Ольга Володарская - Хрустальная гробница Богини
К половине одиннадцатого проснулись все гости «Красной скалы». Собрались в вылизанной Антоном кухне, дабы испить кофе. Кроме этого, парень успел наделать бутербродов с пшеничными хлебцами и сварить овсянку. Сухомятка у страдающих похмельем гостей успехом не пользовалась, а вот горячий кофе и теплая молочная каша с маслом пошли на ура. Особо страдающие – Ладочка, чей изнеженный здоровой пищей и жидкостями организм просто отказывался нормально функционировать после вчерашних убойных «бутербродов» из водки и вина, и Матильда, влившая в себя четыре литра мартини, – вообще ни к чему не притрагивались, пили одну воду. Зато Эва ела с аппетитом (а она-то думала, что после вылазки в самодеятельный морг ей крошка в горло не полезет). Впервые за многие годы она наплевала на диету и слопала тарелку овсянки, два бутерброда с жирной ветчиной, две шоколадные вафли, а запила все это не лайт-колой, а обычной, сладкой. Этот жор напал на нее не просто так, а на нервной почве. Такое с ней случалось частенько, но обычно она себя контролировала, объедалась обезжиренным йогуртом, а сегодня не смогла, и не потому, что йогурта не было в наличии, просто нервничала она больше, чем всегда. Не давало покоя дурное предчувствие. Почему-то все сегодняшнее утро ее не покидала уверенность, что никуда они после обеда не улетят. Эва не знала, что именно произойдет и какие такие обстоятельства задержат их здесь, но не сомневалась – из ловушки, в которую они попали, нет выхода. А если и есть, то найдут они его не сегодня…
– Что это с тобой? – обеспокоенно спросила Дуда, заметив непомерный аппетит Эвы. – Тебя будто неделю не кормили…
– Что-то мне тревожно, – поежилась Эва и взяла из пачки еще одну вафлю. – Ничего с собой поделать не могу.
– А сейчас-то чего тревожиться? Все уже позади.
– А вот я в этом не уверена…
– Брось, Эва, через несколько часов здесь будет туча ментов, и мы все сможем расслабиться.
Она очень уверенно говорила, очевидно, именно так и думала, но Эву не убедила.
– Вдруг самолет не прилетит? – прошептала она. – Тогда что?
Дуда поперхнулась овсянкой и, прокашлявшись, возмущенно воскликнула:
– Ты чего фантазируешь? Почему бы ему не прилететь, если уговор был?
– А вдруг нелетная погода?
– Да ты на небо глянь – ни облачка!
– Это сейчас, а к обеду снег пойдет. Вспомни, тут метель всегда начинается как раз во второй половине дня. – Эва все больше волновалась, накручивая сама себя. – А еще в Москве может быть непогода, и тогда самолет просто не вылетит…
– Заткнись, пожалуйста, и не каркай! – вспылила Дуда. – Без твоих мрачных пророчеств тошно!
– Нет, ну а вдруг?
Дуда демонстративно отвернулась от Эвы и заговорила с Матильдой о каких-то пустяках. А в это время в кухню вошла Ларифан. Весь прошлый вечер она проспала, сначала в апартаментах Эвы, а когда они с Дудой вернулись, ушла к себе. Там она приняла таблетку снотворного и до теперешнего момента дрыхла, не реагируя на попытки соседки Ники ее разбудить.
– Проснулась! – обрадовалась Ника и, вскочив со стула, предложила ей занять свое место. – Садись, покушай. Кашка еще осталась…
– Всем привет, – буркнула Ларифан, а вместе того, чтобы сесть, прошла к окну и выглянула в него. – Погода, я надеюсь, летная?
– Погода отличная. Так что предлагаю до отлета погулять.
– Погулять?
– Ну да. – Ника, у которой в последние дни перепады настроения стали наблюдаться все чаще, истерично рассмеялась: – А что тут такого? Кругом красотища, снег. Солнце, ветра нет. Можно подносы взять, – она схватила один из небольших пластиковых прямоугольников, что были сложены стопкой у сушки, – и с горок на них покататься. Все дни ведь в доме просидели…
– Ты, Ника, ничего не забыла? – поджала свои и без того тонкие губки Ларифан, став еще больше похожей на пекинеса. – У нас в подвале два трупа! А один где-то в горах… У нас трагедия, Ника, нам не до катаний…
– Ну мы-то живы, – отмахнулась та (руки ее при этом едва заметно подрагивали). – И потом, разве они воскреснут, если мы будем сидеть тут и плакать?
– Плакать незачем, но и веселиться не стоит! – вступила в их спор Натуся. – Давайте сразу после завтрака пойдем в свои комнаты и соберем вещи…
– А кому собирать нечего?
– Тот поможет Ларифан уложить аппаратуру. Потом передислоцируемся в гостиную или столовую и будем ожидать приезда милиции…
– Вы как хотите, а я тупо ждать не буду, – заупрямилась Ника. – Я так с ума сойду! Лучше погуляю. – Она обвела всех взглядом. – Никто не желает ко мне присоединиться?
