Алисия Хименес Бартлетт - А собаку я возьму себе
– Здравствуйте, доктор Кастильо. Разумеется, я вас помню. Чем могу служить?
– Я все думал, закончили вы это дело с собаками или нет. Время от времени меня одолевает любопытство, и, поскольку в газетах ничего про это не пишут…
– Доктор, разве вы не понимаете, что своими звонками сами ставите себя в положение подозреваемого?
– Что? Надеюсь, вы шутите?
– Я не шучу, такое иногда случается, когда виновные, чувствуя себя под защитой надежного алиби, тем не менее не выносят неопределенности и желают узнать, не нависла ли над ними карающая длань закона.
– Что вы такое говорите, инспектор!
– Вы уверены, что вам нечего скрывать? Возможно, вы по какой-то причине ненавидели Лусену.
– Я в любой момент готов дать вам свидетельские показания!
– Хорошо, я обдумаю эту возможность, доктор Кастильо.
Я повесила трубку. Мое безмятежное состояние сменилось приступом ярости. Мир погряз в несправедливости; подстрекаемые людской алчностью собаки раздирают друг друга в клочья; любовь, как всегда, обрекает человека на страдания, однако, несмотря ни на что, ты должен вести себя вежливо, разве не так? К черту! Я с грохотом задвинула ящики стола. Надела пиджак и удалилась, не попрощавшись ни с кем из коллег, встретившихся в коридоре. Решила поужинать в одиночестве в каком-нибудь захудалом ресторанишке чем-то вроде макарон, обильно политых томатным соусом, и огромной порции кровяной колбасы. Смехотворный бунт против всего правильного.
Следующее утро выдалось не столь неудачным. Войдя в кабинет, так внезапно покинутый накануне, я сразу увидела у себя на столе отчет из лаборатории. И стала с жадностью читать его, проникаясь все большим оптимизмом. Да, сомнений не оставалось: в посланном нами образце соломы были обнаружены частицы собачьей крови и собачьей же шерсти. Анхела попала в самую точку. Я оставила записку Гарсону, рассказав в ней о новостях, и полетела в лабораторию. Ее заведующий подтвердил все результаты и выдал мне крошечный пакетик, в котором были герметически упакованы короткие и жесткие волоски неопределенной окраски – от бежевых оттенков до цвета слоновой кости. Он ручался только за то, что кровь и волоски принадлежат собакам. Любые другие уточнения должен делать ветеринар. Я не решилась спросить, существуют ли в нашей системе судебные ветеринары, а потому обратилась к тому, кто был у меня под рукой.
Я заявилась в консультацию Хуана Монтуриоля, даже не предупредив его. Заняла очередь среди пожилых дам с йоркширскими терьерами на коленях и мужчин, приведших своих юных питомцев на прививку. И лишний раз убедилась в существовании особой солидарности между владельцами собак. Никто не раздражался, если его неожиданно начинали обнюхивать, и не обижался, если его встречали не слишком дружелюбным лаем.
Реакцию Хуана, увидевшего меня, когда он вышел из кабинета, провожая очередного клиента, нельзя было назвать доброжелательной, но я приписала его строгий вид требованиям обстановки. Я запаслась терпением и уселась читать какие-то немыслимые журналы про кошек и собак. Когда наконец последний пациент удалился, ветеринар подошел ко мне и протянул руку. Явное охлаждение. Вероятно, я это заслужила. Я постаралась быть естественной и обаятельной, рассказывая о себе, серьезной и слегка интригующей – в профессиональных вопросах. Он сразу же уцепился за мою историю. Попросил показать ему волоски. Я благоговейно достала их из пакетика, словно это были священные реликвии. Мы прошли в его лабораторию, где он положил волоски на маленькую пластинку.
– Рассматривать их под микроскопом ни к чему. Просто попробуем подвергнуть их сильному увеличению.
Он взял лупу и довольно долго разглядывал волоски через нее. Я уже было забыла, как он красив.
Сильные длинные руки, тонкие пальцы. Густые русые волосы. Совершенная форма носа и скул. Он поднял на меня свои огромные зеленые глаза.
– Что ты хочешь узнать?
– Какой породе они принадлежат.
Он немного подумал.
– Некоторые волоски почти золотистые, другие совсем белесые. Они могут принадлежать двум или даже большему числу собак, однако не исключено, что речь идет об одной собаке с разным окрасом спины и брюха либо вообще пятнистой. В любом случае это короткошерстные экземпляры. Судя по текстуре и малой поврежденности волос, собаки эти молоды.
– А нельзя ли по крови определить, какая это порода?
– Нет, никак.
– Мы знаем, что речь идет об охранных собаках, и нам известна их масть. Как ты думаешь, можно ли с помощью этих волосков определить или исключить какую-то породу?
– Это потребует долгого времени.
– Я могу прийти завтра.
– Нет, оставайся. Я схожу куплю чего-нибудь поесть.
– Лучше я схожу.
Я вышла на улицу и поискала бар. Поймала себя на том, что попросила положить на один из бутербродов двойную порцию сыра. Выходит, заботилась о Хуане, и это было приятное ощущение, между прочим. Мой недовольный любовник снова сделался любезным. После долгих часов приема в своей консультации он ухитрялся находить время для меня. Конечно, я неважно вела себя с ним. Чересчур легкомысленно. Наверное, не было ничего особо ужасного в том, чтобы отнестись к кому-то с большим доверием. Больше ценить своего спутника, как называла это Анхела.
