Дарья Калинина - Неполная дура
Пока Никита размышлял, он умудрился перевернуть себе на брюки тарелку с салатом, заляпаться маслом и красной икрой, которую пришлось соскребать с него самим подругам. Потому что Никита, попытавшись отчистить одежду, только порезался ножом. И это надо умудриться, порезаться тупым столовым ножиком, который пасует даже перед куском вареной колбасы.
— Ничего в голову не приходит, — вскоре сдался Никита.
— Выпей еще, — деловито предложила Мариша, наливая полную рюмку.
Никита ее поднял, поднес ко рту и внезапно замер, так и не выпив.
— Стоп! Кажется, вспомнил!
Подруги затаили дыхание. А нотариус, отставив все еще полную рюмку обратно на стол, произнес:
— Помню, Гера говорил, что его старшая сестра не слишком удачно вышла замуж. Дескать, муж хоть и бывший военный, но чин небольшой. Да и не в отставку он вышел, а сам контракт продлевать не стал. То есть никаких привилегий не имеет. И лентяй еще к тому же.
— И что? Каким образом нам это может помочь?
— Дайте же договорить, трещотки! Я же еще не все вам рассказал!
— Ну, так говори по существу. Что нам чужой муж? Да еще лентяй при этом?
— А по существу вам важно знать, что после свадьбы жить они переехали в Павловск. В дом от военной части, где служил муж.
— А как сестру звали?
— Вот этого не помню.
— Вспомни!
— Нет, точно не помню. Не говорил мне Гера. А вот фамилию мужа сказал.
— И как?
— Смешная у него такая была фамилия, — задумчиво пробормотал Никита. — Я еще посмеялся. Мужик, военный, а фамилия такая несерьезная. Детская какая-то фамилия.
— И какая же? — терпеливо спросила у него Инна.
Вместо ответа Никита выпил снова водки и, видно, для разнообразия взял с тарелки кусок буженины. На этот раз все обошлось благополучно. Может быть, потому, что Мариша заблаговременно убрала из поля деятельности Никиты все колющие, режущие или просто легко бьющиеся предметы. Прожевав буженинку, нотариус неожиданно снова ударился в воспоминания.
— Вспомнил, почему Гера был недоволен замужеством сестры. Они в маленький городок переехали, там ей никакого простора и продвижения для ее творчества не было.
— А что она творила?
— Она пела, — ответил Никита. — И очень хорошо. Музыкальную школу окончила и все такое прочее.
Подруги переглянулись. Им одновременно на ум пришло одно и то же имя, которое они уже слышали. И даже биография обладательницы этого имени вполне укладывалась в то, что сейчас сообщил подругам Никита.
— Ее зовут — Прима!
— Помнишь, нам еще говорили, что всем приемным детям Юлиан Иванович давал редкие и даже странные имена. Один был Платон, а девочку, видимо, старшую, назвал Примой.
— Должно быть, она самая и есть, — согласился Никита. — Вот повезло девке. Прима Зайчик. Закачаешься, что за имечко!
— Постой! Как ты сказал?
— А что? Прима Зайчик. О! Вспомнил, как того летчика фамилия была. Зайчик!
— И служил он в авиации?
— Этого я не знаю.
— Но ты же только что назвал его летчиком!
— А-а-а, — протянул Никита. — Ну, ясное дело, раз так назвал, значит, в самом деле летчиком был.
И протяжно зевнув, нотариус начал неожиданно устраивать свою голову среди тарелок, рюмок, бутылок и приборов, которые Мариша заботливо расчищала для него.
— Устал я что-то, — бормотал он. — Да и не выспался. Вы уж простите, девочки, вздремну чуток. А потом мы с вами еще поболтаем.
И через минуту он в самом деле заснул, сладко выводя носом тоненькие рулады.
— Что ты будешь с ним делать? — растерялась Мариша. — Нам его еще столько нужно было спросить, а он заснул!
— Разбудим?
— Да что толку? Он все равно ничего сказать больше не сможет! Я этот тип мужиков знаю. Болтают, болтают, на подвиги собираются, а потом бац! И в один момент он уже спит. Хорошо еще, если сам до кровати добраться сумеет.
Инна, которая провела сегодняшнюю ночь на коврике, покосилась на нотариуса с сочувствием. А потом, облокотившись на безмятежно дрыхнущего нотариуса, подруги принялись обсуждать то, что им удалось узнать.
— Значит, вторую сестру Геры зовут Прима Зайчик. И она поет.
— В театре!
— Откуда знаешь?
— Юлиан Иванович вроде бы Мите так говорил.
Мариша недоуменно поморщила нос.
— Где это в Павловске театр находится?
— Она, может быть, в Питер на работу ездит.
