Стивен Котлер - Азимут бегства
Она выходит на улицу.
Остаток дня она проводит, читая, на пороге бунгало, который снял Иония. Когда становится совсем темно, она накидывает на плечи черную блузку, переобувается и уходит во тьму.
На улицах стало заметно прохладнее, под ногами выбитые колесами тележек колеи, следы пожизненного тяжкого труда, сложного, как и все в этом мире, и все в радиусе четырех кварталов. На этот раз Кристиана идет в направлении, противоположном своему утреннему маршруту. Зеленые глаза исчезают в темноте ночи. В проулке какой-то пьяница отходит от мусорного ящика, по дороге крадется кошка, из дальнего дома доносятся возносимые Аллаху молитвы. Она проходит шесть домов, часто сворачивая во дворы и переулки. Наконец она попадает на узкую улочку. Ночь, все двери давно закрыты. Заборы высоки, и тот лунный свет, который мог бы осветить дворы, не может туда проникнуть из-за висящего на веревках свежевыстиранного белья.
В конце улицы открывается дверь, полоса света выливается на землю, чайный домик, слышен тихий говор, едва уловимый запах дыма, перебор четок, дьявол, явившийся в мир. Он больше дверного проема, в который входит. Черный костюм и беспощадные глаза, которые сразу находят Кристиану. Проем закрывается. От пятна света на дороге остается только дверной скрип. Кристина отбрасывает назад волосы.
— Кристиана. — Голос доносится откуда-то снизу, словно из загробного мира.
— В мире нищих я ищу принца.
— Я не могу быть нищим, ведь я русский, а мы слишком устали, чтобы побираться.
Вблизи его борода кажется пылающим костром. Костюм выглядит поношенным, но, когда она обвивает его шею руками, щека ее чувствует гладкий плотный шелк.
— У тебя душа отравителя. — Она проводит пальцами по лацкану пиджака.
— Ты знаешь, как делают духи?
Они идут по улице, удаляясь от света.
— Все начинается с выбора отвратительного запаха, самого ужасного, какой только можно отыскать. Потом этот запах маскируют тончайшим ароматом. Наш нос — сигнальный колокол, набат, оповещающий об опасности. Отвратительный запах никуда не делся, он здесь, и именно он должен привлекать внимание, говорить нам, что здесь есть нечто, достойное нашего внимания.
— Ты извратил это уравнение, — говорит Кристиана.
— Наступает конец столетия, ты напоминаешь мне о том, что я хочу попросить тебя исполнить один танец.
— Это восхитительно.
Они выходят из городка, дорога становится шире. Они проходят мимо сгоревшего джипа, отголоска давно отгремевшей здесь войны.
— Он джентльмен?
— Иония? — Она поворачивает голову и смотрит на него. — Он очень мил.
— Как ты думаешь, он найдет это?
— Что? Шестьдесят пятую гексаграмму «И Цзин»? — Она улыбается от одной мысли. — Да, он искатель, но кто знает, кто знает, существует ли она в природе?
— Поворотный пункт обращаемой бинарной структуры, точка коллапса — это очень интересная идея.
— Он стал доставлять больше проблем, чем… — Она не заканчивает фразу, голос ее становится сдавленным.
Русский останавливается, застывает на месте, морской ветер играет складками его одежды.
— Нет, твое задание остается прежним.
— Когда ты нашел меня в Израиле, то сказал, что все, что от меня требуется, — это познакомиться с Ионией, сблизиться с ним и узнать от него все, что только можно.
— И это остается в силе.
— Мне кажется, я немного перестаралась. — Она произносит это с улыбкой.
— Такое случается. — Он широко разводит руками.
— Что будет, если кто-то решит, что Иония создает слишком много проблем?
— Никто этого не решит. — Слова его тяжелы, невыразительны и окончательны, как приговор.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я вывел его из системы, он не оставил никаких следов, никаких связей. Я хочу, чтобы ты оставалась с ним, и если он наткнется на что-нибудь, то ты дашь мне знать об этом. Я дал слово, это самое большее, что может произойти.
— А что ты скажешь об остальном Обществе?
— Что касается остального Общества, то он всегда был частью мой личной обоймы, и не думаю, что о нем кто-нибудь вспомнит, тем более что записи о нем странным образом исчезли…
Он потирает руки и показывает Кристиане пустые ладони. Впереди слышен всплеск воды, дома остались позади, впереди виднеется полоска берега.
— Спасибо.
— Не за что. — На ходу он всматривается в ее лицо, замечает жесткие складки вокруг рта. — Что еще тебя беспокоит?
Кристиана отвечает не сразу.
— Койот сделает то, что задумал?
Он останавливается, лунный свет запутывается в его бороде.
