Аркадий Адамов - Последний «бизнес»
Дождь усилился. Таран поднял воротник пальто, надвинул на глаза мокрую кепку. И чего он тащится?
На кой она сдалась ему, эта Кира? Но в кармане лежали еще вчера купленные билеты в кино, и Кира ждала его у входа. Эх, если бы его там ждал другой человек! Он бы полетел как на крыльях… Василий досадно тряхнул головой, отгоняя эти глупые мысли.
Кира действительно ждала его, стоя под деревом на светлом пятачке сухого асфальта. Она была в ярко-красном плаще, из-под капюшона кокетливо выбивались курчавые пряди волос. Несмотря на дождь, на ногах у нее были открытые туфельки с длинным игольчатым каблучком.
Когда Таран подошел, Кира сказала раздраженно и ядовито:
— Еще в любви я тебе не объяснилась, а уже ждать приходится. Другие…
— Задержали меня, — хмурясь, перебил ее Таран. — А на других мне наплевать.
— Ах, наплевать? Другие хоть подарки делают. Жорик мне однажды такой нейлон оторвал, жуть! А ты… Вот только в кино и можешь.
Она говорила быстро и громко, захлебываясь от обиды.
Таран беспокойно огляделся.
— Тише ты!..
— А чего мне тише! Что я, украла чего?
Не в силах больше сдержать накипевшую злость, Василий сказал:
— Я с тобой объясняться в любви и не собираюсь. Поняла? И подарки делать тоже. И в кино — тоже!
Он вынул из кармана билеты и со злостью разорвал их. Потом мстительно добавил:
— А от Жорика твоего завтра пух и перья полетят. И от всех других тоже.
— Уж не ты ли его щипать собрался?
— Найдутся поумнее.
Таран искал, что ему сказать Кире напоследок.
Больше он с ней никогда не встретится. Все! Хватит! Был дураком, да не остался. Пусть катится к своему Жорику и вообще куда хочет. Василий даже не подозревал, что он может так презирать какую-нибудь девушку, тем более такую хорошенькую.
Кира по-своему объяснила его молчание. Она усмехнулась, вплотную подошла к Тарану, почти прижалась к нему и, подняв глаза, лукаво спросила:
— Ревнуешь?
Но Таран в ответ обжег ее таким взглядом, что, невольно отпрянув от него, Кира всхлипнула:
— Прямо псих какой-то бешеный… Ну тебя!..
В этот момент дождь хлынул сплошным потоком.
Но Кира, не задумываясь, кинулась бежать через дорогу.
Внезапно взвизгнули тормоза, и большая грузовая машина резко вильнула в сторону, чуть не задев девушку. Кира испуганно вскрикнула, отскочила к тротуару и, поскользнувшись, упала.
Таран в два прыжка оказался около нее. Вся мокрая, Кира лежала на боку, обхватив руками неестественно вывернутую ногу, и тихо плакала от боли. И такой жалкой, беспомощной и одинокой показалась она Тарану в этот момент.
— Эх ты, неудачница!..
Он без всяких усилий поднял девушку на руки и оглянулся. Под деревьями темнели силуэты людей.
Кто-то уже бежал к нему на помощь.
В сером плаще подошел милиционер.
— Отнесите ее вон туда, в подъезд, — он указал на один из домов. — Справитесь? А я сейчас «Скорую помощь» вызову. Перелом, видно…
Таран кивнул головой. Один, легко и бережно, он понес Киру.
На следующий день в бригаде Вехова произошло чп: Коля Маленький «запорол» важные детали.
Потный и огорченный, стоял он у станка, вытирая ветошью перепачканные в масле руки, и угрюмо прислушивался, как Николай и Куклев вместе с мастером обсуждали, можно ли исправить бракованные детали.
С Колей Маленьким никто не говорил, его просто не замечали. И он прекрасно понимал почему. Проклятый второй разряд! Ну, ладно. Все! Что он, рыжий, да? И Коля Маленький с искренним ожесточением предупредил самого, себя: «В будущем месяце лопнешь, а сдашь на третий».
Подошел Костя Петухов. В цехе он, как тень, всюду следовал за своим учителем Куклевым, уважительно прислушиваясь к каждому его слову.
А Куклев тем временем уже принялся за дело и включил станок. Костя протиснулся поближе и замер в тревожном ожидании. «И надо ему за чужой брак отвечать, — с досадой подумал он. — А если не исправит?» И, не выдержав, он проворчал:
— Одни портачат, а другие потей за них.
— Со всяким, брат, может случиться. Тут взаимная выручка — закон. Понял? — со спокойной уверенностью сказал Куклев, не отрывая глаз от станка, где в бурном масляном потоке, как живая, дрожала и билась от напряжения, сверкая блестящими свежими бороздами, новая деталь.
Костя не ответил. Он, словно завороженный, следил, как уверенно, точно и красиво, почти вдохновенно, управлял Куклев могучим и, казалось, непостижимо мудрым, но удивительно послушным сейчас станком. И, перехватив его жадный и восхищенный взгляд, Куклев, усмехнувшись, добавил:
— Будет из тебя мастер, помяни мое слово.
