Леонид Залата - Волчьи ягоды. Сборник
Дмитрий был без сознания. Надежды поговорить с ним пока не было никакой.
Марту она отыскала на автобусной станции. Зайти к Бысыкало та не согласилась — нужно ехать, дома ждет работа. Отказалась и посидеть в кафе. Любаве Родиславовне удалось уговорить ее только на разговор в скверике. Сели на удобную свежепокрашенную скамью. Любава Родиславовна взяла на руки Роману: «Подержу внучку».
— Когда свадьба? — спросила будничным тоном.
Марта удивленно заморгала.
— Какая?
— Разве Борис не говорил? Я же послала его, чтоб договориться.
— Да говорил…
— Что решили?
— Я ему не поверила.
— Напрасно. А когда он к тебе приехал?
— Среди ночи.
Ответ явно не устраивал мать Бориса: Балагура ранили вечером. Неужели Борис? К Ирине он все-таки изредка забегал. Как-то даже знакомая предостерегла: «Держите сына, застрянет». Борис отбивался: «Я, мама, ребенка ее лечил». И опять, гляди ты, потянуло к ней, а тут, на несчастье, принесло Балагура — мало ли что могло случиться. Борис горячий. Правда, без причины в драку не полезет. Его, наверное, оскорбил Балагур. Не удержался сынок — и что теперь будет…
— А может, Марточка, Борис пришел к тебе вечером?
— Среди ночи разбудил. — Марта не поняла, куда клонит неофициальная свекровь.
— Боря, Марточка, сразу не осмелился войти в хату — волновался. Вы давно не встречались. Ты же могла найти другого. Боря выжидал, приглядывался… Разве не заметила тень под окном, не слышала шагов?..
Марта вспомнила тихий вечер, и показалось, будто и правда видела, как кто-то промелькнул за запотевшим окном, и вроде слышала, как в дровянике трещали сухие щепки.
— Ты вспоминай, думай, Марточка.
— Может, и ходил у хаты…
— Вот и скажи милиции: видела Бориса вечером.
Марта выхватила из унизанных кольцами рук дочку и, не оглядываясь, поспешила к подъезжавшему автобусу.
3
Тихое утро, окутанное легким туманом. Солнце то выглядывает из-за наплывающих облаков, то снова прячется, чтобы набраться сил, прохладный ветерок суматошно бежит по улице за городским автобусом, шевелит тоненькие ветки.
Старший лейтенант Кушнирчук, сама того не замечая, прикрывает веки. Ее преследует мысль: «Что же делать?» Балагур в беспамятстве произносит непонятные фразы. У него повреждены речевые органы. А время идет. Майор Карпович напоминает: «Собирайте доказательства!» Он не отбрасывает возможность того, что преступление совершил Борис Бысыкало, но не очень-то и поддерживает эту версию. Она может быть ошибочной. Наталья Филипповна не забывает об этом. И вот она переступает порог квартиры Ирины Лукашук. Откровенный разговор с хозяйкой никак поначалу не налаживается. Но слово за словом — и следователь начала рассказывать, как за нею, еще студенткой института, ухаживали двое однокурсников. Красавцы! «Ну, я — нос вверх, глаза вдаль: теряете, мол, время. Хлопцы оказались гордыми. Нашли себе девушек, женились…»
Откровенность Натальи Филипповны толкнула Ирину тоже на воспоминания. Рассказывала о своей жизни, полной и радости и слез.
После суда над мужем, Дмитрием Балагуром, возвращалась в Орявчик с Кривенко: его вызывали как свидетеля. Сидели рядом. И молчали до самого дома.
Однажды в воскресенье Ирина наведалась в тюрьму: Дмитрия после суда вот-вот должны были отправить куда-то далеко, в исправительно-трудовую колонию, куда она уже не сможет приехать — ребенка ждет, — и они не увидят друг друга целых три года. Дмитрий чувствовал себя виноватым перед женой, при встрече говорил мало, а прощаясь, сказал: «Когда придет время ехать в роддом, Иринка, попроси Павла, он поможет по-соседски. — Помолчав, добавил: — Береги себя и ребенка нашего береги».
В райцентре на автобусной остановке увидела Павла Кривенко. Должно быть, нарочно приехал. Расспрашивал о Дмитрии. Успокаивал: «Не тужи, Иринка. Я тебя в обиду не дам». Ирина сплела руки на груди, подошла ближе к стене, ища защиты от острого, пронзительного ветра, пробирающего до костей. Невдалеке в ожидании автобуса переговаривались женщины из Орявчика: «Муж в тюрьме, а он к ней липнет». — «Они давно любовь крутят». — «Жаль Дмитрия». — «Сам виноват». — «А Павлу радость».
В автобус Ирину пропустили первой. Салон быстро наполнился пассажирами. Но рядом с Ириной никто не садился, будто Кривенко заранее забронировал это место. Опять ехали молча, как и первый раз.