— Трудно сказать, он первый, кому мы позволили попытать счастья в течение целого столетия. Если он потерпит неудачу, то действительно трудно сказать, что произойдет. Кроме того, мы не можем найти Исосселеса.
Русский останавливается, поднимает руку и указывает на две виднеющиеся вдалеке неясные человеческие фигуры. Кристиана видит, что это Иония и Эммануил, видит, как они беседуют, но рокот прибоя заглушает их слова.
Она не хочет дальше наблюдать эту сцену и поворачивается спиной к берегу. Русский кладет ей руку на плечо.
Она медленно качает головой, стараясь стряхнуть какие-то мысли, воздух напоен соленым запахом моря.
— Зачем мы это делаем?
— Ты же знаешь историю. Он появляется у Стены Плача со свитком «И Цзин» в руках. Все это показалось нам слишком таинственным.
Кристиана молчит.
Русский пожимает плечами.
— Я был отравителем, теперь стал ищейкой. Я предложил тебе работу, ты согласилась. Так уж устроен этот мир. Времена меняются.
Кристиана молча кивает.
— Если ты хочешь, чтобы я приставил к Ионии кого-нибудь другого, то я это сделаю.
— Нет. — Она снова улыбается. — Мне по душе такая работа. Просто мне не нравится сегодняшний вечер.
— Мне он тоже не нравится, — говорит Русский, — но что мы можем с этим поделать? Все смешалось. У Койота есть связи, которых нет у нас. Я не мог угадать, что Иония пригласит вас в Колорадо. Я не имел ни малейшего понятия, что он собирается в Колорадо. Я не мог знать, что Койот проникнется к нему таким доверием.
— Вот как?
— Койот очень близок к Сефер ха-Завиот. Пена правильно выбрала Анхеля. Я встретился с ним, в нем что-то есть, и в его присутствии все должно пройти сравнительно гладко. Думаю, что у Койота есть шанс, и я бы хотел, чтобы он не упустил его. Но когда он делает копию своих записей и посылает их Ионии… — Он не заканчивает фразу и только удивленно качает головой.
Кристина внимательно вглядывается в его лицо.
— Я не имела ни малейшего понятия о том, что Койот когда-нибудь пошлет записи Ионии, но я имею еще меньше понятия о том, что он будет с ними делать.
— Даже под моим присмотром?
— Даже под твоим присмотром. Прошу прощения, но риск слишком велик.
Она смотрит на него жестко, почти зло.
— Если бы ты приехал, когда все это было еще не нужно.
— Я опоздал, но это было неизбежно. Но ты проделала хорошую работу. Кто-то должен был убрать Ионию из Колорадо. Когда там кружил Исосселес.
От одной мысли о нем Русский мрачнеет.
— Какая неудача. Я должен следить за каждым, кто всерьез играет со Знанием. Я следил за Пеной и Ионией много лет. Никто же не знал, что их пути пересекутся.
— Но ведь Пена мертва.
— Мы выслеживаем идеи, а не людей. Теперь я взял на себя наследие Пены.
Кристиана хочет выпить и оглядывается в поисках открытого бара, но ничего не находит. Русский извлекает из кармана плоскую флягу, аккуратно отвинчивает колпачок.
— Спасибо, — говорит она, почувствовав холодный ожог водки на языке, — так, значит, ты действительно думаешь, что Иония на верном пути.
— Я думаю, что он одержимый. Эта одержимость может завести его куда угодно.
— Конечно, ты прав.
Она отдает ему флягу, смотрит, как он пьет.
— Исосселес. — Слово застревает у него в глотке. — Как чувствует себя Койот?
— У него болят ребра, шрам на запястье, видимо, останется навсегда, и он еще похромает пару недель, но вообще он чувствует себя превосходно.
Он удовлетворенно кивает, смотрит в сторону пляжа, потом сует руку в карман и достает конверт, набитый американской валютой.
— Вот. — Он протягивает конверт Кристиане. — Спасибо, что искала Анхеля в Монтане. Если бы не ты, он заблудился бы в горах.
С этими словами он идет к пляжу, а Кристиана ложится на спину и смотрит на звезды. Через десять минут Русский возвращается. В руке у него картонная трубка длиной не больше ручки младенца.
— Иди посмотри, как он спит. — Он кивает головой в сторону пляжа.
— Доброй ночи. — Она ласково прикасается к его щеке. Последний раз он испытывал такое ощущение тридцать лет назад.
42
Иония просыпается от каких-то звуков. Он уснул под тонким дощатым настилом, у самой кромки прибоя, который и разбудил его своим грохотом, похожим на звон разбиваемого стекла. Пахнет солью и гнилью.
