Александра Маринина - Благие намерения
Вернувшись в кабинет, Родислав включил радио и принялся за разборку бумаг в столе и сейфе. Все, что подлежит регистрации, надо записать в специальный журнал, в отдельную стопку сложить документы, подлежащие возврату в секретариат, все ненужное выбросить или, в зависимости от регламента, отнести для официального уничтожения. Работа скучная, муторная, как, впрочем, и все, чем Романову приходится заниматься на службе. И не забыть извлечь из сейфа и вообще удалить из кабинета всякую всячину, которой ну никак не положено находиться на рабочем месте советского следователя – пустые и полупустые бутылки, а также различные сомнительного содержания журналы, которые оперативники частенько изымают при обысках у спекулянтов и щедро делятся ими с коллегами.
Он рассеянно перебирал бумаги в битком набитых ящиках стола, вполуха прислушиваясь к бубнящему радиоприемнику. Закончено строительство первой очереди Байкало-Амурской магистрали… Ну сколько можно? Эту «первую очередь» сдали еще ко Дню Победы, уж полгода прошло, а они все говорят, говорят… Впрочем, понятно, все радиопередачи посвящены итогам уходящего года, теперь каждый день с утра до вечера только и будут говорить о БАМе, о Совещании по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки и о первом в истории совместном советско-американском космическом полете нашего корабля «Союз-19» и «Аполлона». Новым чемпионом мира по шахматам провозглашен Анатолий Карпов – тоже достижение Советской страны, хотя Карпов не стал чемпионом, не выиграл чемпионскую корону, а именно провозглашен из-за отказа Роберта Фишера участвовать в матче, но все-таки. А вот то, что киевское «Динамо» получило приз как лучший футбольный клуб Европы, – это уж бесспорное доказательство преимуществ советского спорта. Черт, и откуда берутся все эти бумаги? В мусорное ведро их, без жалости и сомнений. Только порвать помельче.
Новости закончились, начался концерт по заявкам. Под бархатный баритон Льва Лещенко, исполнявшего «День Победы», Родислав нашел пустую папку и начал складывать в нее документы, давным-давно отписанные ему на исполнение и так и не возвращенные в секретариат. По части из них поручения были уже выполнены и даже попали в отчетность за предыдущие месяцы, а часть так и осталась без ответа. Что с ними делать? Быстренько выполнить и попытаться зарегистрировать задним числом? Или плюнуть и забыть, как забыли о них те руководители, которые эти поручения когда-то дали?
«Колышется дождь, – запел вокально-инструментальный ансамбль „Самоцветы“. – Не надо печалиться, вся жизнь впереди!» Вся жизнь впереди, и что в ней будет, в этой жизни? Протоколы, обвинительные заключения, постановления о производстве экспертизы, обыски, осмотры, выемки, очные ставки, допросы и бумаги, бумаги, бумаги… Когда их пишешь, они кажутся такими обязательными, такими важными, такими значимыми, а потом, спустя месяцы, находишь черновики или даже сами документы среди кипы ненужных и забытых бумаг в столе, смотришь на них и думаешь: и чего я над ними так убивался? Никому они на самом деле не нужны, ни конкретному начальнику, ни великому и могучему правосудию, ни тебе самому.
– Выполняем заявку передовика производства Владимира Ивановича Никитченко, слесаря завода «Серп и молот». «Дорогая редакция, – пишет нам Владимир Иванович, – недавно увидел по телевизору выступление Вероники Маврикиевны и Авдотьи Никитичны, очень хочу услышать еще раз этих замечательных актеров». По вашей просьбе, Владимир Иванович, у нашего микрофона артисты Борис Владимиров и Вадим Тонков.
Родислав отложил бумаги, потянулся к приемнику, прибавил звук и откинулся на стуле. Ну его, этот режим секретности, подождет несколько минут, пока он послушает забавную миниатюру.
После Маврикиевны и Никитичны снова пошли песни советских композиторов, и Родислав вернулся к прерванному занятию, но громкость убавлять не стал. В первой части любого концерта по заявкам обычно шла всякая лабуда – русские народные песни и нечто ужасно патриотическое, а во второй половине, ближе к концу, крутили все самое модное. Судя по выступлению юмористов, вторая половина уже наступила. И действительно, диктор объявил выступление Аллы Пугачевой с песней «Арлекино», самой популярной в этом сезоне. Поскольку ничего более модного на эстраде в тот момент не было, а до конца концерта и очередного блока новостей оставалось минут семь (Родислав специально посмотрел на часы), то ясно, что после Пугачевой прокрутят еще что-нибудь из зарубежной эстрады, может быть, Карела Готта, а если повезет, то и «Битлов». На «Юрай Хип» и «Дип Перпл» надежды, конечно, никакой нет, их музыку Родислав имеет возможность слушать только благодаря Тамаре, которая иногда приносит подаренные ей клиентками диски.
