Нина Васина - Глинтвейн для Снежной королевы
— У него на спине… Сложенные крылья. Да, крылья! Самые настоящие, я же видел рентгеновский снимок из медицинской карты, а все почему-то твердили: наросты, наросты…
Скотч
Прохор Аверьянович под утро вошел в свою квартиру и обнаружил девочку Леру на диване в гостиной. Она лежала со связанными руками и ногами — ноги были замотаны скотчем почти до колен. Стараясь справиться с дрожью в руках, Самойлов встал на колени и начал развязывать полотенце, которое закрывало Лере рот. Больше всего его испугало это кухонное вафельное полотенце с подозрительными пятнами, похожими на кровь. Во рту девочки оказался еще и мужской носовой платок.
— У тебя шла кровь из носа? — тихо спросил Самойлов, вытаскивая этот платок из ее рта за уголок, как фокусник из шляпы — медленно, осторожно. А платок все никак не кончался, Лера мычала, отплевывалась и мотала головой.
— Нет, кровь у меня была совсем из другого места, — ответила девочка и повернулась к Самойлову спиной, чтобы он занялся ее руками.
Скотч не отдирался. Старик поискал ножницы в ящике комода, посмотрел в коридоре у зеркала и пошел на кухню, бегло осмотрев все комнаты и ванную.
— Это ведь платок Гоши? — словно невзначай поинтересовался он, осторожно прорезая ножницами щель в перемотках прозрачного скотча на ее запястьях.
— Наверное, его. Судя по запаху.
— И что здесь произошло?
— Игорь Максимович меня изнасиловал, — просто ответила Лера, растерев освобожденные запястья и занявшись скотчем на ногах.
— Как это?… — не поверил Самойлов, отчего и сморозил подобную глупость. Он тут же поправился, пряча глаза: — Я хотел сказать — этого не может быть, Гоша…
— Почему не может? — удивилась Лера. — Я недостаточно соблазнительно выгляжу?
Самойлов внимательно осмотрел ее лицо с красными пятнами вокруг рта и мелко дрожащим подбородком. И светлые глаза, которые за линзами слез казались мерцающими кристаллами хрусталя в чистой воде, отражающей пасмурное небо.
Она освободила ноги и постаралась оттянуть длинную футболку вниз, чтобы прикрыть наготу. От этого жеста Самойлову стало так тошно под сердцем, что он сразу понял — девочка не врет.
— Где он?! — прошипел Прохор Аверьянович.
— Вешаться пошел, — так же спокойно ответила Лера. — Я сразу предупредила, что несовершеннолетняя! — повысила она голос, видя растерянное выражение лица Самойлова. — Я говорила, что не хочу этого! А когда он… когда он все сделал, я сказала, что отомщу. Что ты так смотришь? Это было самое настоящее насилие, я так и сказала. Еще я сказала, что отсутствие свидетелей в данном случае, конечно, будет затруднительным моментом для следствия, но медицинское освидетельствование и анализ спермы…
Старик не выдержал, резким движением притянул ее голову к себе и зажал ладонью рот. Чтобы прекратить этот леденящий душу поток слов.
Лера оттащила его пальцы вниз к подбородку и вздохнула:
— Вот и он так же. Сказал, что, если я не замолчу, он заклеит мне рот. Что слышать меня больше не может. Чтобы я не сопротивлялась при затыкании рта, он обмотал мои руки скотчем.
— А ноги?… — прошептал Самойлов, убрав ладонь с ее лица.
— А ноги он потом обмотал, когда я пошла смотреть, как он будет вешаться. Я кричала… То есть мычала, бегала следом и мешала ему войти в кладовку.
— В кладовку… — кивнул Старик, будто и не ожидал ничего другого. Потом дернулся, посмотрел на девочку и вскочил: — В мою кладовку?!
— Ну да. Там удобно — крюк в потолке и лестница есть.
— Ты хочешь сказать, что Гоша… — Самойлов ослабел ногами и некоторое время не мог двинуться с места. — Что он сейчас висит в моей кладовке?…
— Не знаю. Думаю, он там… лежит, — задумчиво предположила Лера. — Раздался грохот, а потом стон и еще какие-то звуки, потом опять грохот. Если бы он просто оттолкнул стремянку и повис…
Не дослушав, Самойлов бросился в спальню. Ему казалось, что он бежит, но ноги волочились очень медленно…
Веревка
Дверь в кладовку была открыта, в проеме виднелась упавшая стремянка. Задержав дыхание, Самойлов подошел и увидел лежавшего рядом со стремянкой Гошу с веревкой на шее. Он переступил через лестницу одной ногой, чтобы дотянуться до шеи напарника, нащупал слабое биение крови и посмотрел на потолок. На крюке болтался обрывок веревки. Это была старая, изношенная веревка, Старик не пользовался ею лет двадцать, но на новую квартиру забрал с собой, как и ледоруб, и альпинистские ботинки — в память о горных странствиях в Армении.
