Эд Макбейн - Дело принципа
– Прошу вас назвать суду свое полное имя.
– Энтони Апосто.
– Вы также известны многим как Бэтмен?
– Да.
– Кто вам дал такое прозвище?
– Я сам его выбрал.
– Почему?
– Почему Бэтмен? – не понял свидетель.
– Да.
– Не знаю.
– Вы не знаете, почему выбрали для себя такое прозвище?
– Это из комиксов – Бэтмен.
– Да, я знаю. Вам нравится читать комиксы?
– Я люблю смотреть в них картинки.
– У вас проблемы с чтением?
– Ага, небольшие.
– Но вам все-таки нравится читать комиксы, верно?
– Ага.
– А почему вам нравятся комиксы про Бэтмена?
– Он храбрый. И у него есть красивый черный костюм. И еще у него есть друг Робин, который живет вместе с ним. Они почти как братья.
– А у вас есть братья?
– Нет.
– А вам бы хотелось, чтобы они у вас были?
– Не знаю… Наверное, было бы неплохо.
– А кем вам хотелось бы быть, Бэтменом или Робином?
– Протестую! – раздался голос одного из адвокатов.
– В чем дело, мистер Рэндолф?
– Ваша честь, на мой взгляд, литературные пристрастия этого молодого человека не имеют непосредственного отношения к делу.
– Они являются составной частью его характера, а так как мы пытаемся установить причастность или непричастность к убийству данного подростка, то вопрос задан по существу. Протест отклоняется. Свидетель, ответьте на вопрос.
– А какой был вопрос-то? – спросил Апосто.
– Пожалуйста, зачитайте последний вопрос, – попросил Сэмелсон.
– «А кем вам хотелось бы быть, Бэтменом или Робином?» – прочитала стенографистка.
– Бэтменом, конечно.
– Почему? – спросил Хэнк.
– Потому что он сильнее и храбрее. И еще он носит красивый черный костюм. А Робин, честно говоря, немножко смахивает на девчонку.
– Энтони, а вам нравится в училище?
– Нет, не очень.
– А на кого вы учитесь?
– На авиамеханика.
– Вы учитесь хорошо?
– Нет, не очень.
– А работа авиамеханика вас привлекает?
– Работа как работа. Говорят, за нее хорошо платят.
– Да, но она вам нравится?
– Наверное…
– Так да или нет?
– Ну… нет. Не очень.
– А кем бы вам хотелось стать?
– Не знаю…
– А вы подумайте. Если бы у вас был выбор, если бы вы могли выбрать для себя любую изо всех профессий, какие только существуют на свете, то что бы вы выбрали?
– Не знаю…
– А вы подумайте.
– Ну, мне хотелось бы стать профессиональным боксером и выступать на ринге.
– Почему?
– Потому что я люблю драться. И у меня это здорово получается. Кого угодно спросите, и все вам подтвердят.
– Вы хотели бы выступать на ринге, потому что за это хорошо платят?
– Нет, не только из-за этого. Просто мне нравится драться, и все. И я хорошо дерусь. Можете спросить кого угодно.
– Энтони, а если суд вас оправдает, то как вы поступите со своей жизнью?
– Протестую!
– Протест отклоняется. Продолжайте.
– С моей жизнью?
– Да.
– Ну, это… типа… не знаю.
– Представьте, что вас сегодня освободили, что бы вы тогда стали делать?
– Ну… не знаю.
– Пошли бы в кино? Или на бейсбол? Чем бы занялись?
– Ну, наверное, для начала вернулся бы домой. И все. Да, сначала пошел бы домой.
– А завтра?
– Завтра? В том смысле, что я стал бы делать завтра?
– Да.
– Ну… не знаю. – Он пожал плечами. – А мне обязательно знать, что делать завтра?
– Свидетель, отвечайте на вопрос, – сказал Сэмелсон.
– Завтра? Ну… – Апосто сосредоточенно нахмурился. Видимо, вопрос оказался для него неподъемным. – Завтра? – Он вытер выступившую у него на лбу испарину. Долгих три минуты Бэтмен молча сидел на свидетельском месте и напряженно соображал. И в конце концов сказал:
– Я не знаю, что стал бы делать завтра.
Хэнк отошел от подростка.
– Свидетель ваш, есть ли у вас к нему вопросы? – сказал он, обращаясь к адвокатам защиты.
Один из адвокатов Апосто поднялся со своего места:
– У нас нет вопросов к свидетелю, ваша честь.
– Очень хорошо, свидетель свободен. Пригласите следующего свидетеля.
– Вызывается Чарльз Эддисон. – Чарльз Эддисон, займите место свидетеля. Эддисон, высокий, худощавый человек в сером костюме, прошел к трибуне и был приведен к присяге. Хэнк подошел к своему столу и взял папку, которая была тут же передана секретарю суда.