В повседневных хлопотах тянулись месяцы одинокой жизни. От Дмитрия не было ни одного письма. «Далеко он», — думала Ирина и вечерами вязала одежку будущему малышу, по нескольку раз перекладывала пеленки, одеяльце и распашонки, сшитые ею самой.
В родильный дом решила добраться без помощи Павла. «Не нужна мне ничья помощь. Обойдусь!» Но ему словно кто подсказал, пришел сам, когда уже собралась, веселый, празднично одетый, будто в загс собрался. «Вон машина. Садись, Иринка», — махнул рукой на улицу.
А после выписки в райцентре нанял такси: «Отвезешь мамашу с мальчиком в Орявчик». Сам остался в городе. Наверное, чтобы не давать повода для всяких пересудов…
Наталья Филипповна слушала Ирину, смотрела на большой портрет, что висел на стене напротив. Подумала: «Дмитрий красив, и сын в него удался».
«Вылитый Дмитрий, всплеснула руками Фитевка, у которой мы снимали комнату в Орявчике, — рассказывала Ирина. — А кое-кто из женщин приглядывался к Митеньке и думал свое. Высказывался же от меня подальше. Да все равно слухи доходили и заставляли плакать».
Как-то заглянул Кривенко. Был под хмельком. Сел возле люльки, сделанной по его просьбе сельским столяром. «Бабы мелют: на меня похож». — «Зачем пришел?» — спросила Ирина, готовая вытолкнуть Павла из комнаты. И показала бы ему на дверь, но вспомнила, что зла он ей не причинил, а добра сделал немало.
Павел будто и не слышал вопроса. Улыбнулся. Не сводил глаз с Ирины и ее сына. «Шел бы ты домой, а то и так разговоров не оберешься. До Дмитрия еще дойдет», — сказала Ирина, укачивая Митеньку. А он: «Я ничего не краду. Хочу как тебе лучше… Вот подумал: зайду, может, помощь какая нужна. Разве это плохо?» — «Нет, Павел, но лучше иди домой». Кривенко оперся руками о колени, неохотно поднялся и, покачиваясь, направился к двери: «Пусть будет по-твоему». А утром Ирина, перестилая детскую постельку, нашла в ней двадцать пять рублей. Долго рассматривала купюру, распрямляла загнутые уголки, словно хотела убедиться, что деньги не фальшивые. Потом подошла к шкафу и положила их среди аккуратно сложенного белья.
«Почему Павел тайком подсунул? Почему не положил на стол, не дал в руки?.. Побоялся, что не возьму. И не взяла бы. Обойдусь! Придет — на пороге поверну и выпровожу из хаты».
После обеда почтальон принес Ирине долгожданное письмо. О себе Дмитрий писал скупо, больше расспрашивал о домашних делах, о ребенке, друзьях.
Письмо было длинное, но Наталья Филипповна дочитала его до конца. Дмитрий вспоминал, как познакомился с Ириной, скромную комсомольскую свадьбу в общежитии. В конце советовал в случае нужды обращаться к Павлу. «Вернусь — отдам долг. Кое-какую копейку с собой привезу. Я тут работаю…» Просил, чтобы прислала фотографию — ему снится она, его любимая жена, с сыном на руках. В этот же день, уложив Митю спать, Ирина заглянула к Фитевке: «Может, тетка Алена, пойдете в магазин, так передайте Федору Довбаку, чтобы зашел сфотографировать малыша. Хочу Дмитрию послать». — «Так я сейчас сбегаю. Только пригляди, чтобы свинка со двора на улицу не выскочила».
Федор пришел скоро. Сфотографировал Митю голеньким в кроватке, одетым на стульчике, предложил Ирине сняться с сыном на руках, пошутил: «Заплатите за одного, а будете вдвоем».
Фотографии, как и обещал, принес на следующее утро, аккуратно разменял десять рублей, оставил себе половину, поблагодарил и не забыл сказать, что через какое-то время, когда Митя научится ходить, неплохо было бы еще разок сфотографироваться «на память о первых шагах».
С тех пор прошло почти три месяца, а от Дмитрия не было никакой весточки. «Неужели письмо не дошло? Где же оно? Назад не вернулось. И почему заказным не послала?.. Вот несчастье».
Как-то вечером по дороге домой к Ирине зашел Кривенко. На его дружелюбное: «Добрый вечер» — не ответила, молча подошла и решительно запихнула ему в нагрудный карман двадцатипятирублевую бумажку.
Не спалось всю ночь. О чем бы ни думала, мысли сводились к одному: «Почему нет ответа? Может, местный почтальон потерял письмо? Может…»
На следующий день написала Дмитрию еще одно письмо. Как раз перечитывала написанное, когда в дверь постучали: «Вам письмо, тетя Ирина. — Соседская девочка протянула конверт. — Почтальон Корилич передал».
Ирина доверчиво отдала письмо Наталье Филипповне.
