Юлий Арутюнян - Ноль-Ноль
Так их настроил перед операцией психолог. Дело в том, что одной жертвой должна стать красивая рыжая девушка. Молодой человек, это ладно. Мужчину можно прикончить и без эмоций. А вот на девушку их натаскал мастер по вкручиванию мозгов. Надо, так надо. Приказ есть приказ. Тем более, будет награда, это точно.
Запрыгнув на подножку последнего вагона, они разбили стекло, и проникли внутрь. Перебегая из вагона в вагон, они видели как пассажиры пугаются звериного оскала их лиц, и, может ещё оружия.
Забежав в последний тамбур, они увидели эту рыжую, и мужчину в чёрном перед ней.
«Ну хоть погибнет, защищая даму,» — пронеслась в голове извиняющая мысль. Надо было войти в их вагон, но почему-то заклинило двери. Пока один из них пытался их открыть, другой направил чёрную дыру ствола в направлении жертвы. Мушка над отверстием расправила крылья и…
Его печальная судьба будет определена на несколько месяцев. Он, и его напарник попадут под пристальное и кропотливое изучение специалистами из самых разных областей.
Будут привлечены физиологи, психиатры и даже один знаток паранормальных явлений. Но ни один из них так и не сможет найти ответ, почему солдат выпустив всю обойму в пол и перебив электропроводку, и остановив таким образом поезд, дал «злоумышленникам» уйти, а сам впал после этого в амнезию.
Его напарника тоже нашли в полном отключении от реальности этого мира. В то, что его бил в это время не слабый ток, специалистам верилось с трудом. Он со скукой отмахивался от вопросов и никого не узнавал.
Снайперы, сидевшие на крыше, также свидетельствовали об аномалиях. В частности, их инфракрасное оборудование дало единовременный сбой, а также все средства связи. Они так и глазели за столпотворением с крыши, лишённые возможности воспользоваться рацией.
А беглецы, вежливо извинившись перед пассажирами за причинённые неудобства, скрылись в темноте железнодорожной развязки.
***
Мрачность церемонии усугублялась совершенно распоясавшейся погодой. Казалось, перепутано решительно всё: и дождь со снегом, и туман с солнцем. Не аппетитно чавкающая слякоть добавляла свою лепту в скорбное шествие на кладбище «Голдерс Грин».
Проходя мимо могилы с большим серым надгробием, Фем обратил внимание на гигантского ворона, чернеющего поверх золотых букв JACQUELINE. Птица выглядела довольно загадочно.
«Это видимо потому, — подумал он, — что следит ворон именно за мной.»
Помимо рабочих и служителей, присутствовали коллеги Феликса Леви по работе и несколько личных друзей.
За час до этого, на церемонии прощания, всё прошло относительно успешно. При этом был эпизод, когда «серому костюму» позволили остаться с покойным наедине. Всё это произошло, несмотря на то, что Эрика протестовала — её просто отодвинули с дороги. Что там происходило, она не видела.
А ещё раньше, ночью, в здание морга приезжали двое. Что они там делали, снималось на камеру. Фем, вместе с Шульцем, «дежурили» в маленькой кухоньке рядом, готовые ворваться в любой момент. Пытаясь расслабится и хрустя крекерами, Шульц следил за экраном планшета, а Фем стоял у двери. Он держал наготове одолженный в конторе на Vauxhall пистолет, предварительно зарядив его «сонными» капсулами. Благо, они с Ренатой взяли две коробки.
«Одна на чёрный день, но другая — про запас», — сказала тогда Рената.
Всё было предсказано верно, и эти двое «повелись». Они что-то отщипнули у мирно «спящего» Феликса и исчезли в ночи.
Позднее, Шульц даже захотел сам попробовать экзотического снотворного, но встретил решительный отпор от разумной части их маленькой компании.
«Как-нибудь потом» — успокоил он их.
Теперь простой деревянный гроб стоял закрытый, как должно быть по традиции, и как завещал её «покойный» супруг. Цветов на этих похоронах, как повелел раввин, не было.
Эрика настояла, чтобы всё прошло по возможности быстрее. Видимо, многое было не по правилам в тот день, и стоящий возле могилы ребе постоянно что-то ворчал. Он был явно не доволен, и беспокойно теребил седую бороду.
После того, как гроб забросали землёй, к Фему подошёл знакомый персонаж в сером костюме. Ничего не произнося, он передал конверт, и удалился.
***
- Ты находишься на попечении секретных служб? — прошептала Эрика, поблёскивая влажными глазами из под чёрной вуали. — Аяяй… нехорошо…
- Здесь только на мороженое…
Для него похороны хоть и были испытанием, но всё же больше приключением. А вот Эрика к своей роли отнеслась серьёзнее. Даже всплакнула.