Ни один из присутствующих ей не ответил.
– Ну, как хотите, – чуть не плача выкрикнула она. И, крутанув своей маленькой подростковой попкой, выбежала из кухни. Поднос она прихватила с собой.
– Я раньше не замечала за ней такой черствости, – проговорила Катерина, когда Ника скрылась.
– Дело не в черствости, – не согласилась с ней Натуся. – Просто у Ники нервы расшатаны до безобразия. Она живет на антидепрессантах. Отсюда резкие перепады настроения. Вчера над трупом Клюва рыдала, как ненормальная, а сегодня уже резвится…
– Мы все рыдали, – тихо заметила Ладочка, – а теперь и не вспоминаем о нем… Никому нет дела до чужой смерти. Своих близких мы, конечно, оплакиваем, но, если погиб посторонний, каждый из нас в глубине души думает: «Хорошо, что он, а не я…» Все мы сволочи и эгоисты! – Она тряхнула головой и всхлипнула. – Да что это сегодня со мной? Так что-то тошно…
– У тебя похмельно-депрессивный синдром, – поставила диагноз Тома. – У меня каждое утро после пьянки точно такое же состояние.
– И сейчас?
– Сейчас особенно! Сижу вот, вас слушаю и так всех ненави-и-и-ижу! – Заметив, как изменилось выражение Катиного лица, она поспешно добавила: – Всех, кроме тебя, крошка…
– Так, – решительно сказала Дуда, резко встав из-за стола, – пока мы тут не переругались вдрызг, давайте разойдемся! Нервы у всех на пределе, да и похмельно-депрессивный синдром мучает не только Тому, поэтому предлагаю завершить трапезу и разбежаться по комнатам…
И, не дожидаясь какой бы то ни было реакции на свои слова, Дуда прошла к выходу. Эва последовала за ней. Когда достигли фойе, оказалось, что Ларифан тоже покинула кухню. Она семенила следом за Дудой и Эвой, едва поспевая за ними, длинноногими. Нагнав их у основания лестницы, Лара, немного задыхаясь от быстрой ходьбы, спросила:
– А что мне делать с личными вещами Клюва и Ганди, как думаете?
– Надо бы их семьям передать, – высказала свое мнение Эва. – Вдруг они что-то захотят оставить на память…
– Глупости, – фыркнула Дуда. – На кой черт членам их семей трусы с носками? Ценные вещи надо взять, часы, например, или кольца, а барахло выбросить…
– Ценностей ни у того, ни у другого не было, – после секундного раздумья проговорила Ларифан. – Разве что дорогие телефоны, плееры, ноутбуки… А еще у Ганди кожаный пиджак есть. Роскошный. Из крокодила. Ему из Австралии привезли…
– Это такой светло-коричневый? С бахромой на рукавах?
– Он самый. Ганди его обожал. И не снимал с весны по осень. Только зимой менял на дубленку, но и под нее норовил свой австралийский пиджак напялить… Странно, что в день смерти его на нем не было…
– Обязательно возьми, – посоветовала Эва. – Передашь его близким Ганди.
– Некому передавать. У Ганди ни жены, ни детей, а где его родители живут, я понятия не имею…
– Предлагаю похоронить его в нем, – встряла Дуда. – Вон древние египтяне всегда в гроб любимые вещи покойников клали. Чтобы им на том свете порадоваться… – Она хотела развить эту тему, но, заметив, как омрачилось лицо Ларифан при слове «гроб», Дуда быстро переориентировалась: – А у Клюва родственники есть?
– Две бывших жены, одна настоящая и ребенок от какой-то из этих троих. Кажется, от первой… Или от последней. Но не от второй точно…
– Почему точно?
– Потому что его второй женой была я.
– Ты-ы-ы? – хором удивились Дуда с Эвой.
– Я, – спокойно подтвердила Ларифан. – Мы с ним три недели прожили, пока не поняли, что совершили глупость, поженившись. Без скандалов развелись, после поддерживали хорошие отношения. Я его даже к Ганди осветителем пристроила… Потом мы, правда, сильно разругались и в последнее время вне работы совсем не общались.
– Из-за чего разругались-то?
– Козлом Клювик оказался. Хотел свою третью вместо меня ассистенткой пристроить. Она у него дамочка на букву «б», вот он и опасался ее без присмотра оставлять – сам-то часто в разъездах был…
– Но Ганди на уговоры не поддался?
– Нет, конечно. Я ему не столько ассистентка, сколько друг, товарищ и брат. Вернее, сестра. А иногда еще мать и жена.
– Даже так?
– Всякое бывало… Иной раз и сопли вытирать приходилось, когда у него что-то с клипами не выходило, и за ним, больным, ухаживать, и наркоту отнимать… – Она шумно выпустила воздух изо рта. – А когда не с кем ему было перепихнуться, а очень хотелось, я спала с ним…
