Наталья Андреева - Седьмое море
— Ну как?
И смотрела на него глазами Сажина. И он, цепенея, кивал головой:
— Отлично, девочка моя! Ты просто супер!
О, как он мечтал, чтобы она хоть раз проиграла! С разгромным счетом. Чтобы ее размазали по стенке, унизили, растоптали ее самолюбие. Словом, Дан хотел, чтобы она оказалась на его месте и поняла, каково ему. Разумеется, Алиса проигрывала, редко, но с ней, как и с каждым спортсменом, такое случалось. Но она никогда не теряла при этом самообладания. С непроницаемой улыбкой говорила:
— В следующий раз.
И он опять видел Сажина. Теперь он видел его с утра до вечера, эти глаза, этот нос и губы, и они еще пытались его целовать! Ну почему, черт возьми, она так похожа на отца?! Любовь Дмитрия Сажина во плоти. Да, постарался Дмитрий Александрович. Очередное поражение лишь делает Алису сильнее, она тут же начинает мечтать о реванше и усиленно тренироваться.
В конце концов Дан стал радоваться отсрочке. Ему подарили год. Целый год! Потому что чем дальше, тем больше Дан понимал: он не сможет. Даже с закрытыми глазами, представляя на месте Алисы одну из своих сладких белокурых девочек, безоговорочно верящих каждому его слову. Толкуто? Он просто боится Алису Сажину. И это еще хуже, чем бояться ее отца. Когда пасуешь перед здоровым мужиком, это понятно. Против силы не попрешь. Но когда тебя приводит в трепет девчонка с внешностью модели…
«Она не женщина, — думал Дан, томясь на трибуне и глядя, как Алиса лихо, помужски, разделывается с очередной соперницей. — Что я буду делать, когда пройдет этот год?!»
Разумеется, он знал, что по приказу Сажина служба безопасности холдинга установила за генеральным директором слежку. Звучит как анекдот. Но что поделать, если директор номинальный? На деле у него ничего нет, ни акций, ни влияния, ни желания работать, чегонибудь добиться. Если и было, то в прошлом, до той роковой ошибки. А кто, скажите, безупречен? Теперь Дан не глядя подписывал документы, которые ложились к нему на стол.
— Дмитрий Александрович это просмотрел, — сообщала стоящая наготове с печатью секретарша Сажина или главный бухгалтер.
Дан кивал, расписывался, печать, как гильотина, обрушивалась на витиеватый автограф. Прямо на заглавную букву «Г», отсекая ей голову, и у Дана каждый раз было ощущение, что его казнят. Он ничего не решает, Дмитрий Александрович уже все просмотрел. Ну сколько можно?! Не довольно ли унижений?! Сажин давно уже единоличный хозяин фирмы. А за дверью, в приемной, сидит его дочь. И все знает. В ее глазах каждый раз насмешка.
Дан уговаривал себя: один раз не больно. Во всяком случае, не смертельно. Алиса устроит сцену, оскорбит, так, как она это умеет, метко, безжалостно, зло. И отпустит на свободу. А вот если у них в постели не получится, Алиса так сразу не отступит. Кто знает, что ей в голову взбредет? Упрятать его в лечебницу для алкоголиков? В палату для пациентов с «мужскими проблемами»? И кому она об этом расскажет? Маме, папе, своему психотерапевту, всем, кто сидит в офисе?
«Она должна меня бросить», — мучился Дан. И все гадал: как бы это устроить?
Масла в огонь подлил Зебриевич. Они дружили еще с института, застенчивый зубрила Димка, яркий, как тропическая птица, Дан и тихушник Сема, который на факультетской дискотеке заведовал буфетом. Димка был у него на подхвате, просто не смог отказать. Тогдато Сажин и изучил этот механизм торговли, на примере Семиного буфета. Ох, и пожалел же небось об этом Зебриевич! Меж однокашниками всегда негласное соперничество, кто большего в жизни достиг. А для чего, скажите, проводят эти встречи выпускников? Десять лет спустя, двадцать, тридцать…
Вот уж от Сажина никто не ожидал такой прыти. Женившись на Даше, Димка враз изменился. У него словно пропал страх. Даже вид спорта Сажин выбрал соответствующий, тот, где люди бьют друг друга чем ни попадя, и руками, и ногами. Разновидностей кикбоксинга существует много, разумеется, Сажин выбрал самый опасный! Фуллконтакт! То есть полный, все удары по максимуму. Но Сажин полез и туда, и доставалось ему поначалу дай боже! Глядя на его выкрутасы, Сема не раз качал головой, предрекая:
— Он себе когданибудь шею сломает.
Дан тоже так считал. Очень уж Димка рискованную политику ведет, один раз повезло, другой, но есть же, в конце концов, лимит везения! Урвал свой кусок, дай и другим место, забейся в нору, лежи, переваривай. Шанс сорвать огромный куш дается в жизни лишь единожды. Но шли годы, Сажин порою ходил по краю пропасти, но оставался цел и невредим. Оказалось, это правило распространяется только на трусов, храбрецам же везет до бесконечности.
