юриком настоящие буржуа.
К ресторану почти бесшумно подкатила крутая иномарка. За рулем сидела молодая женщина. Леденев заторопился:
– Дамы, потом решим, где и когда, а сейчас извините. Наташка, выше нос. Пока?
Глядя вслед автомобилю, Роберт присвистнул:
– Видели, какая леди его возит?
– И какая же? – фыркнула Тори.
– Сверхсовершенство.
– Что ты там успел рассмотреть?
– Мордашку с восточной примесью и верхнюю часть. Остальное дорисовать нетрудно.
– Ну, все, все, пошли, – загоняла приятелей Тори. – Там еще торт и кофе с чаем. Жаль, Глеб не попробует...
М-да, уж кто вызвал зависть, так это Леденев.
3
В начале второго ночи Алексей поднялся на лифте, открыл квартиру, кинул ключи на полку. С Наташкой слегка поцапался, она рвалась к нему поехать, а он отказал наотрез, желал побыть один, по крайней мере сегодня и завтра. На прощание сказал ей:
– Не дуйся. Знаешь, нам пора определиться, не бегать друг к другу, а жить вместе. Моя квартира больше, так что за субботу соберись, в воскресенье вещи перевезем ко мне.
– Я не ослышалась? Ты серьезно?
А у самой глазенки заблестели, на щеках появился румянец, она прямо за считаные секунды расцвела и протрезвела.
– Я сказал, а ты думай. – И пошел ловить такси, оставив ее переживать свалившееся счастье.
Он выпил минеральной воды, потом из кухни двинул в комнату, на ходу расстегивая рубашку, включил свет. Засуетился в поисках сигарет и пепельницы, не помня, куда дел, а то и другое – на полке книжного шкафа. Алексей поставил пепельницу на стол, сигарету сунул в рот, достал из кармана брюк зажигалку, только хотел прикурить...
Его взгляд задержался на предмете, лежавшем посередине чистого стола. Вещица страшнее атомной бомбы, потому и приковала глаза. Ее не было, когда он уходил. Алексей не задумался, откуда она взялась, кто ее туда положил. Она, яркая, лежала на темной полировке, и этого было достаточно, чтобы умереть на месте. Он чувствовал, как нестерпимо защемило сердце, словно попало в стальные тиски, или в него воткнулись сотни иголок, но не умер. Шевелились волосы, по коже пробегал холодок, перехватило горло. А он стоял, не двигаясь, стоял мучительно долго, глядя на середину стола. Вещица не исчезала, хотя должна была бы раствориться, и тогда пришло бы понимание: привиделось, почудилось. Стало бы легче? Нет, теперь уже точно нет, даже если б исчезла. Но вещица здесь, и это знак – такой же реальный, как она сама...
Алексей отвел глаза в сторону, прикурил, затем снова бросил взгляд на стол. Не показалось, нет. В сущности, это уже не имеет значения. Он прошел к балкону, отодвинул шторы, распахнул дверь и вышел на воздух.
Сентябрьская ночь дохнула на него влажной прохладой, пахло угасанием. Внизу – апофеоз огней, больших и крошечных, разбросанных хаотичным узором, бессмысленным и тесным. Вверху – бездонная пропасть, нависшая над хаосом, пугающая своей вечностью. Алексей спокойно курил, глядя перед собой, одновременно видя то и другое, находясь между небом и землей. Докурил до фильтра, окурок полетел вниз...
Понедельник удобен для благих починов потому, что с него начинается новая неделя. Многие как поступают? С первого числа я делаю то-то, или с пятого, или с десятого, а Брасов с понедельников. Он дал себе слово: не пью, не курю и не жру. С утра выпил апельсинового сока, съел салатик. В животе заурчало: хочу мяса, ветчины, котлет, на худой конец колбасы или сосисок штук пять с макаронами, можно хлеба с маслом и сыром, но чтобы масла было толщиной с палец, а сыра граммов двести.
– Шиш, – решительно сказал Брасов своему алчному желудку. – Зинуля, мне кофе без сахара.
Кофе без сахара потрясающая гадость, но он выпит. Это еще что! Со следующего понедельника он еще и зарядку начнет делать, обливаться холодной водой. Как раз организм отойдет от сигарет, сразу нельзя давать нагрузку на сердце. Брасов с чувством выполненного долга плюхнулся на сиденье авто, водитель крутанул руль. Дышалось легко, обновление он уже чувствовал, так ведь ни единой выкуренной сигареты! И так будет всегда.