— Не трогайте его с места, — сказала Лера, щелкнув выключателем. — Помогите оттащить стремянку, я посмотрю, что с ним, — oна уже была в джинсах, с мокрой от скорого умывания челкой.
— Я иногда ходил один в горы, и не в горы совсем, а так, не больше двух тысяч метров… — бормотал Самойлов, оттаскивая стремянку и не в силах отвести взгляд от шеи Гоши. — Веревка вся истлела, вот удача, на кой черт я, старый дурак, вообще притащил ее с собой?…
Обмирая, он вспомнил, что сам недавно подумывал именно об этой веревке. Представил себе, как валялся бы сейчас с оборванным концом на шее… Еще Самойлов подумал, что предметы имеют особенность соответствовать своему предназначению или тоже, как и люди, вынуждены идти на поводу у намерений своего первого хозяина, творя беду.
— Жив, — констатировала Лера, присев над Капелюхом. — Зрачки реагируют нормально.
Гоша поднял руку и ощупал свое лицо. Не открывая глаз, он так же ощупал лицо Леры. Второй рукой потрогал веревку на шее.
— Обе руки функционируют! — отрапортовала Лера стоящему сзади Самойлову.
— Теперь ты будешь моей женой?… — четко выговорил Гоша.
— Попробуй сесть, — потребовала Лера, дождалась, пока Гоша медленно, цепляясь руками за выступы полок, сядет, и вышла из кладовки. — Я вызову «Скорую», — она направилась к телефону у кровати.
— Не надо «Скорую», — попросил Гоша. — Я в порядке. Прохор Аверьянович?… Вас уже выписали?
— Надо, — уверенно ответила Лера, слушая гудки. — Мне тоже не помешает врач. Очень даже удобно получится. Вдвоем и поедем. Ты на осмотр и на реабилитационное наблюдение после попытки суицида. Я — на экспертизу.
Самойлов помог Гоше освободиться от веревки. Поправил воротник его рубашки, стараясь прикрыть красную полосу на шее. Взяв Гошу за руку, он прошептал:
— Я же просил тебя не оставаться с нею наедине! Просил?…
Он с трудом сдерживал слезы. Давно его так не пронимало!
— Да все в порядке, пусть вызывает, — громко и радостно сказал Гоша. — Я с нею вдвоем куда угодно поеду! Но в тюрьму не сяду. Ее убью, потом себя убью, потом вас убью, если станете против меня свидетельствовать… А что? Поехали! — Он с залихватским видом начал подниматься. — Проведем экспертизу, потом я прикую тебя к себе наручниками, и до суда ты моя! А что? Я и наручники приобрел. Прохор Аверьянович тогда сказал: «Мой напарник наденет на вас наручники!» — а наручников-то никаких и не было! А теперь я приобрел… — пошатнувшись, он удержался за притолоку и шагнул в спальню. — Последний раз спрашиваю: будешь моей женой?…
Лера посмотрела на него, потом на Самойлова и положила трубку.
Еда
Через полчаса счастливый Самойлов суетился у плиты, а молодые люди — оба с нездоровым нервическим румянцем на щеках и отсутствующими взглядами — сидели за столом рядом, как два истукана.
— Еда издревле обладала хорошим успокоительным действием. Вот, к примеру, курица. Самая обычная, можно даже сказать, банальная курица. Порезанная на кусочки, да смазанная чесноком, да сверху облитая майонезом, а потом еще присыпанная тертым сыром!.. а под каждый кусочек мы заложим по небольшой морковке и по кусочку яблока, но перед этим, обратите внимание! — покапаем на морковки и яблоки лимонный сок. А это что у нас тут? Это же старый друг моих индийских воспоминаний — имбирь!
Старик покрутил пузатым корешком у самого носа Гоши, потом — Леры, дождался их попеременного косоглазия, после чего лихо натер имбирь на терке.
— Имбирь заливается коньяком! — рапортовал он, описывая свои действия. — Смесь доводится до кипения и разливается — куда? Правильно! — закричал он возбужденно, хотя никто не ответил ни слова. — На противень, на морковь и яблоки, под курицу! Пока курица будет запекаться сверху хрустящей сырной корочкой, соус будет кипеть снизу, проникая в нее, так сказать, ароматически! Все запомнили? Загружаем! — с лихим азартом ведущего шоу он задвинул противень в духовку и сел на свое место у окна.
Наступила гнетущая тишина.
— Нет-нет, — замотал Самойлов головой, осмотрев своих гостей. — Так не годится! Задавайте вопросы, берите интервью, потому что, когда курица приготовится, когда мы будем ее есть, макая кусочки белого хлеба в подливку из коньяка, имбиря, яблочного и куриного сока, вы уже не сможете получить ценные сведения из области кулинарии. Знаете почему? Не рассказывайте сытому человеку рецепты, когда он их просит, уже накушавшись вдоволь вашим блюдом! Он просто льстит вам, ничего не запомнит и время зря отнимет. Только голодный человек, предвкушая наслаждение, еще в состоянии из жадности запомнить кое-что из увиденного и сказанного. Спрашивайте!
