Уильям Бернхардт - Слепое правосудие
После того как ее привели к присяге, Бен начал допрос.
– Миссис Ломбарди, простите мою прямолинейность, но судья просил не тянуть и сразу переходить к главному. Каковы были ваши отношения с мужем на момент его смерти?
– Мы жили... раздельно.
– Вы были в процессе развода?
– Да.
– Как муж с вами обращался?
– Я не совсем вас понимаю.
– Миссис Ломбарди, я имею в виду наш с вами разговор во время моего посещения вашего дома. Ваш муж был жесток по отношению к вам, не так ли?
– В... некотором смысле.
– Физически и морально?
– Полагаю, что это так, – тихо ответила она.
– Вы знали, что он встречался с другими женщинами?
– Да. Ленни, помощник Тони, говорил мне об этом.
– Что вы думали по этому поводу?
Она долго думала, прежде чем ответить.
– Много не задумывалась, – наконец произнесла она.
Бен закрыл свою тетрадь с записями и отошел от подиума.
Теперь его заметки вряд ли ему помогут.
– Миссис Ломбарди, что вы делали в ту ночь, когда был убит ваш муж?
– Я была дома.
– С вами был кто-нибудь?
– Нет, я была одна. Я вам это уже говорила.
– Значит, у вас нет свидетелей?
– Полагаю, что нет, – сложив пальцы рук вместе и прижав локти к телу, ответила она.
– Миссис Ломбарди, вы были дома не всю ночь, не так ли?
– Что вы имеете в виду?
– Простите, после нашего с вами разговора меня все время мучило ощущение какой-то упущенной детали. Очень важной. Вплоть до сегодняшнего утра, когда я наконец понял, в чем дело. Когда я впервые говорил о вас со Спадом, на следующий день после смерти вашего мужа, он описал вас как блондинку. Теперь же, как видят присяжные, ваши волосы черного цвета, скажем, как у мистера Декарло. Вы их покрасили?
– Ну, это мое личное дело.
– Миссис Ломбарди, вы хотите, чтобы я показал присяжным корни ваших волос?
У нее задрожали губы.
– Да, я покрасила волосы. Женщина имеет на это право.
– Изменили вид прически. Скажите мне, миссис Ломбарди, вы носили когда-нибудь прическу "конский хвост"?
За спиной у Бена послышался шепот, скрип перьев.
– Да, однажды или дважды я их так завязывала.
– И мне известно, что вы носите темные очки, вы их надевали вчера в зале суда.
– Я не понимаю, что это доказывает...
– А как насчет темного шарфа, у вас есть такой, миссис Ломбарди? Значит, вы не оставались дома всю ту ночь, когда был убит ваш муж, не так ли?
Она ничего не ответила.
– В ночь убийства вы были в квартире вашего мужа, но изрядно изменив внешность, чтобы сбить с толку близорукого, плохо видящего и полупьяного сторожа?
Ее глаза наполнились слезами. Губы безмолвно двигались.
– Правда ли, что сторож впустил вас и поднял на лифте в квартиру мужа?
В ответ ни слова, только шевелятся губы да по щекам льются слезы.
Бен отвернулся. На него это не должно действовать. Он должен давить на нее дальше.
– Это правда, что вы вошли в квартиру и увидели там женщину, Кристину Макколл?
– Я... я... О Господи! Нет...
Бен слышал за своей спиной какой-то ропот. Его останавливают, кажется – судья. Но все это не имело значения.
– Так это правда, миссис Ломбарди? – закричал он. – Это именно то, что вы сделали?
– Я... не...
– Миссис Ломбарди, это правда, что вы взяли пистолет вашего мужа и выстрелили ему в голову?
– О Боже! – тонко закричала она.
– Так это правда, миссис Ломбарди? Вы выстрелили в своего мужа?
– О... Господи! Да. Это правда!
Глава 41
Дерик стучал судейским молотком по столу, тщетно стараясь навести порядок в зале. Первые ряды журналистов и зрителей рванулись к дверям, репортеры ринулись к телефонам, надеясь первыми дозвониться в свою редакцию. Бежали, кричали, толкались – все одновременно, не обращая внимания на молоток Дерика.
Марго плакала, закрыв лицо руками.
– Повторяю, я протестую, ваша честь! – выбежал вперед Мольтке.
– Немного поздно, не так ли? – бросил ему Бен.
– Ваша честь, на каком основании заставлять бедную вдову выслушивать...
– Вы готовы отказаться от обвинений против моей клиентки? – перебил его Бен.
– Я... ну, я не знаю... думаю, это преждевременно. Может быть, мы просто объявим перерыв и дадим всем передышку, чтобы осмыслить...
