Игорь Рябов - Пуля уже в пути (СИ)
Я вдруг понял, что за смутная тревога постоянно гложет меня. Ксюшка. Лукавого и чуть прищуренного взгляда ее серых глаз мне не хватало все эти дни. Так безумно хочется увидеть Оксану. И так страшно будет услышать от Вадима, что она не добралась до Нижнего и у него не появлялась. Что тогда делать? Землю носом рыть, но найти во что бы то ни стало. Надеюсь, этого не потребуется.
Глава 19
"Уазик" я бросил, как только попал в места, где уже можно было воспользоваться городским общественным транспортом. Кому он шибко понадобится, те его найдут. Уселся в полупустую маршрутку. И через полчаса уже вышагивал в направлении Вадькиной девятиэтажки. Перед глазами маячил образ Ксюшки, счастливо сверкающей огромными серыми глазищами, а в ушах звучал её переливчатый смех. Выкинув в кусты окурок, я вошел в подъезд вызвал лифт, поднялся на четвертой этаж.
Я уверенно нажал на кнопку звонка и расплылся в радостно-дурашливой улыбке. Плечом уперся в косяк, изображая крайнюю усталость, будто только что прибыл пешкодралом из далекой и сказочной Индии. За дверью послышались неторопливые шаги. Затем Вадькин голос громко спросил:
— Кто?
— Филин в шерстяном пальто!
Дверь, звякнув цепочкой, раскрылась во всю ширь, и в проеме нарисовалась крепкая фигура Сысоева. Втащив меня за грудки внутрь, он тут же крепко сжал в объятиях, словно собирался переломать мне кости, а затем проглотить, не пережевывая.
— Через порог не здороваются, — прорычал он прямо в ухо, обаятельно прищурившись. — Живой, значит.
— Ты полегче, — я попытался вывернуться из его цепких лап. — А то так можно и с жизнью распрощаться. Стоило от стольких опасностей уворачиваться, чтобы ты меня на радостях задушил насмерть.
Вадим ослабил хватку и, отступив на шаг, принялся меня рассматривать. Затем протянул широкую ладонь:
— Ну, здравствуй, Филин! Ты ни сколько не изменился, все такой же, чертяка.
— Можно подумать, мы не виделись лет пятьсот. — Я пожал его руку и, скинув пальто, по-хозяйски бросил его на пуфик. Пистолет глухо ударился об пол. — Если мне не изменяет память, ты провожал нас на поезд, когда мы с девчонками отправились в Москву, собираясь в Швейцарию. И было это совсем недавно. А ты думал, что у меня во лбу пара лишних дырок прибавится за это время?
Я пристально посмотрел на друга. А затем недоуменно стал озираться по сторонам. Чего-то явно не хватало здесь.
— А ты почему один? — Вадик подтолкнул меня к кухне, где мы с ним любили зависать вечерами, стоило мне очутиться у него в гостях. — Мог бы и Ксюшку захватить. Или она ещё уроки не сделала?
Он понимающе усмехнулся, зная, что мне абсолютно до лампочки её учеба. Захочет — сама будет учиться, а нет, так дворники всегда требуются. Насильно профессором не станешь. Я остолбенело замер.
— Ты чего? — Вадик насильно поволок меня в уютную кухоньку.
— Какая к черту, Ксюшка! — Я чуть было не закричал, и тут же перешел на вкрадчивый шепот. — Она же у тебя должна быть.
Вадик стоял рядом нахмурившись. Ничего не понимая, он хлопал ресницами.
— Она приехала к тебе, как я просил её?
— Да, только…
— Я же сказал этой несносной девчонке, чтобы из дома ни шагу, — и обреченно хлопнулся на ближайший табурет, едва не сломав его ножки. — Вадик, я так на тебя надеялся. Блин…
И заковыристо выругался, не выбирая выражений.
— Она и была здесь у меня, — он стал горячо оправдываться. — А вчера я возвращаюсь с работы, дома пусто, как в бочке. И записка на столе.
Он быстро сорвался из кухни в комнату. Погромыхав там ящиками серванта, торжествующее промычал что-то нечленораздельное и так же быстро явился назад.
— Вот нашел. Здесь все предельно ясно написано.
Он сунул мне в руку клочок бумаги, вырванный из обычной ученической тетради в клеточку. Я стал читать. Рука подрагивала от волнения, и строчки заплясали перед глазами. Текст, написанный почерком, очень похожим на Ксюшкин, гласил:
"Вадик! Извини, что исчезла не прощаясь. Не волнуйся, так нужно. Игорек потом все тебе объяснит. Оксана. "
И чуть ниже основного текста стояла приписка, не советующая нам с ним напиваться вдрызг при встрече. Иначе она обидится.
