Мария Спасская - Черная луна Мессалины
– Какую историю?
– Ну как же, – многозначительно протянула ведьма. – Когда переговоры в Бресте сорвались, было объявлено: «Ни мира, ни войны». Но немцев подобная перспектива не устраивала, им нужен был прочный мир, чтобы бросить все войска на Запад. И пруссаки посадили в эшелоны несколько второсортных полков и пустили их в сторону Петрограда. В принципе, наступления как такового не было. Немецкие войска просто ехали в поездах и занимали станции. Дыбенко с матросами был послан под Нарву остановить противника. И что ты думаешь? – хмыкнула рассказчица. – Его матросы испугались и драпанули так, что искали их по всей России. Нашли только под Самарой. Дыбенко посадили за измену. И вот тогда Коллонтай под свою ответственность попросила партийных соратников отпустить Павла Ефимовича из тюрьмы. Но товарищи по партии сделали непонимающие лица – дескать, а кто ты такая, чтобы за него хлопотать? И Шурочка оформила с Дыбенко официально отношения, первой в Российской республике зарегистрировав в загсе брак.
Старуха говорила все быстрее и быстрее, точно боялась, что ее перебьют, не дослушав.
– А этот малодушный тип, я имею в виду поганца Пашку, вместо того чтобы пасть Шуре в ноги и слезно благодарить за великодушие, немедленно скрывается в неизвестном направлении в компании своих вечно пьяных дружков-матросиков. Как ей было жить? Кругом одни предатели! А надо заметить, что перед этим у Александры на глазах стреляется друг детства, тайно в нее влюбленный морской офицер. Он перед самой революцией подарил Шуре подвеску – золотую женщину-сову, с которой Коллонтай никогда не расставалась. И в пару к ней великолепный гребень тонкой старинной работы, который всегда лежал у Шуры на трюмо. Почему-то на этого друга произвело неизгладимое впечатление, когда несгибаемая Александра пошла отвоевывать у попов лавру, и белогвардеец, вместо того чтобы тихо отбыть с семьей в Стамбул, как это делали его однополчане, пришел домой к Александре Михайловне и на пороге ее комнаты пустил себе пулю в лоб.
На кухне повисло тягостное молчание, которое прервал тяжкий мамин вздох и горячечный шепот старухи:
– Сколько лет прошло, а она не могла вспоминать об этом без содрогания. Друг детства называется! Он отравил ей жизнь, сделав виновной в своей гибели. Или взять Владимира Ильича. На восьмом съезде партии Шурочка поставила вопрос о создании колоний для освобожденных женщин, но Ленин ее не поддержал. Мало того, он разорвал с Коллонтай товарищеские отношения, по сути, от нее отвернувшись. Александра кинулась в Одессу, надеясь найти понимание у Дыбенко, но обнаружила мужа свински пьяным, да еще в объятиях молодой девицы. Все говорили – ничего странного, ведь Коллонтай пятьдесят лет, а ему – только тридцать три. Ну и что с того, Наташ? Для настоящего родства душ смешны мещанские предрассудки! Шура всегда считала, что их с Павлом соединяют душевные скрепы, а не пошлый банальный секс. Но Дыбенко решил по-своему. Неотесанного мужлана больше влекла животная похоть, чем единство идеалов. И Александра поставила вопрос ребром – мы с тобой расходимся, ибо ты лгун и ничтожество! Но Павел и тут проявил малодушие, не сумев достойно принять удар. Он скрылся в другой комнате, оттянул кожу на животе и выстрелил навылет.
– Вот подлец! – поразилась мама.