– Ни за что! Если вы снимаете обвинения, тогда – извольте. В противном случае я продолжу свой допрос до того, пока вы до нее не добрались.
– Ваша честь, будет милосердным с вашей стороны дать миссис Ломбарди шанс привести в порядок свои мысли...
– Извините, как бы мне ни хотелось этого, я согласен с мистером Кинкейдом: или вы снимаете обвинения, или процесс продолжается!
– Я не могу этого сделать, – с упреком взглянув на Дерика, ответил Мольтке.
Бен вернулся на подиум и продолжил допрос:
– Миссис Ломбарди, извините, что приходится на вас давить, но если вы в состоянии, то давайте продолжим.
Марго вытерла слезы. Похоже, она сумела взять себя в руки.
– Продолжайте, – сказала она.
– Миссис Ломбарди, не могли бы вы рассказать присяжным, зачем вы отправились в квартиру мужа?
– Я вам уже говорила, что той ночью Тони позвонил мне и в отчаянии попросил одолжить ему денег. У меня не было такой суммы, но мне хотелось ему помочь, утешить его, помочь хоть чем-нибудь. Я спросила, могу ли я прийти, но он не разрешил. Сказал, что ждет кого-то, и я поняла, что он имел в виду. – Она гордо подняла голову: – Видите, я все еще глупо надеялась, что мы с Тони сможем помириться.
Бен был поражен: после того, что ее жестоко били, издевались, унижали, она все еще хотела вернуть мужа.
– И вы испугались, что его отношения с Кристиной не дадут вам возможности помириться?
– Именно так. Конечно, я понимала, что его чувства ко мне, – голос ее упал, – скорее, их полное отсутствие... Но если ему нужна рядом женщина, по любой причине, почему бы не быть мне? Я ведь все еще была его женой!
– И вы преднамеренно изменили внешность?
– Я не хотела, чтобы меня узнали. Я знала, что Тони дал Спаду инструкцию ни при каких обстоятельствах меня в квартиру не пускать. Поэтому я так и решила. Спад плохо видел, сидя за своей приборной доской, ну и еще его приверженность к бутылке. Я выбрала мистера Декарло потому, что все знали, как он одевается, да и Спад вряд ли причинил бы ему хоть малейшие неприятности. И я оказалась права. Спад не сказал мне ни слова.
– И вы были готовы к тому, что вина за убийство падет на Декарло?
– Конечно, в то время я еще не знала...
– Понятно. Пожалуйста, продолжайте. Что же вы сделали после того, как Спад поднял вас на лифте?
– Пришла в квартиру к Тони и постучала в дверь. Никто мне не ответил, поэтому я вошла. В гостиной в кресле громко похрапывала гостья моего мужа. Я решила, что она мертвецки пьяна.
– И в этот момент вы его застрелили? Потому что нашли его наедине с Кристиной?
– Вы меня просто не поняли, мистер Кинкейд. Он уже был мертв.
Бену показалось, что сейчас от боли у него разорвется голова – слишком много крови прилило к мозгу.
– Но ведь вы сказали – я не понимаю...
– Что же тут не понять? Он сам застрелился. Выстрелил себе в голову. Я вам уже говорила, что он панически боялся тюрьмы. Абсолютно патологически боялся. Очевидно, до него дошла какая-то информация, он узнал, что вокруг него сжимается кольцо ФБР. Больше того, кто-то требовал от него деньги и ему угрожали неприятностями с Декарло в том случае, если он не заплатит. Тони не видел выхода из этого положения. Вот он себя и убил.
Бен несколько секунд не мог сформулировать следующий вопрос. В юридической школе его не подготовили к подобной ситуации.
– Но как вы можете знать, почему он себя убил?
– У меня все еще хранится его предсмертная записка. Она написана его почерком.
– Но... вы сказали перед этим, что вы в него стреляли.
– Конечно! – Она почти смеялась, явно удивленная глупостью адвоката. – Как вы себе представляете, он мог сам выстрелить четыре раза? Он выстрелил только первый раз, после этого он умер. Я подняла пистолет с пола, замотала руку шарфом, чтобы не оставлять отпечатки пальцев, и добавила еще три выстрела.
– Зачем?
Марго перевела взгляд от Бена на сидевшую позади него Кристину.
– Чтобы убрать ее! Я была двенадцать лет замужем за Тони, мистер Кинкейд. Я очень много в него вложила. Плохо или хорошо, но он был для меня всем, что у меня есть. Я совсем не хотела разводиться. И особенно у меня не было ни малейшего желания быть женщиной, которую пинают ногами и презирают. Прошлогодней моделью. Женщиной, которую отбрасывают в сторону, когда появляется новая, более для него милая.