Лариса Соболева - Коварство без любви
Эра Лукьяновна обреченно смотрела ей вслед. Следовательша рубила ее под корень! Но спектакль должен состояться! Пусть придется унижаться перед поганцами артистами, просить их работать без сна и отдыха, выдать премию, наконец, лишь бы удержаться. Эра Лукьяновна действительно не мыслила себя без театра. О ней пишут в газетах, она выступает по телевидению, дает интервью, ее узнают на улицах, как артистку. Как от всего этого отказаться? Эра часто выходит на сцену, особенно на премьерах. На каждую премьеру покупает роскошное одеяние, укладывает волосы в парикмахерской, надевает украшения и выплывает на сцену по-царски гордо. Не в пример нищим артисткам, которые блекнут рядом с ней! В зале горят бра и люстра, публика рукоплещет... И тогда ей чудится, что все аплодисменты звучат в ее честь. А она их заслужила! Потому что режиссер, декорации, костюмы – за все платит она. Затем оплачивает банкет, где пьют и жрут все те же артисты да еще умудряются стащить со стола продукты. Эра может сказать своим бездарным артистам: «Нет денег». И все. Праздника не будет. Но этот праздник необходим, прежде всего ей, это ее жизнь. А Эру хотят выгнать! Отправить на пенсию! Кто? Лизоблюды? Они же ей пятки лизали. Ничего, Эра посчитается с ними, но позже. За свою жизнь – театр – она всех раздавит...
– Эра Лукьяновна, мне необходимо с вами поговорить...
Клавдия Овчаренко.
– Ой, сейчас не до тебя, – отмахнулась Эра Лукьяновна и застучала каблуками по центральному проходу.
Клава задумалась: а о чем, собственно, говорить, когда Эпохе уже все высказали? Может, оно к лучшему, что Эпоха не стала с ней разговаривать? «Нет, не к лучшему, – уговаривала себя Клава. – Я должна совершить хоть один поступок в жизни, хоть один...»
Пришлось немного подождать, когда вернется Толик, возивший Швеца на почту. Швец торжественно передал бандероль Волгиной и вошел в театр. В это время Оксана, пропустив вперед Лопаткина и Люсю, повернулась к Степе:
– Ничего, что я воспользуюсь твоим транспортом?
– Валяй, пока не отобрали, – и крикнул водителю: – Толян, после прокуратуры жди меня у Петровича.
– Степочка, – понизила голос Оксана, – позвони Гурьевой, попроси ее тоже приехать, только не говори, с какой целью. И пусть поищет зелененькую одежду.
– Это лишнее. Гурьевой в театре...
– ...не было в момент смерти ее подруги, – закончила Оксана. – Ну и что? Пусть придет для количества. А знаешь, я почему-то была уверена, что появится новый отправитель бандеролей.
– Методом исключения, можно с уверенностью сказать, что он об этом не догадывается. Подстава.
– Поживем – увидим. Гони на почту. Операм скажи, чтобы забросили бандерольки Петровичу. Жду тебя к пяти. Пока.
9
На почте Степана ждало разочарование. Вторая приемщица не запомнила, кто отправлял бандероли. Сказала, что за последние дни не принимала ничего запрещенного, была напугана. Впрочем, бандероли Петрович уже потрошит, Степе не терпелось узнать начинку, поэтому после почты рванул к нему.
Кандыкову прислали уже известный коньяк, заведующей костюмерным цехом хорошее вино, музыкальной сигаретницей с сигаретами одарили Швеца, а Эре Лукьяновне предназначены были дорогие конфетки в резной шкатулке. Петрович с восторгом, нет, с маниакальным блеском в глазах занялся исследованием даров, а Степа ринулся к Вике, чтобы пригласить девушку на опознание.
Все это он рассказал Волгиной, прибыв в прокуратуру около трех часов дня.
– Ну а у меня сплошные нули. Лопаткин ни сном ни духом не знал о посылках, божился, что ничего и никому в последний год не отправлял. Сам он ни рыба ни мясо, вообще произвел впечатление шизофреника. Мало того, требовал посадить его.
– Да? И за что?
– Потому что он... цитирую: «предатель, подонок, тля, ничтожество». Рыдал, представляешь? А толком ничего не объяснил. Ему срочно нужно ложиться в психиатрическую клинику. Он больной. Теперь Сюкина... О! Эта столько говорила, что мне едва удавалось вставить слово. Вон, посмотри. Видишь стопку тетрадей?
Степа повернул голову, наверху шкафа лежало штук десять общих тетрадей. Он вопросительно посмотрел на Оксану, та рассказала:
– Это творения Сюкиной, вернее, запись собраний, приказов, разговоров и собственных выводов. Расписано по годам. Не поленилась, съездила домой и привезла. По ней тоже дурдом тоскует. Степан, я боюсь заразиться идиотизмом.
– Надежда только на Вику, – заключил Степа.
– Слабенькая, скажу, надежда, но надежда. Чайку попьешь?
– Попью. А бутербродик дашь?
