Роберт Харрис - Enigma
Джерихо готовился ко всякого рода коварным вопросам и всю дорогу придумывал осторожные ответы, но майор просто пригласил их жестом под худой зонт и повел в помещение. Это был молодой человек высокого роста, лысеющий, в таких грязных очках, что Джерихо удивился, как только он что-нибудь видит через них. Покатые, как у бутылки, плечи и воротник френча Хэвисайда были усыпаны перхотью. Он провел их в промозглую гостиную и заказал чай.
К этому времени он завершил заученный рассказ об истории имения («говорят, его проектировал тот же малый, что построил Колонну Нельсона») и принялся подробно излагать историю службы радиоперехвата («сперва работали в Чэтэме, пока не начались бомбежки…»). Эстер вежливо кивала. Женщина в форме рядовой подала густой, как гуталин, коричневый чай. Джерихо, отхлебнув, нетерпеливо оглядел голые стены. Дырки в штукатурке на месте крюков, на которых висели портреты, темные пятна там, где были рамы. Родовое гнездо без предков, дом без души. Выходящие в сад окна заклеены крестами бумажных полосок.
Джерихо демонстративно достал часы и открыл крышку. Почти три. Скоро надо возвращаться.
Эстер заметила его беспокойство.
— Может быть, — вклинилась она в скучный монолог майора, — покажете нам станцию?
Хэвисайд, вздрогнув, со стуком поставил чашку на блюдце.
— А, черт, извините. Хорошо. Если готовы, начнем.
Поднялся порывистый северный ветер, швыряя в лицо пригоршни мокрого снега. Когда обошли большой дом и, шлепая по грязи, двинулись через вытоптанный розарий, ветер настолько усилился, что пришлось, как в боксе, закрываться руками от его ударов. Из-за массивной каменной стены донеслось странное, похожее на плач, завывание, какого Джерихо раньше не приходилось слышать.
— Что это за чертовщина?
— Антенный двор, — пояснил Хэвисайд.
Джерихо только раз бывал на станции радиоперехвата, и довольно давно, когда эта служба была еще в зародыше: приютившаяся на вершине скал у Скарборо лачуга, набитая дрожавшими девчушками из женского вспомогательного корпуса. Здесь же все было иначе. Они прошли в калитку, и на территории в несколько акров глазам предстали расположенные в причудливом порядке, будто каменные круги друидов, десятки радиомачт. Металлические пилоны были связаны между собой тысячами ярдов проводов. Туго натянутые стальные тросы гудели и стонали на ветру.
— Конфигурации ромбические и Бевериджа, — стараясь перекричать шум, пояснял майор. — Диполи и квадрахедроны… Смотрите! — Он хотел указать зонтом, но тот порывом ветра вывернуло наизнанку. Безнадежно улыбнувшись, Хэвисайд махнул рукой в сторону мачт. — Мы на триста футов выше, отсюда этот проклятый ветер. Можете видеть, наша ферма получает два урожая. Один с юга. Охватываем Францию, Средиземноморье, Ливию. Другой комплект нацелен на восток — Германия и русский фронт. Сигналы по коаксиальному кабелю поступают в радиорубки. — Раскинув руки, прокричал: — Красота, верно? Можем ловить все на добрую тысячу миль. — Со смехом взмахнул руками, словно дирижируя хором. — Ну, милые, запевайте!
Ветер швырял в лицо мокрый снег. Джерихо закрыл уши ладонями. Ощущение такое, будто люди, не имея на то права, вторгаются в царство природы, подслушивают необузданные стихийные силы, заставляют служить себе чудовищные молнии. Новый порыв ветра отбросил их назад, и Эстер, чтобы удержаться на ногах, схватила его за руку.
— Пойдем отсюда, — крикнул Хэвисайд, жестом приглашая их следовать за ним. По другую сторону стены было тише — она укрывала от ветра. Асфальтированная дорожка вела мимо как бы деревушки, приютившейся на землях поместья: тут располагались хижины, сараи, теплица, даже павильон для игры в крикет с часовой башенкой. — Ложные сооружения, — весело пояснил Хэвисайд, — чтобы дурачить немецкую воздушную разведку. Именно здесь и находится служба радиоперехвата. Вас интересует что-нибудь конкретно?
— Как насчет восточного фронта? — спросила Эстер.
— Восточный фронт? Прекрасно.
Прыгая через лужи, он помчался впереди, все еще пытаясь на ходу выправить зонт. Дождь усилился. Они пустились бегом к хижине. Заскочили, громко хлопнув дверью.
— Как видите, мы полагаемся на женский персонал, — сказал Хэвисайд, снимая очки и протирая их полой френча. — Среди девушек как военнослужащие, так и вольнонаемные. — Надев очки, щурясь оглядел помещение. — Добрый день, — поприветствовал он дородную женщину с сержантскими лычками на погонах. Затем пояснил: — Она здесь старшая, — и шепотом добавил: — Строга.
