Николай Андреев - Убейте прохожего!
Историй, подобно этой, в нашей семье ходило про Константина множество. И в каждой из них он не мытьем, так катаньем добивался поставленных перед собой целей: будь то возврата долга или приватизации разорившегося с его же помощью какого-нибудь свечного заводика. Несмотря на то что методы, какими он пользовался, были не всегда законными и всегда, с точки зрения нормального человека, грязными, дядя Толя и Виктор Худобины поддерживали Константина в его деятельности и всячески поощряли его. Я же Константина не поддерживал, не поощрял, поскольку всегда считал: порядочные люди так поступать не имеют права. И именно поэтому у меня никогда не будет своего свечного заводика.
Так сказала моя бабушка.
* * *Константин встал с кресла. С интересом посмотрел на меня, как ворона смотрит на захромавшего голубя – не ранено ли у него еще чего, задумчиво почесал нос и, повернувшись в сторону Виктора, выказал желание чего-нибудь перекусить. Я поддержал его, заявив, что одним и даже двумя завещаниями сыт не будешь, тем более что самое сладкое завещание – второе, по всей видимости, подадут к столу не раньше, чем посадят убийцу Виолетты.
Спорить со мной никто не стал. Пообещав вернуться через полчаса, бабушка с Анечкой отправились на кухню.
Пока они разогревали приготовленную Михаилом еду, Максим Валерьянович Рыльский включил телевизор. Поплотнее задернул шторы на окнах и, попросив до обеда не беспокоить, уселся перед экраном. Худобины тем временем достали из бара бутылку французского коньяка, два больших бокала и, о чем-то тихо переговариваясь, ушли в кабинет дяди Толи. Я подождал несколько секунд – не позовут ли, а когда понял: не позовут, подошел к Романову.
Разговор у нас не получился. Романов на все вопросы отвечал односложно, словно был огорчен тем же, что и я – негостеприимством Худобиных, хмурился и поминутно бросал взгляды то в сторону коридора, где в кабинете дяди Толи без нас пили коньяк, то на задремавшего перед телевизором Максима Валерьяновича.
– Скажите, – тихо спросил он. – Вы давно знаете Рыльского?
– А что?
– Он всегда так выглядел?
Я спросил: как так.
– Как вурдалак из фильмов-страшилок.
Я ответил, что фильмы-страшилки принципиально не смотрю, предпочитаю кино Тинто Брасса. А что касается Рыльского, то добрее человека, чем он, говорят, в мире не существует. Правда, для того чтобы убедиться в этом, необходимо хотя бы раз пообщаться с ним тет-а-тет, желательно за полночь, но на это, насколько мне известно, до сих пор еще никто не решился.
– Так что у вас есть шанс быть первым, – обрадовал я Романова.
Романов улыбнулся и ответил загадочной фразой, смысл которой заключался в том, что внешность человека не всегда определяется его характером, но почти всегда биохимические процессы, происходящие в его организме, определяют внешность.
Вот так. Пока я раздумывал над тем, какие такие процессы в организме душеприказчика заставляют его казаться умнее, чем он есть на самом деле, вернулись женщины.
Поставив поднос с едой на стол, бабушка велела звать племянников.
Племянники вышли из кабинета навеселе. Виктор, ни на кого не глядя, занял место во главе небольшого стола, расположенного в углу зала, рядом с камином, а Константин – веселый и шумный от выпитого коньяка, уселся рядом с Романовым.
– Не желаете ли, Василий Сергеевич, французского грамм пятьдесят? – предложил он.
Не дожидаясь, когда у Романова желание выпить переборет желание прослыть трезвенником, наполнил его рюмку из новой бутылки и вопросительно посмотрел на Рыльского – не налить ли ему тоже.
Рыльский отказался.
– Ах, да! – вспомнил Константин. – Вы же, кажется, совсем не пьете… Жаль!
Он произнес это таким тоном, каким обычно обращаются к человеку, когда хотят выказать презрение его дурным привычкам.
Максим Валерьянович положил вилку на стол. Поднял глаза и сказал, что уже много лет бокалу красного вина предпочитает хороший кусок бифштекса с кровью. После чего посмотрел на Константина так, как будто хотел высмотреть у него наиболее уязвимое место, и добавил, что даже здоровому человеку пить надо в меру.
Судя по тому, куда был направлен взгляд, самое уязвимое место у Константина была шея – точка между адамовым яблоком и подбородком.
Константин жалобно улыбнулся. Ослабил узел галстука, словно тот мешал ему дышать полной грудью, и рассмеялся.
– И это правильно! – сказал он. – Лучше переесть, чем перепить.