- Жаль, Феликс не слышал всё это. Он бы многое понял…
- Думаю, он и так многое понял… — Фем оглянулся, — Осторожно, вдруг заметят. Смотрите, какой ворон.
Они заранее договорились не болтать лишнего, так как их могли прослушивать дистанционными микрофонами. На большом расстоянии, Фем мог и пропустить наличие прослушки.
Сейчас он очень боялся за Эрику, из-за её волнения за предстоящее «воскрешение» Феликса. Оно могло вовсе не быть интерпретировано, как скорбь. Но чин в «сером костюме» не подавал признаков такого понимания. Он молча озирал родственников и думал, видимо, о том, о чём обычно думают на похоронах: «Хорошо, не я…»
Чёрная птица тяжело взмыла над ними, и описав в небе круг уселась на надгробие невдалеке. Чёрные блестящие точки буравили свежую могилу.
- Чего ему тут надо? Кыш! — невнятно шикнула Эрика.
Ворон не шелохнулся. Его достоинство было оскорблено этим «Кышем», и он повернулся спиной.
- Хотите, я его пристрелю? — вдруг вмешался в разговор серый костюм, но Эрика смерила его таким взглядом, что он мгновенно испарился.
- Эрика, а почему вы не похоронили его по своим католическим обычаям? Он же не был воцерк…или как сказать…всинагоглен?
- Из-за родственников. Вон их сколько. Они то все верующие…
- Я вижу вы их не очень…
- Это они меня не очень. И особенно Ренату…
- А её-то чего? Она же из их крови.
- Не их кровь, перебьются. В том то и дело. Она его приёмная дочь, и моя от первого брака. Она чистая француженка.
- А-а-а…, а она об этом знает?
- Знает, но предпочитает не вспоминать…
- А…, а что сейчас будет? Мы едем на поминки или расходимся?
- Обычно после похорон начитается шива — семь дней траура. Сейчас принесут символическую еду, крутое яйцо и кашу из чечевицы. Вы можете не есть, и ехать в лечебницу.
- А во время этой шивы что, надо как-то особенно себя вести? Я спрашиваю, чтобы знать… на всякий случай.
Эрика улыбнулась, и сказала:
- Все семь дней шивы сидят на низких табуретках, скамейках или — подушках. Тем, кто в трауре нельзя носить кожаную обувь, нельзя бриться… Но вы, Фем, не волнуйтесь, вас это не касается…
- А почему не поставили надгробие?
- Его ставят к концу шелошим…
- А… — Фем записывал всё это где-то внутри себя.
«Интересный молодой человек. Ему-то зачем все эти знания?» — подумала Эрика, с любопытством поглядывая на задумчивого Фема.
С похорон они поехали на поминки в загородный дом, а Фем, попрощавшись, поехал домой.
***
А там вовсю кипела работа. Шульц смог собрать в очередной раз аудиторию, и с профессорским пафосом о чём-то вещал. Время от времени ему задавали вопросы. Подошедшего Фема тут же увела Рената в медсестёрскую подсобку. Она возбуждённо затараторила:
- Представляешь! Неудачные попытки поймать нас привели там к такому! — она потрясла кулачками. — Кадровые перестановки. Они там просто бесятся (удар кулачками по плечам Фема). Наши фотографии напечатаны теперь на каждом углу их офиса. Моя, кстати, так себе… Если бы не Сильвия и её волшебный грим… Даже не знаю, чем бы всё это закончилось. И ещё хорошо, что не объявили открытый розыск. И Отто с Шульцем тоже теперь в их розыске.
- Ты не спросишь, как прошли похороны твоего отца?
- Они реквизировали всю попорченную тобой аппаратуру, отдали её в лабораторию. Включая автомобили. Там, под электронным микроскопом…
- Было много людей, у некоторых слёзы… Знаешь у кого?
- Там что-то на молекулярном уровне, представляешь? Создан спецотдел, приглашены крупные учёные…
- Саван было решено заменить на чёрный костюм. Строго, и со вкусом, ты не думаешь?
- В штаб квартире на Воксхолле, оборудовано несколько лабораторий, на кроссе, по последнему слову техники… Выписаны гранты. Ты понимаешь? Ты тааакое наделал… — она развела руками, обозначая в пространстве «такое», — это же бум. Бум.
Фем отметил про себя, что при слове «бум» у неё по грозному смешно раздувались щёчки. Он сказал:
- А ты знаешь, я отказался от чечевичной каши…
- Что? — вдруг спросила она и замолчала отвернувшись.
- Извини, тебе не хотелось об этом слышать… Прости меня.