— На какую работу?
— В театр. Петь. Это не так далеко, как кажется. На маршрутке до метро «Московская» минут за сорок обернуться можно.
— Но театров в городе много. Драматических, академических, государственных, имени такого-то, имени сякого-то. Одним словом, на любой вкус. И в каком из них мы будем нашу Приму искать?
— Можно обзвонить их все. У меня есть справочник.
— Видно, придется.
И озабоченные подруги, осторожно устроив нотариуса поудобней среди салатников и подложив ему под щеку несколько смятых салфеток для дополнительного комфорта, потихоньку покинули «Пир во время чумы». Раскрасневшиеся лица гостей в полумраке выглядели страшновато. Людочка уже снова сцепилась с Полиной, жарко выясняя, кто из них больше любил покойного. Елизавета Петровна тоже увлеклась спором. Другие гости внимали им, время от времени отпуская комментарии.
Так что на отступающих подруг никто не обратил внимания. Многие гости тоже уходили. А тем, которые еще оставались, не было уже никакого дела до окружающих.
На этот раз подруги двинулись к Инне. Ей надо было переодеться после вчерашних танцев и сегодняшних поминок. Пока они ехали, покачиваясь на заднем сиденье такси, Мариша внезапно произнесла:
— Я все-таки думаю, что Этна прячется где-то в городе.
— Почему?
— Мне показалось, что я видела ее сегодня на кладбище.
— Да ты что! — ахнула Инна. — Где? Когда? Почему мне не сказала?
— Ты с нотариусом ворковала. И потом Этна уже уходила.
— Но ты ее догнала? Поговорила с ней?
— Нет! Я даже не уверена, что это в самом деле была она.
— Как же так?
— Я же с бодуна была, — призналась Мариша, не любившая скрывать или отрицать всем и так очевидные факты. — Ну, погналась за ней, а сердце так застучало и кровь в голову бросилась, что пришлось мне остановиться и передохнуть.
— И что?
— Пока отдыхала, эта женщина ушла.
— А почему ты решила, что это была именно Этна?
— По волосам. Белые волосы. И вела себя подозрительно. Чуть ли не на карачках за могилами пряталась. Просто удивительно, что я ее вообще углядела.
Инна замолчала. С одной стороны, было хорошо, что Этна где-то в городе. Узнают, где именно, и далеко тащиться не придется. А с другой… Если она прячется в городе, вдруг убийца Герасима найдет девушку раньше самих подруг.
— Ой, а вдруг ей тоже голову отрубят? — внезапно ужаснулась Инна. — Как брату? Или зарежут, как Стеллу?
Водитель такси беспокойно завертел толстой шеей. Разговоры подруг заставили его разволноваться. Такое обилие убитых знакомых у его пассажирок наводило толстяка на нехорошие размышления.
— Девчонки, — обратился он к ним. — А ничего, что я к вам спиной сижу? Вы сами-то как? Нормальные?
— С поминок едем, — грустно сообщила ему Инна.
Это признание ничуть не успокоило водилу. И всю дорогу он одним глазом косился на подруг, явно подозревая их в намерении отсоединить его собственную голову от туловища или сделать с ним еще что-то такое же ужасное.
Приехав домой, Инна первым делом бросилась в душ. А Мариша — к заветному столику в прихожей. Бедолага на кривых ножках просто ломился от обилия бумажных справочников разной степени пухлости и разной степени давности. Помимо справочников в его ящичках красного дерева хранился еще и прочий бумажных хлам.
Начиная с просроченных рецептов на антидепрессанты, которые Инна собиралась рано или поздно отоварить. Для чего нужно было всего лишь поправить старую дату на более свежую. А чего лишний раз к врачу ходить? Все равно ничего нового от осенней хандры и отсутствующего мужа он ей не придумает. И заканчивая обрывками газеты, бумажными салфетками, кусками коробок от конфет, одним словом, любой подходящей бумажкой, на которой мог уместиться хотя бы один, а лучше несколько телефонных номеров или адресов.
Все это безобразие Марише пришлось выгрести, чтобы добраться до «Желтых страниц». Попутно она уронила на пол свою сумку и из нее помимо всякой мелочи вылетела тетрадочка в зеленой обложке.
— А-а-а! — обрадовалась Мариша. — Именно тебя-то тут и не хватало.
Она хотела сунуть тетрадь обратно в сумку, но неожиданно заинтересовалась. Ведь зачем-то она ее захватила из дома Юлиана Ивановича. Так и есть! Чуть Маришу не подвело. На последней странице был детский рисунок. Рисовал мальчик. Рядом с ними стояли еще четверо детей. Феликс, Прима, Герасим и Зуля. Последняя была девочкой, самой младшей в семье, если верить картинке.
