Фридрих Незнанский - На исходе последнего часа
– Вы позволите мне посмотреть на вашу машину? – галантно осведомился Турецкий.
На лифте они спустились в подземный гараж. Барышня открыла замок, и глазам Турецкого предстала груда железа. Вернее, она была лишь спереди, начиная же с задних дверей машина сносно сохранилась.
– Еще два дня назад у отца была сумасшедшая идея сделать из нее Витьке памятник. Вы представляете, какой кошмар?! Памятник – из этой груды металлолома. Но, слава Богу, мать отговорила. Теперь он ее чинить будет. Года два, не меньше. Дешевле новую купить.
Турецкий заглянул вовнутрь. Обшивка с переднего сиденья была содрана.
– Так он же кровью все залил, – охотно объяснила сестра погибшего.
Ячейка магнитофона пустовала.
– Он как раз тогда ехал в ремонт за магнитолой, – снова подсказала барышня.
– Уж не в фирму ли «Свет»?
– Не знаю, врать не буду.
Он машинально открыл бардачок и пошуровал там – пусто. Хотя нет, пальцы задели маленький кожаный футлярчик. Турецкий вытащил его и раскрыл, внутри лежала ручка «Паркер» с золотым пером. Долларов сто, никак не меньше, прикинул он на глаз.
– Как вы думаете, это принадлежало вашему брату?
– Смеетесь?! Витька свою фамилию не всегда мог правильно написать.
Турецкий повертел футляр в руках и обнаружил крохотную бумажную наклейку: «ГУМ». Вот как, Государственный универсальный магазин – это словосочетание ассоциируется только с одним городом на свете. Турецкий положил футляр к себе в карман.
– Я это заберу. Сейчас составим протокол изъятия. А когда ваш брат был в Москве последний раз?
– Полгода назад, не меньше, – не раздумывая, сказала барышня.
Сомнительно, чтобы такая вещь, даже если была им куплена в подарок, провалялась полгода в машине. И потом, что сказала вдова Малахова? «Муж шариковые ручки терпеть не мог, писал только наливными». Значит, велика вероятность, что «Паркер» просто вывалился из кармана Малахова в машине, а гонщик заметил его уже потом и еще успел позвонить Малаховым домой и сказать, что хочет кое-что передать. Конечно, это звонил он и отдать хотел ручку. «Паркеры» на дороге не валяются. Их находят в машинах. Но как же понять антипатию Малахова к «вещизму»?
БУДЬ ПРОЩЕ
Гвардии рядовой артиллерийского полка Вася Симонов был «салабон». В том смысле, что у него уже пошли вторые полгода службы, и это, в сущности, было самым тяжелым временем в его недолгой жизни вообще и военной – в частности. Но еще целых пять месяцев отделяли Васю от той сладкой, в армейском понимании слова, жизни, которая обеспечена каждому уважающему себя «черпаку», то бишь воину, мужественно «преодолевшему тяготы и лишения воинской службы» в течение целого года. Чем занимается «черпак»? Приглядывает за «салабоном», чтобы тот добросовестно выполнял обязанности трех-четырех человек, чтобы служба шла, а «дед» (категория на полгода старшая относительно «черпаков») тем временем спокойно отдыхал, и «дембель» (это уже заоблачная ступень в иерархии) готовился к отбытию в родные края…
– Эй, боец, ты что, спишь, что ли?! – раздался грозный окрик «черпака» ефрейтора Василенко, прервавший Васин подсчет оставшихся ему до дембеля порций масла, походов в баню и прочего.
Василенко был его бичом, не упускавшим ни малейшей оплошности подопечного и постоянно сомневающимся в наличии достоинств, необходимых для перевода в следующую градацию. Который, как всем известно, осуществляется отбитием армейским ремнем по филейным частям двенадцатью ударами. По одному за каждый месяц, безвозмездно отданный родине.
Артиллеристы прочесывали лес в поисках неизвестно чего под неусыпным контролем какого-то активного, напористого мужика в штатском с московскими замашками и по фамилии Грязнов. Делали они это уже почти целый день, и, естественно, безрезультатно. Если бы еще знать, что ищешь, но Грязнов, кажется, и сам был не в курсе.
К одиннадцати часам вечера, когда уже совершенно стемнело, поиски прекратились до следующего дня. Грязнов договорился с командиром батареи – старшим лейтенантом, что на ночь по приблизительному периметру условных поисков будет выставлен караул, и уехал. А в караул, естественно, попал Вася Симонов. И конечно же ему попался самый скверный участок, – смыкающийся с обширным болотом. По приказу старлея, сменять Васю должен был «черпак» Василенко, а это значит, что стоять ему было суждено всю ночь.
