Сергей ГОРОДНИКОВ - РУССКАЯ РУЛЕТКА
Когда вынырнул на поверхность, не мешкая и не отдышавшись, перекинул контейнер в лодку. Лодка взбрыкнула, но я перевалился следом за контейнером и усмирил её. И только в лодке сообразил, отборной бранью обругал себя, – не хватило ума захватить полотенце или хоть какую-нибудь подходящую тряпку! За отсутствием лучшего, пожертвовал майкой. Вытер ею голову, затем уже сырой растёр тело, пусть от неё и мало стало пользы. Наверное, на чемпионате по скоростному напяливанию одежды я бы завоевал главный приз. Но свитер, трусы, джинсы и носки не согрели, как хотелось. Вот тогда я по-настоящему оценил значение фляги. Опрокинул её над открытым ртом, влил в себя спирт, пока не почувствовал, как обожгло горло. Закашлялся, выплюнул, что не проглотил, и от волны жгучего тепла внутри тела начал успокаиваться. Несмотря ни на что я повеселел. Нервное напряжение последних дней покидало меня, а испытание, которому подверг Иван, прокручивалось в голове, словно волнительное приключение.
Дрожь утихала, и я переключил внимание на контейнер. Его изготовили из нержавейки. Верхняя часть, в которую вправили стеклянный глазок, по углам прижималась винтами к нижней, а между ними, на стыке проступала резиновая прокладка. Винты имели навершия в виде сердечек, их можно было отвинчивать вручную. Но я убедился, требовалось повозиться, чтобы добиться начала поворотов. Затем они выкручивались без особых усилий, – были смазаны техническим маслом.
Лодка дрейфовала к простору водохранилища. Меня это не беспокоило. Я не хотел возвращаться прежним путём, на котором риск нежелательных встреч казался выше. Мопед представлялся уже не нужным, и при необходимости можно было вернуться за ним и днём. Вероятность, что посторонние найдут его в ближайшие сутки, была незначительной. Для местных жителей пляжный сезон закончился, а на шашлыки в такое удалённо место никто не приезжал. Да и речная «Ракета», если ещё и ходила, то не в это время года. Из-за нетерпения узнать, что же находится в контейнере, я освободил его от всех винтов и начал осторожно приоткрывать, отдирая верхнюю часть от нижней. Прокладка выглядела вполне надёжной. И действительно, вода внутрь не просочилась. А на случай, если бы ей это удалось, для содержимого предусматривалась вторая защита от влаги – надёжно запаянные пластиковые пакеты. Бумаги находились в большом пакете; а в двух маленьких были упрятаны по аудиокассете, каждая из которых ничем не отличалась от другой. Озадаченный, для чего мне аудиокассеты, я невольно рассмотрел устройство светового маячка. Оно было за жестяной перегородкой, прикреплённой к верхней части контейнера, напротив стеклянного глазка с линзой, какие используют в дверях. На электронном будильнике стрелка звонка указывала на цифру двенадцать. Два чёрных проводка соединяли будильник и три обмотанных скотчем батарейки с электронной платой усилителя и реле. А белые проводки связывали реле с фонариком, привинченным как раз у глазка. Всё было сделано тщательно, просто и надёжно. Очевидно, звонок будильника был удалён, а вместо него сигнал направлялся к плате усилителя и реле. Каждые двенадцать часов, в полдень и в полночь, длящийся минуты полторы сигнал будильника включал, а затем выключал фонарик. А его свет можно было увидеть лишь ночью, если знать, где смотреть на дно заливчика.
Лай собаки и тарахтенье мотоцикла донеслись от тех зарослей, где я на мопеде съехал с просёлочной дороги. Эти звуки заставили насторожиться, напрячь слух. Они становились отчётливей, скоро приближались. Затем послышался стрёкот лёгкого вертолёта, уверенно летящего в мою сторону. Необъяснимым побуждением я сунул пакетик с аудиокассетой за обтяжку шерстяного носка и закрыл контейнер. Однако завинчивать контейнер не стал, всё равно не удалось бы стянуть винтами, надёжно сжать прокладку. Вскоре можно было не сомневаться, мотоцикл катил по тропинке, – в просвете между деревьев мелькнул свет его фары. Схватив весло, я со всех сил погрёб им с обеих сторон лодки, и она устремилась вдоль берега прочь и от заливчика, и от быстро летящего вертолёта.