– Я тебе и котлет с гарниром дам. Нам одна тетка возит блюда домашнего приготовления, я и для тебя купила. Причем налоги за это не платит. Представь, возит кулинарию в прокуратуру! Не смешно? Ее все покрывают, потому что дешево, вкусно и без халтуры. Только котлеты остыли.
– Без проблем. В данный момент я проглочу и сырое мясо.
До прихода актрис пили чай, болтали на отвлеченные темы, надо же иногда и расслабиться. Но вот пожаловали актрисы на допотопном автобусе «Кубань», который любезно предоставила Эра Лукьяновна. В кабинете сразу стало очень тесно. Оксана попросила женщин переодеться и поставила на стол тюбик губной помады:
– Накрасьте губы этой помадой.
Затем она и Степа вышли в коридор. Последней явилась Гурьева с сумкой, в которой привезла пальто. Ее попросили войти в кабинет. Два оперативника таскали стулья к Волгиной, а Степа и Оксана ждали опаздывающую Вику. Заречный заметно нервничал. Опоздала она на двадцать минут, извинилась. А виноват был Степа. В суматохе не договорился с начальством почты, чтобы отпустили Вику. Прокол в работе.
Дверь кабинета приоткрылась, Катерина Кандыкова, высунув в щель голову, сообщила, что все готовы. Волгина вошла и... обомлела. Вернее, в первый момент чуть не расхохоталась в голос, но сдержалась, давясь смехом. Актрисы подошли со всей ответственностью к заданию, встретили следователя стоя.
Анна Лозовская вырядилась в платье времен Петра Первого! Но зеленое. Но с желтыми кружевами и глубоким декольте.
Овчаренко оделась в стилизованную древнегреческую светло-зеленую одежду до пят.
Сюкина предпочла платье эпохи нэпманов из зеленой парчи, которое напялила поверх брюк.
Кандыкова Катерина обрядилась в русский зеленый сарафан, страшно тесный в груди, под него натянула зелененькую кофточку из шерсти.
Нонна Башмакова надела мужской сюртук девятнадцатого века.
Мария Рубан блеснула оригинальностью. Ее одеяние было в восточном стиле, обильно изукрашено вышитым орнаментом и стразами – эдакое воздушное платье из зеленого нейлона с атласным лифом. В совокупности с морщинистой кожей и яркой косметикой наряд Рубан выглядел безумно нелепым. Она единственная из женщин, которая обернула легкий шарфик вокруг головы наподобие чалмы, остальные держали в руках или накинули шарфы на плечи.
Еще две актрисы оделись в вышедшие из моды брючные костюмы, ничем не примечательные, на одной из них было еще и зеленое пальто.
Одна Гурьева выглядела прилично, правда, пальто на ней тоже было старое. Но губы... у всех одинакового цвета, почти черного, придали женщинам вид вампиров из фильма ужасов.
Маскарад умалишенных!
Волгина попросила намотать шарфики на головы и надеть солнцезащитные очки. Дамы выполнили просьбу. Оксана, больше не в силах сдерживаться, вылетела из кабинета, отбежала к окну и подала знак рукой Степе, дескать, подойди. Повернувшись к работнице почты спиной, она сотрясалась от беззвучного смеха.
– Ты что? – Степе показалось, что Волгина слегка тронулась.
– Когда... ты... на них посмотришь... – простонала Оксана. – Степа, это... дурдом «Солнышко» собрался на дискотеку. И все зелененькие... гуманоиды... ой, не могу... я сейчас умру... от смеха...
– Перестань, елки-палки! – зашипел Степа, толкая ее в бок локтем. – Ты же следователь. Не солидно. Прокурор идет!
– Где? – оглянулась Оксана и махнула рукой. – Да ну тебя! Он в баню поехал водку пить. Все, Степа, все. Не буду. Я пошла, а ты заведешь Вику минуты через две. – Она двинула к кабинету, уговаривая себя: – Только не смотреть на них, только не смотреть... И ты не смотри, Степа! Ни за что не смотри на них.
Уставившись в пол, Оксана прошла к рабочему столу мимо дам, чинно сидевших на стульях у стен. Достала бумаги, принялась что-то писать.
– Вика, – говорил в это время Степа, – там сидят женщины в зеленых одеждах. Вы сейчас зайдете, внимательно посмотрите на каждую, не торопитесь. Возможно, женщина, отправлявшая бандероли двадцать пятого октября, находится среди них.
– Попробую, – сказала Вика, заметно волнуясь.
Они вошли в кабинет... Вика остановилась, растерянно оглянулась на Степана. Да тот и сам застыл. Оксана была права: сдержаться оказалось чертовски трудно. У стен сидели зелено-желто-оранжевые существа, все в черных очках и с черными губами. Словно призраки разных эпох выползли на свет из склепов. Ужас! Он до боли сжал кулак и ободряюще подмигнул Вике. Девушка медленно продвигалась по кабинету, останавливаясь возле каждой женщины, те в свою очередь следили за ней, поворачивая головы. Прошло минут пять...