– Будь проще, как Ленин, и люди сами к тебе потянутся, – посоветовал многоопытный Василенко и ушел спать в егерскую сторожку. Он даже не представлял, насколько был прав.
Эх, скорей бы в «черпаки»!
В Лечсанупре Турецкий поднялся на пятый этаж и осторожно заглянул в палату. Вэлла точно ждала этого, во всяком случае, она смотрела на дверь. И неуверенно улыбалась. Турецкий вдруг почувствовал себя полным идиотом. И на секунду закралось подозрение, что разговор с Климовой – не такой уж обязательный, возможно, он просто захотел ее увидеть? Разве он еще что-то не спросил? Хм. Взрослый, почти сорокалетний мужик вдруг захотел увидеть побитую бандитскую жену? Да, пожалуй, что-то вроде того.
– Ну заходите же наконец, Александр Борисович, или закройте дверь с той стороны.
Турецкий предпочел выбрать первое.
– Извините, что снова вас тревожу, буквально пара вопросов.
– Это значит, часа на два, не меньше, да? Больную нельзя утомлять. Вы знаете, кто из нас двоих больной?
Что же спросить-то? Турецкий действительно был в замешательстве.
Стараясь придать своему голосу официальный тон, он сказал:
– Вопрос первый. Мне уже все уши прожужжали слухами о вероятной дружбе Герата с начальником уголовного розыска. А как часто вы видели Малахова?
– Три раза в год, – не задумываясь, ответила Вэлла. – В одно и то же время.
– Вот как? – удивился Турецкий. – Почему?
– А это второй вопрос, – тут же отметила Вэлла. – Но не расстраивайтесь. Я отвечу максимально полно. К Малахову из Москвы приезжала любовница, ровно три раза в год. Но номер он снимал на свое имя, так что как ее зовут – уж извините, понятия не имею. В этот раз она улетела за день до того, как Иван Сергеича убили в этом лесу, пропади он пропадом вместе со всеми дачами. Вот и все.
Турецкий сдержал слово и сейчас же ушел.
Значит, «Паркер» из ГУМа и любовница из Москвы. Черт возьми, когда у тебя дома такой памятник вместо жены, тут сложно устоять и перед самой простецкой бабенкой.
Как обычно, они обосновались в кабинете главврача, где уже поджидал скучавший в неволе Трофимов, который и заметил, что не хотелось бы, чтобы это стало традицией.
Грустный капитан готов был огласить самую свежую информацию.
– Герат в течение последних шести лет вел довольно регулярные телефонные беседы с Таллином, в основном с одним и тем же абонентом, – сказал он, – который числится за фирмой «Прибалтика».
– Разве? – нетерпеливо подпрыгнули Турецкий и Трофимов.
– Это довольно серьезная фирма, которой руководит некий господин Поляков.
– То есть Поляк, – вставил Трофимов, весело прищурившись. Кажется, он наконец снова обрел отличное расположение духа.
– Видимо, да. Что о нем официально известно? Да практически ничего. Поляков Вячеслав Георгиевич, крупный предприниматель, тем более по эстонским меркам. У них там на него ничего нет, ни малейшего компромата, за исключением последних событий, в которых он скорее пострадавшая сторона. Я имею в виду гибель парома «Рената», вы, конечно, слышали об этом. Поляков – именно предприниматель, это слово как нельзя лучше к нему подходит. Большинство наших доморощенных бизнесменов – это же элементарные спекулянты, хотя иногда и очень крупные. А Поляков, даже когда что-нибудь дешево покупал, п р е д п р и н и м а л усилия по трансформации этого продукта, потому что считал ниже своего достоинства тривиальную перепродажу. Но в Таллине он торговлей в принципе не занимается. Да, в Москве у него много деловых партнеров в самых различных отраслях. Сыновья – тоже там, один учится в Институте кинематографии, второй – просто гуляет, хотя умудрился уверить папашу, что учится в МГУ. Супруга вообще неизвестно где, предположительно – на Мальорке.
– Вот так информация, – скривился Турецкий. – Это какой-то семейный альбом. – Что же сам Поляков в таком случае делает в Таллине? Давно он там обосновался? – безо всякого энтузиазма спросил он, глядя в открытое окно. Отчего-то вдруг возникло чувство безотчетной тревоги. Окно напомнило ему стрельбу по палате Вэллы. Кто же это мог быть? Еще одна загадка…
– Последние десять лет у Полякова там офис, – продолжал тем временем грустный капитан. – Занимается исключительно грузопассажироперевозками через Балтику.
– И все?
– Да, но в каких масштабах! Он практически монополизировал эту деятельность. И если бы не катастрофа с «Ренатой», слегка пошатнувшая его реноме, эстонскому торговому флоту пришлось бы очень туго. По некоторым сведениям, Поляков готовился просто скупить на корню все акционерные компании Таллина в этой области.