Я прочитал послание ещё раз. Потом ещё, но так ничего и не понял. Почерк явно Оксанкин, оригинальный, с завитушками и колечками, а буква "т" словно топором вырублена и сильно отличается по стилю от всех других. Она именно так и писала. Если предположить, что эта писулька подделана, то очень искусно. Но после того как за мной стала гоняться чуть ли не вся мировая мафия вкупе с родной милицией и регулярной армией, стоило ли удивляться такой возможности. Осталось только, чтобы Интерпол подключился и внешняя разведка Гвинеи-Бисау. Тогда полный комплект будет.
— И что тебе нужно объяснить? — поинтересовался я, выронив записку из рук.
Она легко спланировала на пол. Вадик, будто его в чем-то обвиняли, произнес тихо:
— Не знаю, Филин.
— Вот и я не знаю и ничего не понимаю.
Вадик придвинул табурет и, грузно опустившись на него, сцепил ладони в замок. Водрузив их на стол, он дважды несильно, но с ожесточением пристукнул по столешнице и принялся сокрушаться:
— Так я и знал! Как чувствовал, что не надо было оставлять её одну.
— И что, сиделку бы нанял? — Я оперся подбородком на руку. — Или в камеру хранения сдал бы?
— Зачем? — возмутился друг и пригладил стоящие торчком волосы. — Надо было её с собой на работу брать. Находилась бы все время на виду…
— Ты бы её ещё у вас на телевидении в прямом эфире показал. Вот тогда я точно не удивился бы, что она потом исчезла в неизвестном направлении. А тебя какой-нибудь лихач на грузовике случайно сбил бы вечерком три раза подряд. И растворился в темноте. А потом ищи его.
Вадим призадумался и выдал после непродолжительного молчания:
— Что, Гоша, все так серьезно, как ты говоришь? Или преувеличиваешь для красного словца?
— Серьезнее некуда. Я вообще удивляюсь, что мы с тобой сидим и мирно беседуем. А по всем правилам развернувшейся игры давно пора бы отстреливаться от пикирующих бомбардировщиков. Помнишь сумму, из-за которой нас недавно едва на фарш не пустили местные отморозки?
— Такое забудешь! — Вадим почесал под широкой футболкой простреленную грудь. — На всю жизнь шрамы и непередаваемые ощущения остались.
— А ставки теперь увеличились раз в десять, если не ошибаюсь. — Я закурил, и Сысоев подтолкнул мне пепельницу. — И что самое увлекательное в происходящем шоу, такие суммы не предел, а только начало игры. Лотто-миллиард, ерш твою медь!
Вадим изумленно присвистнул.
— И ты до сих пор живой?
— Живой совершенно случайно.
— И что ты намереваешься предпринять, друган? — озабоченно поинтересовался Сысоев.
— Займусь любимым видом спорта. Прыжки в сторону и бег трусцой по закоулкам до полной деморализации противника. Измотаю их непосильными тяготами ловли блох. Знаешь, почему они хоть и мелкие, но живучие?
— Догадываюсь, — Вадик широко улыбнулся. — Прыгают высоко и далеко.
— И не только это, — согласился я, затушив окурок в пепельнице. — Если к ним приглядеться, то они скачут совсем не туда, где их ждут. И ещё кусаются.
— Может быть тебе помощь требуется? Ты же знаешь, я всегда…
— Нет уж, спасибочки! — отказался я, прихлопнув для пущего эффекта ладонью по столешнице. — Мне вполне достаточно одного раза, когда ты взялся помогать. Тебя, если не забыл ещё, врачи замучились с того света выцарапывать. А мою "Вольво" превратили в сито. Даже в металлолом нечего было сдавать, пришлось выкинуть. А помочь мне сейчас могла бы только рота морской пехоты. А так или сам управлюсь, или не управлюсь, жизнь покажет.
Вадим огорченно посмотрел на меня, наклонив набок голову, как будто я отнял у него любимую игрушку. Но я твердо отрезал:
— Ты для меня живой куда приятнее выглядишь. Так что и не думай сунуть свой длинный журналистский нос в это мерзкое дело. Твоя забота — сюжеты о пьяных драках снимать, вот и занимайся этим. Народ требует водки и кровавых жертвоприношений. Их больше ничего не интересует. Разве что порнуха ещё, да и то не всех. Одним словом, будем считать тебя, Вадик, резервом Верховного Главнокомандующего.
Я, прищурившись, оценил его крепкую фигуру. А затем махнул рукой и сказал:
— А вообще-то твоя помощь как нельзя кстати. Жрать давай и полстакана водки. Надеюсь, запасы ещё не иссякли?
— Мой родник не пересыхает. — Вадим поднялся с табурета и открыл холодильник. — Могу предложить пельмени, или быстренько яичницу с ветчиной сварганим.
Он выставил на стол запотевшую бутылку водки и достал два граненых стакана. Из них мы обычно и причащались.
— И то и другое. — Я откупорил бутылку, свернув ей жестяную голову.