Со столом было покончено. До назначенного на двенадцать часов дня допроса еще оставался почти час, и Родислав принялся за сейф. Бесконечные папки с делами, и недавно возбужденными, и старыми, по которым сроки следствия уже дважды продлевались и которые надо было бы все-таки, собравшись с силами, наконец закончить. Долгое-долгое дело о хищениях на складе, приостановленное в связи с тем, что заведующий складом подался в бега и до сих пор не был разыскан… Еще одно дело в нескольких томах, групповое, тоже приостановленное, поскольку один из обвиняемых тяжело заболел и находится на стационарном лечении вот уже третий месяц… Дело об обмане покупателей приемщицей стеклопосуды Щупровой, по нему сроки еще терпят, пусть полежит до времени, Родислав его закроет январем… А вот совсем тоненькое дело, только три дня назад возбужденное, по нему еще работать и работать… Всего двадцать три дела у него в производстве, надо бы взять себя в руки и разобраться с каждым из них, составить план следственных действий, как это сделала бы его жена Люба, и старательно, пункт за пунктом, его выполнить. Но как же неохота… И лень, и неинтересно.
После «Арлекино» диктор объявил песню «Последний вальс» в исполнении Энгельберта Хампердинка. Тоже неплохо. Родислав приготовился получить удовольствие, и тут, как назло, зазвонил телефон. В трубке раздался голос оперативника Славы Сердюкова.
– Мне бабки надо подбивать к концу года, что там по «оконному» делу?
– Пока ничего, – вздохнул Родислав. – Дело еще у меня.
– Почему в суд не отправляешь?
– Не все потерпевшие допрошены. Вот как раз один в двенадцать придет.
– Родька, ну что тебе эти допросы в кабинете? Я тебе сколько раз говорил: на место надо выезжать, с потерпевшими прямо там, на дачах, разговаривать, окна осматривать, фурнитуру, чеки изымать. Чеки же наверняка на тех же дачах хранятся, их в город не увозят. Там же и «терпил» допрашивать. От твоих кабинетных посиделок толку все равно не будет.
– Да я ездил, – вяло отбивался Родислав. – Их же не застать…
– А я так надеялся в отчете написать, что по моей разработке дело возбуждено, окончено следствием и передано в суд, – огорчился Сердюков. – Ладно. Про Щупрову-то мою не забыл? Делаешь что-нибудь?
– Делаю, делаю, – рассердился Родислав. – Мало мне своих начальников, ты тут еще на мою голову.
– Не сердись, – рассмеялся Сердюков. – Хочешь, информашку продам?
– Не надо, – взмолился Романов, – у меня и так двадцать три дела висят.
– Да не служебную, не бойся. У меня приятель на телевидении работает, так вот он сказал под большим секретом, что на Новый год будут показывать офигительный фильм, называется «Ирония судьбы, или С легким паром!». Мягков, Ширвиндт, Барбара Брыльска, и еще Пугачева песни за кадром поет. Говорит, жутко смешное кино, так что не пропусти.
Родислав повесил трубку и пододвинул к себе папку с «оконным» делом. Оперативники нарыли информацию о том, что в районе платформы Селятино, рядом с которой находятся целых три активно застраивающихся дачных поселка, продавались оконные переплеты со стеклами, причем продавались с грубым нарушением. Дело в том, что ящики с запирающей фурнитурой пришли отдельной машиной, не вместе с окнами, это вышло случайно, но позволило продавцам выставить на продажу отдельно переплеты и отдельно фурнитуру, хотя ее стоимость была уже заложена в цену всего комплекта. Таким образом, запирающую фурнитуру продавали как бы дважды и навар клали себе в карман. Само по себе дело должно было бы вестись в области, по месту совершения преступления, но вышло так, что один из покупателей приобрел окна для дачи, которую строил совсем в другом месте, на противоположном конце Московской области, и повез он свою покупку на «левом» грузовике через Москву, где и был остановлен для проверки, в аккурат на территории, обслуживаемой тем УВД, в котором трудились следователь Романов и оперативник Сердюков. Слово за слово, для обоснования того, что окна не украдены, а куплены, покупатель предъявил товарные чеки на сами окна и на словах описал, сколько он заплатил и за что: дескать, столько-то через кассовый аппарат за переплеты со стеклами и столько-то без чека – за фурнитуру. С этого все и началось, и дело, вместо того чтобы быть переданным в область, так и осталось в одном из районов Москвы, так сказать, по месту обнаружения правонарушения.
