Юлия Шилова - Крик сквозь стену, или Вернуть бы тех, кого забрали небеса
НЕ ПРИВЕДИ ГОСПОДЬ ИСПЫТАТЬ ВАМ ТО, ЧТО ИСПЫТЫВАЮТ ЭТИ ГЛУБОКО НЕСЧАСТНЫЕ ЛЮДИ, РОДИТЕЛИ ТЕХ, КТО ЕЩЁ ЖИВ. СКАЗАТЬ, ЧТО ИМ ТЯЖЕЛО, – НИЧЕГО НЕ СКАЗАТЬ. ПРОЯВИТЕ ЧУТОЧКУ ЖИВОГО УЧАСТИЯ И СОСТРАДАНИЯ… НЕ БЕЙТЕ ТЕХ, КТО И ТАК ЗАБИТ ПОЧТИ НАСМЕРТЬ СОБСТВЕННЫМИ ДЕТЬМИ. СТРАШНЕЕ ЭТОГО НИЧЕГО НЕТ…
ЭХ, ВЕРНУТЬ БЫ ТЕХ, КОГО ЗАБРАЛИ НЕБЕСА…
Пролог
Ну, здравствуй, доченька… Здравствуй… Ты никогда не прочтёшь эти строки и не поймёшь, что я чувствую. И не потому, что не умеешь читать, ведь тебе это не нужно, чувства и мысли твоих близких тебя уже давно не волнуют. Ты живёшь в своём мире. Только сказать «живёшь» язык не поворачивается.
Три года ада… Ты отняла у меня ровно три года жизни. Хотя, наверное, каждый год шёл за десять. Да и не только у меня, но и у всей нашей семьи. Самым страшным был последний год. Мне казалось, я не живу, а существую. Все дни проходили словно в тумане… Что-то делаю, с кем-то говорю, а на самом деле мысли совсем далеко. Да и живу по инерции, машинально, только потому, что так надо.
В кого ты превратила меня, доченька? Потухшие глаза, отсутствие элементарной жизненной энергии, постоянная боль в сердце… Жизнь нашей семьи обратилась в ад с тех пор, как ты стала употреблять наркотики. Годы борьбы за тебя, увы, не принесли результата. Это так страшно – жить, когда знаешь, что твой ребёнок телесно ещё существует, а душевно уже давно умер.
Одному Богу известно, сколько больниц мы с тобой прошли, сколько реабилитаций. Ты ненавидишь меня за эти больницы, а я всего лишь пытаюсь спасти тебя… Тысячу раз говорила: путь, который ты выбрала, завершится либо смертью, либо тюрьмой. Третьего не дано.
Я сижу в кабинете врача и вижу, что он боится встретиться со мной взглядом, чувствует мою боль и знает, что я всё понимаю. Я тоже знаю, что уже ничем не поможешь. Просто изоляция… Просто растительная жизнь. Полное разложение личности. Это всё «химия», которую ты стала употреблять… Проклятая «химия»…
– Если бы не «химия», шанс имелся бы серьёзный. «Химических» практически не вытаскивают. Есть маленький, иллюзорный шанс… Ни один психиатр не разберётся, что там, в голове, когда в организме уже необратимые химические процессы. Вам нужно смириться с тем, что ваша дочь больше никогда не вернётся в реальный мир и не сможет жить в социуме. Увы, но она уже не понимает, что это такое…
Нет, эти слова уже не звучат для меня как приговор. Я всё понимаю, принимаю умом, а вот израненное больное сердце принимать это не хочет. Помочь себе, доченька, можешь только ты сама, но не пойдёшь на это, потому что выбрала свой путь.
Сейчас ты живёшь низменными инстинктами. От всего хорошего, что я в тебя вкладывала, не осталось и следа. Когда кричишь матом на меня в больнице, я затыкаю уши, но не могу сдерживать слёзы. Я понимаю, это кричишь не ты, это кричат наркотики.
Ни одному родителю не пожелаю испытать и услышать то, что довелось пережить и услышать мне. Это так жутко – бояться собственную дочь. Я понимаю: чудовище, которое унижает меня перед медицинским персоналом и посетителями, – не моя дочь. Моя не такая. Наркотики сделали её такой. И всё же, какой бы ты ни была, как бы сильно меня ни ненавидела, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ВСЕГДА БУДУ ЛЮБИТЬ. Просто принять твой образ жизни не могу, извини.
Может, когда-нибудь ты поймёшь, что я тебе не враг, а просто боролась до последнего. Замкнулась в своём горе и верила истово, что тебя можно вытащить. Куда я тебя только не возила, кому не показывала… В погоне за ничтожным шансом выздоровления я потеряла всё и всех. Я потеряла себя…
Меня стали раздражать близкие, которые знали о моей борьбе: они сочувствовали, убеждали, что я должна взяться за себя, потому что тебе уже ничто не поможет. Мне казалось, они ничего не понимают, а любовь матери может творить чудеса. Как же я ошибалась!
Любовь матери способна на многое, но только не победить проклятые наркотики. Тогда я ещё верила, что терпением, любовью и заботой смогу свернуть горы, но смотрела в твои пустые, отрешённые глаза и рыдала от бессилия. Сколько раз я стояла перед тобой на коленях, просила, умоляла остановиться. Но ты уже давно меня не слышишь, я для тебя пустое место, и ничего не чувствуешь.