— Фортуна от него шалеет, — мрачно пошутил както Сема. — Стоит ей выиграть партию, Сажин ее подначивает: а ну, сдавай еще! Дошло до того, что она играет с ним честно, с нами же крапленой колодой. Нет, сам он шею не сломает. Надо ему помочь.
Они обсуждали это лишь однажды, но Дан понял: Сему, так же как и его, Димка Сажин раздражает. Значит, их двое против него одного.
Комбинацию с Дэном придумал, конечно, Сема. Развести Дашку, сказать, что муж нанял мальчишку для того, чтобы опозорить ее в суде. Но донести эту информацию до несчастной женщины должен был Голицын.
— Она тебе доверяет, — наставлял его Сема. — Когда они разведутся, Дарья Сажина получит половину всего, и тут уж ты наложишь на акции холдинга свою лапу. Дашка легко попадет под твое влияние. Ведь она всю жизнь смотрит тебе в рот.
— Но что мне делать с Алисой?
— А что хочешь. Избавься от нее. Девчонка не подарок, она нам только нервы делать будет. Вы с ней не пара, это видно.
И Дан старался. Выбирал самые выгодные ракурсы, позируя Лене: ну же! Снимай! И беги прямо к ней! Но начальник службы безопасности оказался туповат. С докладом к Сажину Леня не спешил. Дан чувствовал, как на его шее затягивается петля. Огромные долги, чрезмерно настойчивая девушка, держащая наготове языкрапиру, чтобы уколоть побольнее, бывший друг, который только и думает о том, как вышибить его с поста генерального. Поигрался Сажин с Даней, и хватит. Не сегодня завтра Даша узнает правду, и тогда в номинальном директоре нужда отпадет.
Дана давно уже ничего не радовало, особенно единственный сын. Они встретились в конце декабря, Федя позвал отца в ночной клуб, где, как с гордостью сказал сын, будет выступать его рокгруппа.
Клуб оказался третьеразрядным кабаком, в зале было накурено, пахло горелым подсолнечным маслом. Публика за столиками сидела заурядная, многие зашли просто так, поужинать. Дан с удивлением смотрел на вертлявую девицу, которая всем распоряжалась.
— Это мой продюсер, — с гордостью сказал Федя.
«Продюсер» тут же принялся строить Голицыну глазки. Еще бы! В этом дешевом кабаке Дан единственный был нормально одет! В таких заведениях он не был вот уже лет двадцать, даже больше. Ужасная кухня, рыба на сто процентов перемороженная, вино отвратительное, скатерти грязные. Дан все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Да еще эта девчонка… Про дюсер! Ха!
«Значит, они будут жрать и напиваться, а мой сын их развлекать», — думал он, с неприязнью разглядывая публику. Захотелось немедленно встать и уйти. Но Дан решил испить сию чашу до конца. А потом поговорить с Федором по душам. Звук оказался ужасным, они не умели даже настроить аппаратуру! Дан ни слова не мог разобрать из того, что пел сын. Может, тексты были не так уж и плохи, но все перекрывал чудовищный грохот, металлический скрежет. Публика равнодушно ела, несколько раз пару жидких хлопков раздалось, но это все.
«И это мой сын!» — в ужасе думал Голицын, которого жалкое зрелище на время парализовало. Дан не мог ни есть, ни пить. Да и что тут есть?!
— Ну и как тебе? — спросил после выступления сын, присаживаясь рядом.
— Ты хочешь услышать правду?
— Я понял: тебе не понравилось! — вспыхнул Федя. — Все с чегото начинали!
— А помоему, это конец, — усмехнулся он. — Послушай, я еще мог бы чтото для тебя сделать. Если ты найдешь в себе силы закончить институт…
— Да иди ты! — вскочил сын. — Хочешь сделать из меня такого же урода, как ты сам?!
— Однако твоя девочка на меня запала, — усмехнулся он. — Твой «продюсер». Что бы женщина ни говорила, Федя, костюм от Бриони ей больше по сердцу, чем проколотое ухо и голый пупок. — Он презрительно кивнул на кожаную жилетку с металлическими заклепками, в которую был одет сын. — Если я проведу с ней ночь, ты примешь мои условия?
— Какая же ты… — Сын словно поперхнулся. — Если еще раз ко мне сунешься, я не буду стесняться в выражениях. Засунь свои деньги себе в ж… Мне от тебя ничего не надо. Если надо подписать какието бумаги — я подпишу. И фамилию возьму другую. Нет больше Федора Голицына, запомни. Кошелек не доставай. Угощение за счет заведения. Мою команду в благодарность за выступление покормят. Ну и тебя заодно.
— Я в состоянии заплатить за свой ужин!