– А ты думаешь! – с воодушевлением подхватила старуха. – Крови было много, но опасности для жизни никакой. Мерзавец полагал, что дешевый фарс сможет удержать возле него такую выдающуюся женщину, как Шура Коллонтай! Жалкие пигмеи! Предатели общего дела! Никто ее не понимал! Поэтому и остановились на полпути ее выдающиеся начинания, и не вздохнули, как Шурочка мечтала, освобожденные от семейного ярма трудящиеся женщины. Мы и сегодня рабыни привычки и глупых условностей. Сами себе напридумываем любовей и мучаемся в несчастных браках. Да кому он нужен, этот брак! Ты, Наталья, будь умнее. Не смей жалеть мужиков! Сама о себе не позаботишься – никто не позаботится! Детский дом – самое подходящее место для твоего парня. Не зря же Александра Михайловна создавала детские колонии и приюты. Там детям лучше. Она и сына своего сама никогда не растила. А вырос, между прочим, прекрасный парень. Послом стал. В колониях на воспитание ребят страна кидает профессиональные педагогические кадры! А ты кто, Наташ? Педагог? Нет! Вот то-то и оно. Что ж ты лезешь детей воспитывать? Умная была женщина Александра, знала, что делала, светлая ей память…
Трясясь от озноба под тонким одеялом, Котя впал в забытье. Он все хотел крикнуть маме, что старая ведьма только и ждет подходящего момента, чтобы отомстить им за смерть своей Королевы, но голос так и не вернулся. Сколько прошло времени, мальчик не знал и очнулся в светлом просторном помещении, оказавшемся лазаретом детского дома. Увидев незнакомые стены и склонившееся над ним чужое женское лицо, он закричал так страшно, что добрая санитарка сначала отшатнулась, а затем принялись укладывать Котю обратно на кровать, с которой он все порывался вскочить и побежать спасать маму. Больше он маму так и не увидел и был уверен, что красноглазая ведьма извела ее в ту страшную ночь за то, что он, глупый Котя, до смерти обидел Королеву Ведьм.
Рим, I век н. э.
День клонился к вечеру. Над императорскими садами плыл аромат цветов. Порхали бабочки, но Хлоя их не видела. Верная рабыня Мессалины сидела в увитой плющом беседке и делала вид, что чистит хозяйские драгоценности. Все ее мысли были об Исааке. Девушка заметила иудея сегодня в покоях дворца, и невероятная радость охватила гречанку. Исаак про нее не забыл! Любимый за нею вернулся!
Футляр за футляром открывала она и, не вынимая искрящихся изумрудами серег, алмазных ожерелий, сапфировых подвесок, гребней, заколок, расшитых камнями лент, так и не притронувшись к украшениям, закрывала и складывала обратно в корзину. Поглощенная мечтами, Хлоя не замечала ничего вокруг. Крадущиеся шаги девушка услышала только тогда, когда Нарцисс тихонько вошел в беседку и тронул ее за плечо.
– Хлоя, – окликнул он. Рабыня вздрогнула и обернулась. – Не бойся меня, Хлоя. Я знаю твою тайну.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Голос гречанки дрогнул, хрупкое тело под легкой туникой покрылось мурашками.
– Твой иудей вернулся. Он говорил со мной.
Хлоя зарделась и испуганно взглянула на императорского вольноотпущенника. Он словно прочел ее мысли, а это грозило неминуемой бедой.
– Не смотри так, Хлоя, – заметив смятение в глазах рабыни, мягко проговорил Нарцисс, и голый череп его блеснул в лучах заходящего солнца. – Мы с тобой земляки и должны друг другу помогать. Меня прислал твой Исаак. Он по-прежнему любит тебя и просит передать, что будет ждать этой ночью у городских ворот. Иудей дал дельный совет – для побега оденься в одежды императрицы, как ты делала много раз, когда возвращалась под видом Мессалины во дворец.
Глаза Хлои забегали, не зная, куда деваться, но императорский советник по делам прошений лишь по-отечески усмехнулся:
– Мне все известно, милая Хлоя. Как видишь, я и об этом знаю. И если до сих пор молчал, то делал это только из симпатии к тебе.
Многозначительно посмотрев на рабыню, Нарцисс закончил:
– Оденься Мессалиной. Тогда уж точно никто не посмеет остановить вас с Исааком, и ни один центурион не спросит, куда вы направляетесь. Я отвлеку твою хозяйку, добавлю в вино снотворное, и сможешь уйти незамеченной.
– Спасибо тебе! Клянусь Венерой, я не забуду того, что ты для меня сделал, – чуть слышно пролепетала девушка, покрываясь жарким румянцем. – Скажи ему, я обязательно приду!
Сколько раз Хлоя могла выйти замуж, родить четырех детей и по закону получить вольную, но всегда, когда к ней сватались, гречанка упрашивала госпожу, чтобы та отказывала просителям. Рабыня ждала Исаака. Мессалина сперва сердилась, потом махнула на гречанку рукой, предоставив ей жить так, как она пожелает. И вот – свершилось! Верность Хлои вознаграждена!
До вечера невольница была точно во сне, а ближе к ночи на половину Мессалины заглянул Нарцисс. Привычно обняв императрицу, как делал много раз, грек увлек ее в спальню и, подмигнув застывшей у стены Хлое, вкрадчиво проговорил Мессалине на ухо:
