Галина Романова - Ты у него одна
Мария Ивановна пустилась в воспоминания, перемежая их сдавленными всхлипываниями. Она уже не торопила Эмму. Она просто перестала ее замечать. Говорила, причитала, качала головой и смотрела невидящими глазами в пол.
Эмма тоже смотрела в пол. Но, в отличие от застилавшего взгляда Марии Ивановны, ее глаза были полны ужаса. Она узнала эту визитку. Глянцевая, чуть розоватая поверхность в еле видимых глазу белесых разводах напоминала малюсенький осколок розового мрамора. Тисненные золотом буквы смело разбежались по поверхности.
Она не могла не узнать эту визитку, потому что лично присутствовала при ее заказе. Она сама подвозила Лизку в ту шарашкину контору, подвизающуюся на изготовлении таких безвкусных, аляповатых карточек.
– Черт знает что! – дала тогда Эмма определение ее визиткам.
– Ну что ты, милая, по-моему, стильно. И главное – романтично… – похохатывала Елизавета. – И, что самое главное, – недорого…
И вот теперь эта маленькая дрянная карточка лежала на полу подле ее ног и свербила мозг своей дешевой назойливой броскостью. Эмма присела и взяла визитку в руки. Так и есть – Лизкина визитка. Если еще и теплилась у нее надежда на то, что шараш-монтажники штамповали свою продукцию в немереных масштабах, то, сложив из прыгающих и пляшущих перед глазами букв Лизкины имя, фамилию и отчество, Эльмира окончательно приуныла.
Итак, это все-таки Лизка…
У нее работала Елена перед гибелью. После визита к Елизавете Эмма «случайно» наткнулась на Александра, праздно читавшего газету на террасе открытого кафе. В том, что это не было случайностью, а являлось одним из хорошо продуманных ходов в Лизкиной игровой комбинации, сомневаться теперь не приходилось. Потом ее идиотские послания вкупе с призывом – «поторопиться»… Что еще? Мальчик! Она захватила мальчика и держит его теперь у себя. С какой целью?! Еще одна пешка? Или ферзь? И как она связана с той женщиной, что была схвачена «дядей Геной»? Или их связывает все тот же ребенок? А может быть… А может, он похищен ею с целью… Черт, цель никак не хотела вырисовываться. Никаких очертаний – ни зыбких, ни контурных, никаких. С целью выкупа его похищать глупо, потому как выкуп платить некому. Мать ребенка в руках извергов. Отец мертв. Она сама на роль плательщицы не годится. А если бы годилась, то требования давно были бы Елизаветой выдвинуты. Значит, она все-таки прячет мальчика с какой-то другой целью. С какой?..
– У вас все?! – Мать покойной Елены нетерпеливо показывала ей на дверь. – Уходите. И помните… Того, что вы все ищете, у нее не было и быть не могло. Уходите…
Эльмира ушла. Осторожно прикрыла за собой дверь и с видимым облегчением вывалилась из подъезда, начав жадно глотать воздух, словно это был некий кислородный коктейль, а не промозглый смог городских окраин. Быстрым движением надвинув на глаза темные очки, она огляделась и взяла курс на тропинку, что вывела туда, где ее настигло очередное неприятное открытие. Нет, она, конечно же, думала, что во всей этой истории без Лизкиного участия не обошлось. Присланные той бриллианты и желание укрыть от посторонних глаз чужого мальчишку – яркое тому подтверждение. Было яснее ясного, что подруга увязла в этой истории. Дело оставалось за малым – узнать, насколько глубоко та увязла. Насколько лживым и подлым окажется располагающее участие Лизы в ее, Эльмириной, судьбе. Как далеко она успела пройти по проторенному Зойкой пути. Пути вероломной подколодной змеи, использовавшей Эмму в свое время на полную катушку.
– История повторяется… История повторяется… – беззвучно шептала она, спотыкаясь на кочках в своих, вернее Валькиных, ботинках, носить которые оказалось жутко неудобно.
Чем все это для нее обернется, если события будут развиваться по тому же сценарию, что и пять лет назад? Появление злодея, жаждущего ее смерти. Потом неожиданный выход на сцену рыцаря в сверкающих доспехах, который тоже окажется на поверку злодеем. Под занавес спасительная длань любимого, протянутая ей в момент, когда гибель кажется неизбежной, и, наконец, опустошающее душу прозрение – доказательство вероломного предательства любимой подруги.
Пять лет назад все именно так и было. Неужели… Неужели все повторится?!
Какой-то неведомый, встроенный создателем автопилот привел ее к остановке. Он же заставил задрать ногу на подножку подвернувшегося в тот момент траспортного средства. И он же, очевидно, безошибочно угадал маршрут ее следования.
Эмма завороженно смотрела на мелькающие в окне троллейбуса деревья. Это был двадцать четвертый номер. Тот самый, что тормозил прямо против Лизкиных окон. Подсознание гнало ее именно туда. Зачем?! Зачем, если Лизки нет дома? Если дверь квартиры подруги закрыта, а ключа у нее нет. Ключа, который помог бы ей пошарить в этой неприступной цитадели, скрытой от посторонних глаз и ушей за толстенной, почти бронированной дверью. Но инстинкт не зря гнал ее туда. Этот визит не мог остаться бесцельным. Пусть результат оказался не таким, какой ей был нужен. Но все же она приехала к этому дому не зря. И поняла это Эмма сразу, как только остановилась у двери Лизкиной квартиры, потому как соседняя дверь словно по волшебству отворилась, и старая сморщенная тетка, высунув нос в образовавшуюся щель, загадочно прошептала:
– Иди сюда, милая. Мне есть что тебе сказать…
Глава 24
Он был почти спокоен. Почти… Во всяком случае, старался казаться таковым. Никакого трепета в ресницах, никаких пульсирующих вен: ни на висках, ни на шее. Никаких мятущихся взглядов и судорожного скольжения языка по спекшимся губам.
Состояние относительного покоя…
Именно так охарактеризовал бы состояние своей новой жертвы Гарик. Он ходил вокруг железного стула, который почему-то все называли пыточным. Гарик любил называть его рабочим. Своим рабочим местом. На котором сейчас ждал своего часа новый подопечный.
Данила…
Широкие плечи. Хорошо развитая мускулатура. Сильная спина. Множество шрамов. Правда, не очень значительных. Из-под его рук выходили куда более живописные. Но это все потом. Не сейчас. Сейчас нужно было лишь слегка размяться, вызвав болевой шок парой-тройкой внутренних кровотечений. Не сильных, чтобы без последствий. И желательно без синяков…
– Данила, – позвал он, устав в полном молчании дожидаться хозяина. – Не боишься?
Тот до ответа не снизошел. Да Гарик и не надеялся. Такие парни на дешевые вопросы не пишутся. Попробовать с другого бока?
– За жену свою не боишься?
Ага! В точку! Левое веко дрогнуло. Самую малость дрогнуло, но он заметил. И жилку, что вздулась на виске, заметил. Вот она, его болевая точка. Вот она, слабинка – его Эльмира. Белокожая, белогривая, с точеными длинными ногами, с высокой грудью (наверняка упругой, как у девственницы, наверняка…), с тонкой талией и круглой миленькой попкой. Раздеть бы ее в этом подвале на глазах мужа и показать ему. Не так, как он сам привык смотреть на нее, а своими собственными глазами показать, в полном их порочном развороте…
– Тронешь Эмку, дышло вырву.
– Что, что, что, что?! – Гарик дурашливо опустил ухо к самым губам Данилы. – Я прослушал! Что ты мне вырвешь?! Дышло?! За нее, за девку свою?! Ух ты! Смело!
– Верь мне, Гарик! – Данила говорил спокойно, ровно, не сипя злобно и не брызгая слюной. И от этого слова его казались особенно проникновенными. Не хотелось в них верить, а приходилось. – Со мной можешь делать, что тебе твое подлое нутро продиктует. Можешь ногти мне рвать. Можешь сердце вырезать. Все одно издыхать когда-нибудь. Но девочку мою не тронь… За девочку – убью.
И он улыбнулся. Гарик не увидел, скорее услышал его улыбку. Почувствовал каждой своей извилиной скрип мышечной ткани на щеках Данилы, треск раздвинутых в улыбке губ и еще… Ему просто морозцем позвоночник прихватило от этого. Он услышал в этой улыбке зловещий шепот с того света. Такое с ним случалось не часто, и с этим своим феноменальным чувством он считался.
– Да ладно тебе, Даня. – Он миролюбиво разулыбался, стараясь не показать своего страха, что глумливо скорчил ему мерзкую рожу. – Никто не собирается трогать твою девку.
– Она моя жена! – кротко поправил Данила. Так, что Гарику было впору снова извиняться.
– Пусть жена… Никто не собирается ее трогать. Мне и тебя-то трогать не следовало бы. Хозяева, они меняются, сам знаешь, а мы остаемся. Но… Но сейчас мой хозяин он, и работаю я на него. Так что уж не обессудь, ежели что не так. Работа, будь она неладна…
Он работал целых сорок минут. Без удовольствия, впрочем, работал. Тот зловещий шепот не давал покоя его мозгам. Натыкаясь при каждом взмахе ментовской дубинки на помутившийся от боли взгляд Данилы, Гарик невольно ежился. Ежился и ужесточал удар.
Через сорок минут Данила потерял сознание. Гарик окатил его двумя ведрами заранее припасенной воды и стал ждать. Сейчас… Сейчас Данила должен дохнуть полной грудью, закашляться, может быть, простонать что-нибудь, и тогда можно будет отстучать наверх, что время для вопросов наступило.
