Екатерина Лесина - Волшебный пояс Жанны д’Арк
Она сделала новые наволочки.
И покрывало сшила из лоскутков.
Стол отчистила, вымыла холодильник. Навела порядок в шкафах… Ей нравилось хозяйничать, представляя, что это — вовсе не комната в общежитии, но их собственная с Николашей квартирка.
Вот так и жили.
Две стипендии. Стасин заработок, который она вкладывала и в комнату, и в Николашу, заставляя его преображаться. Иногда деньги появлялись и у Николаши, правда, тратил он их совершенно бестолково: на книги. Нет, Стася была далека от мысли, что книги — не то вложение капитала, но вот… зачем ему пособия, которые спокойно можно в библиотеке взять? И новые покупает. Ладно, пусть пособия нужны, так Николаше всего-то сказать надобно, и Стася с библиотекарем договорится, спишут за пятую часть цены. Помимо книг, Николаша покупал дорогой козий сыр, фрукты и конфеты, трюфели, до которых был большим любителем.
Стася вздыхала.
Смирялась.
И старалась не задумываться, откуда у него деньги. Впрочем, эта загадка разрешилась сама собой, когда в их комнатушке объявился смуглый, цыганского облика, тип.
— Кто это? — спросила Стася, когда тип ушел.
— Кирилл. — Николаша произнес это так, будто имя что-то объясняло. — Это… это воспитанник моей бабушки. Он за мной приглядывает.
Тогда-то Николаша и рассказал правду о своей семье. Стася не сразу и поверила.
Он, Николаша, наследник богатой старухи?
И сбежал из дому? Живет, учится, а как доучится, то уедет за границу работать?
На фантазии похоже… но был ведь Кирилл в костюмчике, купленном отнюдь не в торговых рядах, в штиблетах лаковых, и сам лощеный, что кошак редкой породы. И было пять сотен долларов, оставленных Николаше… на мелочи, как выразился тип.
Да за эти деньги Стася месяца три прожила бы, не особо себя стесняя!
А Николаша купил колечко с фианитом и предложил пожениться.
— Я тебя люблю, — сказал он, глядя на Стасю по-собачьи преданным взглядом. — Будешь моей женой?
Стася согласилась.
Будет.
Не то чтобы она любила Николашу. Нет, любила, конечно, хотя и любовь ее отличалась от той, о которой в книгах пишут. Николаша был тихим, беззлобным. С ним было удобно. Предсказуемо.
Так почему бы и нет?
Однажды Николаша явился в превеликом волнении. Он был взъерошен, нервозен и ногти грыз. Эта его привычка раздражала Стасю, как и другая — входить в комнату, не сняв уличную обувь.
— Мы должны пожениться… мы должны… пожениться… быстро… как можно быстрей… — Николаша метался по комнате. — Собирайся. Идем… Если мы поженимся, то она ничего не сделает!
Стася не стала спрашивать, кто такая она и что именно должна сделать или нет, предположив, что речь идет о будущей свекрови.
Это был редкий случай, когда Николаша все сделал сам. Нашел загс, сумел договориться о регистрации. Заявление писали задним числом. Свидетельство выдали на руки, и Николаша прижал его к груди с нежностью.
— Теперь все! — сказал он, непонятно к кому обращаясь.
Николаша ошибался.
Стася поняла это еще там, в кабинете регистратора, ставя подпись в книге, но промолчала, понадеявшись, что обойдется.
Не обошлось.
Их пригласили на ужин. Приглашал тот самый лощеный тип, который, передавая приглашение, умудрялся выглядеть виноватым.
— Кирилл, это ведь не ты заложил? — поинтересовался Николаша.
— Нет.
— Я тебе верю.
— Спасибо…
— Там все будут?
— Все.
— И хорошо, — Николаша кивнул. — Давно пора покончить с этим…
А когда тип ушел, Николаша обнял себя. Он стоял, пялясь в темное окно, пока Стася его не окликнула.
— Завтра мы идем в ресторан.
Николаша пожевал губу.
— Я тебе говорил, что моя семья богата… и они…
— Не будут мне рады.
— Это мягко говоря.
— Ничего, — Стася обняла мужа. — Как-нибудь переживем. Мы ж к ним не напрашиваемся.
Николаша вздохнул:
— Не напрашиваемся, но она… она не привыкла уступать кому бы то ни было. Не слушай ее, ладно?
— Кого?
— Старуху… Что бы ни случилось, просто не слушай ее.
— Не буду, — пообещала Стася и мужа по плечу погладила. Интуиция подсказывала ей, что браку не суждено продлиться долго.
И не ошиблась.
Был ресторан.
Роскошный. Пожалуй, даже подавляюще роскошный, и Стася сперва растерялась от обилия золота, света и еще людей.