Работали мы долго и напряженно. Просмотрев множество книг и фотографий, Хуан высказал свое мнение:
– Записывай, Петра, а там поглядим. Эти волосы могут принадлежать следующим породам: боксер, стаффордшир, короткошерстная немецкая овчарка, немецкий дог и канарская ищейка. Думаю, их слишком много, чтобы эти данные оказались полезными. Или я ошибаюсь?
– Если эти мерзавцы действуют так, как мне рассказывал один журналист, то одна из собак краденая, а потому, даже узнав, какой она породы, мы мало продвинемся вперед. Зато вторая собака принадлежала организатору поединка и наверняка относится к одной из этих пород. Поэтому так важно определить ее.
– Ты подозреваешь заводчиков?
– Такая возможность не исключена.
– Больше я ничем тебе не могу помочь.
– Ты и так мне очень помог. Чем я могу тебе отплатить?
– Отвези меня домой, я сегодня без машины.
И я его отвезла. Проявить иной раз доброту не так уж плохо.
На следующее утро мы с Гарсоном устроили срочное совещание у меня в кабинете. Он доложил о своих успехах в операции cherchez la femme, которые я пропустила мимо ушей, а я обрисовала ситуацию. Теперь наши усилия должны быть направлены на заводчиков тех пород, какие выделил Монтуриоль.
– Но мы же их уже проверяли! – доказывал Гарсон.
– Ничего, проверим еще раз.
– Я по-прежнему считаю, что мы слишком разбрасываемся.
– Мы работаем с теми немногими фактами, какие у нас есть. Теперь мы знаем, что Лусена имел отношение к собачьим боям, а еще мы знаем, что на своей новой работе он «проводил все время за городом». Как, по-вашему, для чего он ездил за город, не на пикник же?
– Но «за городом» может означать чей-то сад при загородном доме, расположенном где-нибудь на отшибе.
– Согласна, но кто рискнет держать у себя дома нескольких специально тренированных бойцовых собак? И где он сможет устраивать проверку краденым собакам, не вызывая подозрений? Конечно, «за городом» может означать где угодно, но, прежде чем искать иголку в стоге сена, давайте хорошенько осмотрим игольник.
– Хочу вас предупредить, что с этим списком Монтуриоля придется попотеть.
– Одну породу можно сразу отбросить: поблизости от Барселоны нет питомников канарских бойцовых собак.
– Пусть даже так…
– Мы их поделим. Вы возьмете на себя питомники стаффордширских терьеров и догов. Я займусь немецкими овчарками и боксерами. Еще вы должны будете получить ордера на обыск. На сей раз будем осматривать все помещения и постройки. Проверка будет включать и осмотр самих животных, чтобы убедиться в отсутствии у них ссадин или шрамов, которые свидетельствовали бы об их участии в боях.
– В таком случае нам понадобятся эксперты. Попрошу Валентину поехать со мной.
– Хорошая мысль, а я попрошу Хуана или Анхелу.
– Инспектор, если Анхела здесь появится…
– Не волнуйтесь, я позабочусь о том, чтобы неприятная встреча не произошла.
– Спасибо. Я вижу, вы взяли это дело под свой контроль.
– Вы даже не представляете себе, до какой степени.
Он предпочел не вникать в мои шуточные выпады и поспешил ретироваться, радуясь, видимо, что ему удалось привлечь к работе специалиста, стоящего на страже его интересов.
В четыре часа того же дня на моем столе лежали ордера на обыск. Свои обязанности Гарсон Великолепный хорошо знал и, несмотря на легкомыслие в любовных делах, продолжал функционировать как швейцарские часы. Я договорилась с Хуаном Монтуриолем вместе поехать в питомник немецких овчарок. В дороге мы немного расслабились, словно ехали на экскурсию. Мы болтали, обсуждали разные вещи, а когда прибыли на место, я убедилась, что Хуан сильно волнуется из-за обыска, в котором ему предстояло принять участие. Владелец питомника был тихий мужчина уже в годах, полностью опровергавший расхожее мнение о том, что хозяин походит на свою собаку. Он не имел ничего общего со своими храбрыми овчарками. К нашему приезду он отнесся настолько спокойно, что даже спросил про младшего инспектора Гарсона, запомнившегося ему по прошлому визиту. Если он был в чем-то виновен, то обладал поразительной способностью притворяться. В его помещениях тоже не было ничего подозрительного: мы открывали все двери, осмотрели все будки, заглянули в самые укромные уголки. Здесь не оказалось ни потайных комнат, ни площадок, напоминавших бойцовские ринги. Не было здесь и таких собак, которые содержались бы отдельно либо за которыми был бы установлен особый уход. Хуан подходил к вольерам и внимательно осматривал собак, их передние лапы, шею… Он объяснил мне, что эти части тела в первую очередь подвергаются атаке; передние лапы останавливают противника, а укус в шею может вызвать немедленную смерть. Он привез с собой длинную трость и время от времени просовывал ее сквозь решетку, заставляя собаку переменить позу для лучшего обзора. Но это ни к чему не привело, и конечные результаты оказались отрицательными: ни у одной из собак не было выявлено признаков участия в боях.