И однажды настал момент, когда я поняла: это ВСЁ. Я поняла, что не могу исправить ситуацию, но в силах изменить своё отношение к ней. Это пришло не сразу, а после множества больниц и реабилитаций.
Я хочу вновь наслаждаться каждой секундой жизни. ХОЧУ ЖИТЬ И РАДОВАТЬСЯ. Не могу сказать, что научилась жить с этой болью, но я очень стараюсь. Уверена, у меня всё получится. Знаешь, я так устала от борьбы… Ты растоптала мою душу. Внутри всё будто выгорело. Стало темно и пусто… Словно исчезли вдруг яркие краски. На людях я держусь, но если бы кто-то знал, что у меня в душе и чего мне стоит не сойти с ума.
Я медленно теряю разум, когда ты в больнице. Понимаю, как там тяжело лежать месяцами. Вижу, как ты смотришь на небо сквозь решётки, и обливаюсь слезами. Мой психотерапевт, который хоть как-то помогает мне жить дальше и не сдаваться, говорит, что я тоже пытаюсь смотреть на мир сквозь решётки, и именно потому меня кидает в дрожь.
Ты же человек с измененным сознанием, для тебя эти решётки не барьер, закрывающий интересную и насыщенную жизнь, а лишь ограничение для удовлетворения низменных инстинктов. А ведь доктор прав. Я всегда думаю о тебе как о жертве, но ведь если честно, ты не жертва. Если ты не в больнице, то живёшь так, как считаешь нужным, плюёшь на окружающих.
Это очень страшно, когда ты находишься дома. Я живу как на пороховой бочке, не зная, что принесёт завтрашний день. Сердце разрывается на тысячу маленьких осколков, когда я думаю, где ты, что с тобой, жива ли, а если жива, то в каком притоне находишься?
За всё, что ты с нами со всеми сделала, я должна возненавидеть тебя. Не получается. А если и получается, то ненадолго, ведь материнский инстинкт – это прощение. В моём случае материнский инстинкт борется с разумом.
Я должна возненавидеть тебя за то, что у моей мамы, твоей родной бабушки, отказала рука, за то, что ты отняла у неё несколько лет жизни и она уже давно не спит ночами. А ведь бабушка перенесла инсульт.
Я просила тебя беречь её, умоляла, но ты сознательно уничтожала родного человека… Возненавидеть за то, что ты отняла несколько лет жизни у меня, за все мои болячки, которые появились от стресса, за то, что медленно, но очень верно меня убиваешь, ведь я уж давно не хожу без тёмных очков, чтобы никому не показывать свои слёзы, которые появляются непроизвольно. Но мой материнский инстинкт берёт верх, я перестаю на тебя злиться и вновь думаю о тебе, как о жертве.
Я рассказываю тебе, что ты творишь до того, как лечь в очередную больницу, но ты мне не веришь. В последнее время ты вообще не хочешь слышать и слушать. Наркотики настолько взяли над тобой власть, что ты уже давно забыла, как свято и дорого слово МАТЬ. Для тебя оно давно потеряло смысл. Я всего лишь твой враг, который мешает делать то, что хочешь ты, а проще говоря, жить растительной жизнью наркоманов.
У тебя стала очень плохая память. Многие события просто вычеркнуты. Наркотики уничтожили твое прошлое. Раньше, когда приезжала в больницу, я всегда брала с собой твои детские фотографии. Рассказывала, сколько стихов и песен ты знала, какие интересные места мы с тобой посетили, ведь когда-то ты так любила познавать мир, талантливо фотографировала.
А потом я перестала это делать, поняла бесполезность. Ты смотрела на снимки пустыми глазами и не понимала, что мне от тебя нужно. Я чувствовала твоё раздражение и даже агрессию. Тебя интересовало одно: когда выпустят на свободу, туда, где друзья и наркотики?
Я пыталась тебя обнять и, захлёбываясь от слёз, убеждала избавиться от друзей-наркоманов и начать жизнь с чистого листа. Обещала помогать и всегда быть рядом. Говорила, что, как только выйдешь из больницы, мы сможем вообще не разлучаться ни на минуту. Я брала бы тебя с собой на встречи, в поездки…
Но в какой-то момент я поняла: разговариваю сама с собой. Если ты и соизволила мне что-то ответить, то лишь то, что никогда и ничего не поменяешь в своей жизни, потому что друзья-наркоманы для тебя дороже всего.
Я проводила рукой по твоим волосам и ужасалась: что же сделали с тобой наркотики! Будь они прокляты! Во что они тебя превратили! Отняли у меня дочь, счастливую жизнь и все надежды на будущее.
– Доченька, как же можно так распорядиться одной-единственной жизнью?! В мире столько людей, которые хотели бы жить, но умирают от страшных болезней. Они живут без рук, ног, глаз, цепляются за жизнь как могут… А ты с руками, ногами, глазами просто хоронишь меня и себя заживо. Услышь меня, пожалуйста!
Но мои слова, моя боль, мои слёзы уже давно тебя не интересуют. Все попытки до тебя достучаться и хоть как-то помочь обречены на провал. Огромного труда мне стоило прийти к мысли, что наркотики – это навсегда. Но я знала: можно прожить в ремиссии счастливо и долго. Но и это не мой вариант, ведь дочь страдает химической зависимостью.