Не успел я проплыть и десятка метров, как вертолёт полыхнул драконьим глазом, высветил меня на водной поверхности, будто на арене цирка. Лихорадочно работая веслом, я надеялся вырваться из светового пятна и ускользнуть от проклятой стрекозы, скрыться где-нибудь в прибрежных зарослях. Но всё напрасно. Вертолёт с нарастающим гуденьем и свистящим шумом рассекающих воздух лопастей обогнал лодку, спустился и поднял вихрь водяной пыли за моей спиной. Несмотря не мои усилия подчинять ход лодки гребкам весла, она заскользила обратно к заливчику, точно желала вернуться к родной пристани. Выстрелов я не расслышал, однако всплески воды по правую руку убедительно советовали прекратить, оставить попытки улизнуть и сбежать. Мне ничего не осталось, как вскинуть весло в знак отказа от сопротивления. Стрелять прекратили, и я с досады отбросил весло на контейнер. Металл звучно лязгнул о металл, а я сложил руки на груди, всем видом показывая, что принимаю своё поражение.
Вертолёт продолжал кружить над водой, загонял лодку к песчаному берегу, от которого я отплыл перед полуночью. Едва она зашуршала по песку, совсем не шальная пуля продырявила камеру. Лодка стала тут же сдуваться, обмякать и сжиматься, будто покрывалась морщинами. Из вертолёта на берег спрыгнул мужчина в комбинезоне защитного цвета и опустил многозарядную винтовку с глушителем. Избавленная от этого груза винтокрылая машина устремилась вверх, загасила прожектор и подалась туда, откуда прилетела.
– Не дури, – шагая ко мне, громко предупредил мужчина. Он показал рукой на контейнер. – Иван в этом деле работал с нами.
– Так это вы? Вы гонялись за мной на «самаре»? – уже зная ответ, с облегчением спросил я.
– Да.
Я присел на корточки, повернул винт крепления верха контейнера, как если бы хотел его открыть, и задал ещё один вопрос с предсказуемым ответом.
– Тоже ваши? – кивнул я в сторону, где тарахтел мотоцикл.
– Наши.
– Но Иван и вам не сказал, где контейнер. Как вы меня нашли?
– На мопеде был маяк.
Я быстро размышлял и возился с винтами, тянул время. Иван, очевидно, не во всём доверял этим сообщникам. Не желал делиться с ними своими козырными тузами, ключевыми сведениями.
– Здесь что, и ваши бумаги?
– Код сейфа с нашими бумагами.
Я уловил насмешку.
– Их очень много, чтобы уместить в такой коробке, – снисходительно пояснил мой собеседник с винтовкой.
Он не упоминал об аудиокассетах, и внезапно я сообразил: пославшие его не знали них. Но они догадывались, в контейнере могут оказаться данные, с помощью которых Иван помогал им выиграть на бирже большие деньги, – не из любви и дружбы, а единственно в обмен на защиту от тех, у кого эти данные были выкрадены. А так как данные были опасны для определённых кругов около правительства, являлись доказательствами огромных махинаций ради обогащения, то представляли собой особую ценность, и их надо было обязательно заполучить ради всевозможного шантажа. Вероятно, хозяева моего собеседника с винтовкой полагали, добытые Иваном сведения или документы надо искать среди бумаг. Мне же воспоминания о событиях на корабле, когда Иван через меня заполучил сигаретную коробку, и убийство на моих глазах того, кто её передал, подсказывали иное. Вероятнее всего, в той сигаретной коробке была именно звуковая запись, сделанная посредством срытого подслушивающего устройства. Голову стала свербить мысль, как же незаметно забрать из контейнера и вторую аудиокассету? Если хозяева собеседника с винтовкой получат хоть одну из двух, моя жизнь не будет стоить и ломанного гроша. Я бы стал им не нужен, а их непримиримые противники, среди которых папочка Вики, не простили бы мне такой потери, надежды на переговоры с ними растают, как дым на ветру.
Я явно недооценил, кто стоял передо мною.
– Что ты возишься? – неожиданно прикрикнул он. – Не можешь открыть? Пошли!
Я вскинул голову, наконец-то увидал его лицо – волевое и холодное, с серыми глазами и тёмными усиками. Я поднялся, мысленно окрестив его усатым.
– Подожди, – сказал я. – Лодка не моя. Позаимствовал под обещание вернуть.
– Оставь! – распорядился усатый, и в голосе прозвучала сталь.
Однако я отступил к лодке, зажал контейнер меж ног и стал сворачивать камеру, удалять из неё остатки воздуха. Подъезжающий мотоцикл заглох за деревьями наверху склона, но оттуда тенью вылетел доберман, с прыжка упёрся лапами мне в грудь и со злобным рычанием оскалился у горла. Я замер, чертыхнулся про себя, что забыл о лае.
– Оставь! – на этот раз равнодушно повторил усатый.
– Лодка не моя, – настаивал я, чувствуя горлом горячее дыхание собаки. – Мне надо её вернуть.
– После подберём.
– Хорошо. Но убери же пса.