И Костя, впервые, кажется, оробев, подумал: «А вдруг не брешет? Вдруг и по правде буду?» И ему, тоже впервые, захотелось вдруг стать таким же умельцем, как этот неторопливый, широкоплечий парень с сильными, чуткими руками и умным взглядом неулыбчивых, но добрых глаз.
А станок все гудел и гудел, и рождались одна за другой теплые блестящие детали.
Между тем во дворе, у проходной, Николая нетерпеливо поджидали Борис Нискин и Таран.
Таран с досадой посматривал на часы.
— Все! — наконец объявил он. — Опоздали.
— Ничего, — утешил Борис. — Самое интересное начнется в миттельшпиле.
— Что, что?..
Борис снисходительно пояснил:
— Это значит — в середине игры. Учишь тебя, учишь… А в данном случае я хочу сказать, что самое интересное начнется после доклада Рогова.
— Так и говори, — проворчал Таран. — Но мы свободно можем и на твой миттельшпиль опоздать.
Наконец из цеха выбежал Николай, за ним Илья Куклев и Коля Маленький. Они успели уже принять душ и переодеться. Мокрые волосы их блестели на солнце.
— Полный порядок, — бодро сообщил Николай.
Вид у всех троих был такой, словно самое трудное испытание уже позади.
— Полный или нет, это еще бабушка надвое сказала, — заметил Таран. — Шире шаг, хлопцы! Опаздываем.
…Ребята, запыхавшись, появились в огромном и светлом актовом зале университета, когда Андрюша Рогов уже заканчивал свой доклад.
Зал был переполнен.
Первым отыскал себе место Коля Маленький.
Он юркнул куда-то между рядами и через секунду подмигнул друзьям: я, мол, уже оформился! Николай и Таран пробрались вперед и уселись вдвоем на один стул. Борис и Илья Куклев задержались у двери.
Отдышавшись, Николай стал незаметно осматриваться вокруг. Вскоре он увидел Жору Наседкина.
Тот с независимым и ироническим видом откинулся на спинку стула. Он был в черной с серебряной нитью нейлоновой рубашке и узких кремовых брюках.
Черные, навыкате глаза его насмешливо щурились, на пухлых губах под тонкой ниточкой усов блуждала улыбка. Рядом с ним сидел какой-то толстый рыжеватый парень с коротким бобриком на голове и черным галстуком-бабочкой.
Невдалеке от этой пары Николай заметил светловолосого паренька в белой рубашке с отложным воротничком и закатанными выше локтя рукавами.
Лицо паренька было очень знакомо. «Да ведь это же тот самый, которого ранили! — вспомнил вдруг Николай. — Мы у него в больнице были». Он толкнул в бок Тарана и указал на паренька.
И в этот самый момент Николай неожиданно увидел Машу. Она сидела с Аней Артамоновой. Обе внимательно слушали. С другой стороны рядом с Машей сидел долговязый Валерий Гельтищев в пестрой рубашке навыпуск и, время от времени наклоняясь к девушке, шептал ей что-то на ухо. Маша улыбалась и один раз погрозила ему пальцем.
Николай поспешно отвел глаза. Как он будет выступать теперь, если здесь Маша? Он почувствовал, как напряженно замер рядом с ним Таран. Николай оглянулся. Василий неотрывно смотрел в ту сторону, где сидели девушки.
— Брось, понял? — через силу сказал Николай. — Чего уж там!..
Оба как будто очнулись и, смущенно оглянувшись на соседей, принялись слушать.
Андрюша Рогов заканчивал свой доклад, заканчивал горячо, с азартом, не заглядывая в написанный текст.
— …А для чего же мы живем тогда? — донесся до Николая его звенящий, взволнованный голос. — Ведь не трава мы? Ведь мы думаем, мыслим, ведь мы всегда ставим в жизни какие-то цели. Какие же это должны быть цели? Как же надо жить?..
«Правда, как надо жить? — подумал Николай и тут же себе ответил: — Жить надо счастливо. Все должны жить счастливо. Нет счастья одному. А в чем счастье? В работе, только настоящей, вот как, например, сегодня Илья, чтобы людям была польза, чтобы они тоже почувствовали, что это такое за радость — работа! И еще счастье… в Маше! — Он невольно поглядел опять в ту сторону, где сидела она, и упрямо подумал: — В ней. Для меня — только в ней!.. Нелегкое только это счастье. За него еще драться надо…»
До Николая опять долетел голос Рогова.
— …И у нас на факультете есть, к сожалению, люди, запальчиво говорил Андрюша, теребя в руках листки своего доклада, — которые вот так бездумно, из желания быть во что бы то ни стало оригинальными, не похожими на других, увлекаются пошлыми танцами, объявляют себя сторонниками абстракционизма в живописи. А этот самый абстракционизм есть не что иное, как ядовитая буржуазная диверсия против истинного искусства всех народов!