Джерихо насчитал двадцать четыре радиоприемника, расположенных попарно по обе стороны помещения. Над каждым склонялась женщина в наушниках. В комнате было тихо, если не считать жужжания аппаратов и шелеста бумажных бланков.
— Здесь у нас три типа приемников, — понизив голос, продолжал Хэвисайд. — HRO, скайрайдеры Халликрафтер-28 и американские AR-88. За каждой из девушек закреплены определенные частоты; если нагрузка большая, дублируем.
— Сколько здесь занято людей?
— Тысячи две.
— И вы перехватываете все подряд?
— Абсолютно все. Если только вы не скажете, что не нужно.
— Чего мы никогда не делаем.
— Верно, верно. — На лысине Хэвисайда блестела вода. Он наклонился и энергично, по-собачьи, затряс головой. — Разумеется, за исключением того случая на прошлой неделе.
* * *
Впоследствии Джерихо чаще всего вспоминал, как хладнокровно держалась Эстер. При этих словах она и глазом не моргнула. Даже сменила тему разговора и спросила Хэвисайда о скорости, с какой работают девушки («мы требуем девяносто знаков Морзе в минуту, это минимум»). Потом все трое неторопливо двинулись по проходу.
— Вот эти приемники настроены на восточный фронт, — сказал майор, когда они прошли примерно полпути. Остановился и указал на хорошо выполненные рисунки грифов на стенках некоторых приемников. — Разумеется, Гриф — не единственный позывной немецкой армии в России. Есть еще Коршун, Пустельга, а на Украине Корюшка…
Надо что-нибудь сказать, решил Джерихо.
— Большая ли теперь нагрузка?
— Очень, особенно после Сталинграда. Отступления и контрнаступления по всему фронту. Надо отдать должное этим красным: постоянно тревожат, меняют тактику — не желают воевать вполсилы.
— Вам ведь станцию с позывным Гриф приказали не перехватывать? — как бы между прочим заметила Эстер.
— Совершенно верно.
— Где-то около 4 марта?
— В тот самый день. Около полуночи. Я запомнил, потому что мы только успели отправить четыре длинных депеши, как этот ваш малый, Мермаген, вышел на связь и, ужасно психуя, заявил: «Больше этих не шлите. Ни сегодня, ни завтра. Не шлите вообще».
— Были какие-то соображения?
— Никаких. Просто приказал прекратить. Я думал, с ним случится сердечный припадок. Никогда в жизни не слыхал ничего подобного.
— Возможно, — предположил Джерихо, — зная вашу загрузку, там решили отменить пересылку малозначительных радиообменов.
— Чушь, — оборвал его Хэвисайд, — прошу прощения, но это действительно так. Можете передать от меня своему мистеру Мермагену, что не было еще таких дел, которые оказались бы нам не по силам. Верно, Кэй? — потрепал он по плечу потрясающе красивую радистку. Та, сняв наушники, отодвинула стул. — Нет, нет, не вставай, не буду мешать. Мы просто говорим о той самой станции, — бегая глазами, сказал майор. — Ну, о той, что не положено слушать.
— Слушать? — Джерихо настороженно взглянул на Эстер. — Значит, она все еще вещает?
— Кэй?
— Так точно, — доложила она довольно приятным уэльсским говорком. — Теперь не так часто, сэр, но на прошлой неделе у него было много работы. — Поколебавшись, продолжала: — Я, сэр, не то чтобы нарочно, но у него такой красивый почерк. Настоящая старая школа. Не как у некоторых молокососов, которых привлекают к работе теперь. Не лучше итальянцев.
— Почерк радиста так же индивидуален, — важно заметил Хэвисайд, — как собственная подпись.
— И какой же у него почерк?
— Очень быстрый и четкий, — ответила Кэй. — Знаете, такой журчащий, переливающийся. Ну прямо настоящий пианист.
— По-моему, мистер Джерихо, она в него чуть ли не влюблена, а? — рассмеялся Хэвисайд и снова потрепал девушку по плечу. — Порядок, Кэй. Молодчина. Продолжай.
Они пошли дальше.
— Одна из моих лучших радисток, — тихо сказал майор. — Знаете, порой бывает довольно противно слушать восемь часов подряд, к тому же записывать всякую тарабарщину. Особенно по ночам зимой. Здесь чертовски холодно. Приходится выдавать одеяла. А теперь взгляните туда.
Они встали на почтительном расстоянии от радистки, торопливо записывавшей передачу. Левой рукой она поправляла настройку приемника, а правой пыталась перекладывать бланки копиркой. Скорость, с которой она затем принялась записывать, была потрясающей. GLPES, читал Джерихо через плечо, KEMPG, NXWPD…