Подъезжая к знакомому киоску, Брасов напрягся, его глаза беспокойно забегали в поисках... А девчонки нет! И не должно быть. Настроение заметно взлетело. Ах как чудно начался день!
Лина в приемной, как всегда, в монашеском облачении стучала по клавиатуре компьютера.
– Должен прийти мужчина по фамилии Семеренко, зовут Алексей, немедленно его ко мне в кабинет и не мешать. – Брасов остановился у ее стола, потянуло сказать ей что-нибудь приятное, да комплименты делать он не мастак. – Лина, тебе не хочется одеться во что-нибудь светленькое?
– Это мой стиль. Вам не нравится моя одежда?
Расстроилась. Дура.
– Нет, мне нравится... но... черновато как-то.
– Что бы вы хотели видеть на мне?
А ведь скажи он: хочу видеть на тебе трусы и бюстгальтер, она придет на работу именно так, с нее станется. Осторожней надо быть.
– Я вообще-то... м... просто так... Кофе принеси. Без сахара.
Без сахара – это сигнал, что у шефа очередной закидон насчет здорового образа жизни. Лина кивнула, мол, сделаю хоть кофе, хоть отвар из трав, удовлетворю все капризы, но взгляните на меня чуточку нежнее. А Брасов не ходок, потому что ленивый, ко всему прочему абы какая баба ему не нужна. Поэтому ухаживать, тайком встречаться, лгать жене и любовнице – лучше лишний часок поспать, телик посмотреть, поесть... Нет! Слово «поесть» вычеркивается из лексикона.
Единственное, чему он отдает себя, – работе. Это и отдых, и увлечение, и развлечение, и отдушина. Приумножать деньги не каждый умеет, для этого талант необходим, а поставить дело – ум. Вот и предался Брасов любимому занятию, да не заметил, как время пролетело, очнулся, когда на сотовый позвонила... Наташка! Она никогда не звонила, даже денег ни разу не занимала, гордячка. С голой задницей, но гордая. Его заинтриговало: чего это она удумала?
– Да, Наташа, – сказал он в трубку.
– Юра... – произнесла она и замолчала, всхлипывая.
– Я слушаю, говори.
– Юра, Лешка... Лешка...
Брасов механически поднял руку – на часах два, Лешка должен был прийти в одиннадцать.
– Что – Лешка? – теряя терпение, рявкнул он в трубку. – Да говори, черт тебя возьми!
– Лешка уме-ер, – завыла Наташка.
– Не понял... э... кто умер?
– Лешка умер. Семеренко...
– В честь чего это умер? – Нет, до него не доходила реальность внезапной смерти. – Наталья, ты не того... Как умер?
– Прыгнул с балкона.
– Что ты несешь, с какого балкона?
– Со своего. На тринадцатом этаже-е-е...
– Погоди, мне нужна ясность. Ты где сейчас?
– В морге. Возле морга. У двери-и-и...
Брасову стало жарко, как в сауне, он сдвинул узел галстука вниз, рука зашарила по столу, не нашла то, что искала, автоматически выдвинула ящик стола, нащупала пачку сигарет.
– В морге, – повторил он, вслушиваясь в слово. – Никуда не уходи, я сейчас приеду. – Брасов тут же позвонил Игорю. – Подай машину, поедем в морг.
Сигарета сама собой очутилась во рту, за ней и рюмка коньяка в руке, с их помощью Брасов пытался постичь невозможное.
Трехдневные попойки основательно подрывают здоровье. В пятницу Роберт отмечал день рождения с друзьями и нужными людьми, в субботу накрыл поляну для своих сотрудников, а родственникам, которые не любят толчеи и шума, отвел воскресенье. На даче отца отметили праздник в спокойной обстановке с шашлыками и без помпезности. Зная, что в понедельник будет отходняк, Роберт предупредил замов: если и явится на работу, то к концу рабочего дня. Проспал он почти до двенадцати, выпил водички, поплелся бродить по дому в поисках кого-нибудь, кто подаст завтрак. В гостиной застал Тори, да-да, именно застал, потому что она куда-то собиралась и наводила последние штрихи на лицо.
– Уходишь? – озадачился Роберт.
– Угу, – дала она краткий ответ, не вдаваясь в подробности.
– А кто мне завтрак подаст? Где Анька?
Анька – домработница, девушка молодая и расторопная, но непривлекательная. Тори ее выбрала с прицелом, чтоб хотя бы дома не залезли в ее постель.
– У Анны выходной. Ты не в состоянии сделать себе бутерброд и сварить кофе? Кстати, разберись, пожалуйста, с подарками. Те, что не нужны, отложи отдельно, отдадим нуждающимся.