Пафосное место, как Николаша выразился.
И вправду пафосное. Глянцевое. И глянец этот лежит на белоснежных скатертях, на холеных дамах и лощеных кавалерах, на прислуге, которая выглядит слишком уж прислугой. Пафоса слишком много, и Стасе становится смешно. Правда, смех она благоразумно сдерживает.
Их проводили в отдельный кабинет.
— Стася, знакомься, это моя мама, Ольга Николаевна…
Молодящаяся блондинка милостиво кивнула.
— Кирилла ты знаешь… Алла, моя сестра…
Еще одна блондинка, не молодящаяся, просто молодая. И тоже глянцевая.
— Валентина…
Сонная и равнодушная.
— А это Алиция Виссарионовна. Моя бабушка…
Эту женщину язык не повернулся бы назвать старухой. Возраст ей шел, как шел и шерстяной строгий костюм, который, как поняла Стася, стоил немалых денег. Женщина сидела во главе стола, и это казалось правильным.
— Присаживайтесь, дорогая, — низким хрипловатым голосом велела Алиция Виссарионовна. — Поговорим. Надеюсь, вы утолите наше любопытство… все-таки не каждый день я знакомлюсь с невестой внука…
— Женой, — поправил Николаша, отодвигая стул. — Женой, бабуля, так что все! Вы не успели.
— Николай, — Ольга нахмурилась. — Это было неосмотрительно с твоей стороны!
— Оленька, оставь мальчика, он волнуется. Это нормально… Помнится, когда Николай решился наконец представить меня своей матушке, я тоже безумно волновалась. У него родители были весьма строгих правил… а твои родители, Анастасия… расскажи о них.
Мягкая просьба.
И казалось бы, можно отказать, сменить тему, но Стася отчетливо поняла, что ее рассказ ничего не изменит. Все уже решено. И нынешнее представление — не то дань традиции, не то просто демонстрация возможностей. А их у Алиции Виссарионовны хватало.
— Мама на рынке торгует, отец — сантехник.
— Сантехник, — брезгливо повторила Алла. — Господи ты боже мой… сантехник…
— Допрашивали меня часа три, — Стася кривовато усмехнулась. — Конечно, вежливо… прям тошно становилось от их вежливости… а чем ваш брат занимается… а второй… а правда ли, что в вашей среде принято пить.
Она передразнила визгливый голосок Ольги.
— Вопросы под горячее… вопросы под десерт… Я думала, что этот треклятый ужин никогда не закончится.
Стася вздохнула.
— Николаша все время молчал… Знаешь, если бы он хоть слово поперек им сказал, я бы еще поборолась… а он молчал, глядел в тарелку, хлебал свой консоме…
— Вас тогда… попросили?
— Попросили? А что, верно… попросили… но нет, не тогда. Мы вернулись домой… ну как, в комнатенку нашу, которая в общаге. Николаша извиняться стал, что, дескать, у бабушки характер…
Стася замолчала, но молчание не продлилось долго.
— Она нашла меня через неделю. Я уж и надеяться стала, что обойдется оно… Не подумай, я не дура, но надежда и умных мучит.
Хорошее выражение.
Мучит.
Именно что мучит. Жанна знала, что мама умрет, что диагноз поставлен и пересмотру не подлежит, что смириться надо бы. И пыталась смириться, но надежда жила.
— Меня Кирилл подловил. Явился перед последней парой, что твой джинн из сказки…
…И снова похоже сказано. Джинн.
Современный. Облаченный в костюм. И посаженный на привязь из бумаг и обязательств. Правда, свободу ему не подарили — сам взял.
— Сказал, что Алиция Виссарионовна желает со мной встретиться в приватной обстановке. Обещал, что ничего мне не грозит. Типа, я испугаюсь… Нет, старушенция-то с зубами, но на мафиози не тянула. И не испугалась я. Просто подумала, что Николаша огорчится.
— И поехали на встречу?
— Поехала. Почему нет?
На сей раз встреча проходила не в ресторане, а в кафе.
— Я взяла смелость заказать вам капучино. И малиновую меренгу. Здесь ее потрясающе готовят. — Алиция Виссарионовна держалась просто, вот только Стася этой простотой не обманулась.
Что ж, пускай будет меренга с капучино.
— Я вам не нравлюсь?
— Вы прямолинейны, Стася. И это, как по мне, достоинство. — Сама Алиция Виссарионовна пила чай. Крохотная чашечка, белый чайник, прикрытый вязаной салфеткой.
Напиток не темный, но бледного золотистого цвета, точно на соломе заваренный.
— Вы мне весьма симпатичны. Более того, я бы не отказалась, если бы у моей внучки был ваш характер, ваши целеустремленность, сила…
Пресловутую малиновую меренгу подали на крохотном блюдце.