– Прошу приобщить это к делу в качестве вещественного доказательства, – сказал он.
– Что это? – спросил Сэмелсон.
– Отчет из психиатрического отделения больницы Беллвью о результатах психологической экспертизы обвиняемого Энтони Апосто.
– Разрешите взглянуть, – сказал Сэмелсон. Быстро просмотрев содержимое папки, он передал ее секретарю. – Приобщите к делу как вещественное доказательство номер один со стороны обвинения.
– Благодарю вас, ваша честь, – сказал Хэнк, после чего обратился к Эддисону:
– Назовите суду ваше полное имя, сэр.
– Чарльз Эд… – Эддисон откашлялся. – Чарльз Эддисон.
– Кто вы по профессии, мистер Эддисон?
– Я – психолог.
– Это означает, что вы врач?
– Нет. Я имею ученую степень магистра психологии.
– Я понимаю. Где вы работаете, мистер Эддисон?
– В больнице Беллвью.
– И чем вы там занимаетесь?
– Я штатный психолог в отделении PQ-5.
– Что такое «отделение PQ-5»?
– Это отделение, работающее с подростками.
– А как долго вы состоите на службе в психиатрическом отделении Беллвью?
– Двенадцать лет.
– И за это время вам приходилось часто проводить психологическую экспертизу?
– Да. Довольно часто.
– Можете сказать точнее? Сколько раз?
– Точно сказать не могу. По долгу службы я провожу тестирование каждый день.
– Значит, можно сказать, что проведенные вами за все это время тесты исчисляются сотнями?
– Гораздо больше.
– Значит, тысячами?
– Да, можно так сказать.
– Это правда, что вы провели несколько психологических тестов с Энтони Апосто, когда он был направлен в Беллвью для освидетельствования?
– Да, это правда.
– Когда это было, мистер Эддисон?
– Я тестировал его двадцать восьмого июля.
– И вы подготовили отчет, который был затем подписан вашим непосредственным начальником, доктором Дережо, верно?
– Да, верно.
– Взгляните, пожалуйста, вот на это. – С этими словами Хэнк передал Эддисону вещественное доказательство номер один. – Этот документ был подготовлен вами?
Эддисон быстро пролистал отчет:
– Да, это мой отчет.
– Итак, текст данного документа содержит много психологических терминов, и смысл многих из них мне не совсем понятен. Не могли бы вы поподробнее разъяснить нам значение некоторых из них?
– Постараюсь.
– В своем отчете вы пишете о том, что ответы Апосто указывают на его неспособность к адекватному восприятию и объективной оценке реальности. Что это означает применительно к подростку, подозреваемому в убийстве своего сверстника?
– Это означает, что убийство для этого мальчика не имеет связи с реальностью. Например, кто-нибудь мог сказать ему: «Если ударить этого парня ножом, то будет очень весело». В таком случае Апосто мог зациклиться на том, что это будет весело. Или же он мог превратно понять чье-либо замечание, и его понимание не имело бы ничего общего с высказывавшейся идеей. Короче говоря, не исключено, что мотивация его поступка не имела ничего общего с реальными обстоятельствами конкретной ситуации. А это и означает неспособность к адекватному восприятию и объективной оценке реальности. Причины, побудившие его ударить ножом другого подростка, могли оказаться самыми нереальными и спровоцированными неким внутренним конфликтом.
– Понятно. Скажите, мистер Эддисон, а, на ваш взгляд, Энтони Апосто способен заранее планировать свои действия?
– Нет. На мой взгляд, нет. Мы должны понимать, что человек, способный планировать что-то заранее, должен адекватно воспринимать действительность. Я имею в виду умение составлять реальный план своих действий.
– Долгосрочный план? План достижения карьеры? План накопления сбережений? Вы это имеете в виду?
– Да.
– Или, может, нечто более краткосрочное? Например, план на завтрашний день?
– Нет, это не совсем то. На мой взгляд, слово «план» в данном случае употреблено не в совсем верном контексте.
– Вы сейчас слышали показания Апосто?
– Да.
– Когда я спросил его, чем бы он занялся завтра, будь он свободен, он так и не смог ответить ничего вразумительного.
– Ну, возможно, он был взволнован тем, что его допрашивал окружной прокурор.
– А вы сейчас волнуетесь?
– Не очень.
– Так почему вы считаете, что Энтони Апосто был взволнован?
– Энтони Апосто – неуравновешенная личность с коэффициентом интеллектуального развития шестьдесят семь. Мой коэффициент составляет сто пятьдесят два, и, насколько я могу судить, неуравновешенной личностью я не являюсь.