Максим Валерьянович согласно кивнул. Опустил глаза и как ни в чем не бывало продолжил трапезу.
Не знаю: то ли фраза про бифштекс с кровью прозвучала в устах Рыльского слишком зловеще, то ли натуженный смех Константина был тому виной, но только первые пять минут обеда прошли в полном молчании. Константин с Романовым налегали на коньяк, я и Анечка – на овощные салаты, и только бабушка, положив ладони на колени, ничего не ела и не пила.
– А ты чего, теть Кать, не кушаешь? – заметил Виктор. – Не нравится?
– Не обращайте на меня внимания, – ответила бабушка. – Я потом на кухне поем.
– Не понял! Почему это на кухне?
– Потому, что у бабушки прогрессирующий полиартрит! – ответил я.
И добавил, что надо быть Худобиными, чтобы не замечать того, что все давно уже видят. А именно: их родной тетке с каждым днем все труднее держать в руках столовые приборы.
Бабушка виновато посмотрела на Виктора. Сказала, что ей неприятно, когда люди наблюдают за ее мучениями.
– А вот тебе, Игорь, – обратилась ко мне, – пора бы перестать бросаться на людей! Хватит!
Она поправила загнувшийся край скатерти, так, чтобы при этом никто не увидел ее скрюченные пальцы, и, благодарно улыбнувшись Виктору, попросила не беспокоиться за нее.
А тот и не думал ни за кого беспокоиться. Пообещав нанять лучшего ортопеда, он с видом спонсора, только что оплатившего счета бабушкиным докторам, развалился на стуле и принялся снисходительно взирать на то, как Константин пытается заставить Романова раскрыть содержимое завещаний.
Получив очередной отказ, Константин взял бутылку коньяка и высоко поднял над столом.
– Не желаете говорить – не говорите, ваше право, – сказал он, – но выпить-то, Василий Сергеевич, вы со мной можете?
Василий Сергеевич сказал: могу. И выпил.
– А со мной? – включился в начатую Константином игру Виктор.
– И с вами могу! Хоть вы мне и нагрубили!
– Забудем обиды! Давайте чокнемся!
После того как Романов выпил с Виктором и уже собрался пить с Константином на брудершафт, бабушка потребовала у племянников немедленно прекратить пьянку. Заметив Виктору, что они не на свадьбе, где полагается пить самим и спаивать других, она строго спросила Константина: по какому поводу тот развеселился.
– Да так, – засмеялся Константин. – День хороший.
– Опять чего-нибудь купил?
– Нет, только собираюсь.
– И что же на этот раз?
Константин замялся. Бросив застенчивый взгляд на бабушку, пожал плечами и сказал что-то невнятное про вишневый сад.
– Сверх долга надавал девяносто, осталось за мной…
– Вишневый сад? – удивилась бабушка. – Зачем тебе сад? А он большой? Сколько соток?
Константин сказал, что официально сможет сообщить об этом только завтра, когда истечет срок договора с его нынешним владельцем. Затем, решив сменить тему разговора, встал. Потянулся, обвел взглядом комнату и с сожалением заметил, что дом, несмотря на все свое великолепие, требует капитального ремонта.
– Обои следует переклеить, – принялся перечислять он, – светильники поменять, полы кое-где перестелить… Ламинат – согласитесь, господа, это все-таки пошло!
Попросив у Анечки носовой платок, Виктор встал из-за стола. Извинился и торопливо вышел в коридор, где рядом с кабинетом дяди Толи находился туалет.
Проводив племянника обеспокоенным взглядом, бабушка спросила: что с ним.
– Отравился икрой, – коротко ответила Анечка.
Горестно покачав головой, бабушка перевела укоризненный взгляд на Константина, как будто именно он был виноват в том, что у ее любимчика возникли проблемы с желудком, и спросила: все ли наелись.
Наелись все.
Поблагодарив бабушку за вкусный обед, Максим Валерьянович вышел из-за стола. С довольным видом похлопал себя по животу и сказал, что теперь, пожалуй, не прочь посмотреть по телевизору последние новости.
– Какие новости! – засмеялся Константин. – Вы же через пять минут уснете!
– Кто уснет? Я?
– Ну конечно!
– Что за чушь! – обиделся Рыльский. – Я днем никогда не сплю.
– Да как это не спишь! – зашумела бабушка. – Иной день по десять раз за передачу засыпаешь. Костя правильно говорит!
Максим Валерьянович недовольно покосился на нее, однако спорить не стал, остался при своем мнении. Молча перебрался поближе к телевизору, сел в кресло и, после того как женщины ушли на кухню мыть посуду, попросил меня включить четвертый канал.
