Анна и Сергей Литвиновы - Аватар судьбы
А потом они вместе поужинали и распили бутылочку вина. И он ей пересказал все, что поведал ему вчера мистер Макнелли, а после – о том, что вкручивал ему сегодня утром на Лубянке Иван Степанович. Однако она не стала, в свою очередь, признаваться, что хлопотала за него. Хотя он, кажется, сам о чем-то догадался.
А затем они пошли в постель – ту самую, где Варя металась в неведении прошлую ночь.
…И в сей момент мы, не желая смущать наших героев, тихонечко удаляемся.
Четвертый сон ДаниловаКак часто случалось, когда Варя была рядом, заснул он глубоко и обрывисто, словно провалился. Но только ближе к утру пришел к нему новый сон. И если первые два были о прошлом, которое готовилось, но, слава богу, не состоялось, а третий – о возможном, но, увы, не случившемся настоящем, то этот, четвертый, был о будущем. О том, которое, скорее всего, настанет.
И действовал в нем не он сам, нет. События рисовались (он знал это) глазами его собственного (еще не рожденного) сына. Алексей знал, что он Афанасий Алексеевич Данилов. Он родился в две тысячи шестнадцатом году, и папа его Алексей, а мама Варвара, и сейчас ему двадцать два года. Значит, на дворе две тысячи тридцать восьмой год.
И жизнь вокруг переменилась кардинально. Он понимал, что служит в армии. Пожалуй, что российской. На нем каска, кевларовый бронежилет, высокие ботинки на шнуровке и на плече автомат. Но войны нет. И никаких боевых действий тоже. Его боевая задача – охрана.
Краешком спящего своего сознания Данилов подумал: «Не хотел бы я, чтобы мой сын в армии служил или что-либо сторожил», – но продолжал сон. В котором он обходил посты.
Двигался под открытым небом по периметру квадрата – довольно большого, километр на километр. Квадрат был окружен двумя рядами колючей проволоки. Между рядами, на запретной полосе (молодой человек знал это), установлены мины – противопехотные и даже противотанковые. Кроме колючей проволоки, периметр стережет лазерная сигнализация. Он видит, как идут ее тонкие синие лучи – параллельно ограждениям из проволоки. А в вершинах охраняемого квадрата – вышки, довольно старорежимные, особенно в сравнении с лазерами: просто деревянные будки на длинных тонких ногах. На вышках – часовые. А он прохаживается между ними, потому что Данилов-младший не простой вохровец, а начальник караула, и на плечах у него погоны защитного цвета с двумя маленькими звездочками: лейтенант.
Во сне он воспринимает это как данность и не удивляется. Как не удивляет его ничего из того, что он о себе знает. Он помнит, например, что он сирота. Его родители, Варвара Кононова и Алексей Данилов, умерли во время страшной эпидемии, которая случилась, когда ему было двенадцать лет, в две тысячи двадцать восьмом году.
Во сне Данилову становится жалко себя. Как?! Он умрет, и так скоро?! Осталось каких-то четырнадцать лет? И Варя тоже? И Варю ему становится даже жальче, чем себя.
Однако сон продолжается, и в нем Афанасий Алексеевич Данилов, а для друзей Сеня, обходит периметр вверенной ему площади под открытым небом. Время года, пожалуй, осень. Сентябрь, как и за окном. Но они находятся где-то на севере, и поэтому холодно, над головой нависает низкое небо, по нему быстро летят тучи. Временами моросит мелкий и зябкий дождь. Пространство, расположенное вокруг, ровное и свободное, как стол чекиста, – ни холма, ни деревца. Только мох какой-то и лишайники.
За колючей проволокой он видит подобие городка – примерно в паре километров от них. Там он, Данилов-младший, в числе других военнослужащих, отдыхает, проводит досуг и готовится к смене. Впрочем, городок – слишком сильно сказано. Виднеется длинное приземистое здание, похожее на барак. В нем военные спят и принимают пищу. Довольно комфортно: офицеры, и он в том числе, живут по двое в комнате, солдаты по четверо. Горячая и холодная вода, удобства в каждой комнате. Кормят вкусно и обильно. В столовой проводят инструктаж и собрания. У каждого в пользовании компьютер с огромным экраном и полным набором всяческих развлечений: игр, фильмов, книг.
Связь с внешним миром обеспечивает вышка рядом с казармой. Это тоже строго охраняемый объект. А еще в городке имеются три вышки-ветряка. И дизель-генератор с обязательным дублированием. А также подземные емкости для солярки. Плюс гараж и ремонтные мастерские для военной техники. Одна смена на двух бронетранспортерах постоянно патрулирует внешний периметр, объезжая радиус примерно в двадцати километрах от объекта.
Служить довольно скучно. Однообразие: сутки караул – сутки свободен. Многие ждут не дождутся пересменки – через три месяца, а там две недели отпуска. Можно погулять в близлежащем городе Яранске, который расположен километрах в трехстах. Там рестораны, аймакс три-дэ кинотеатр, проститутки.
Все вокруг ждут отпуска. Зачеркивают дни в настенных календарях. Но не Афанасий. После того, что он совершит, ему явно будет не до отпуска. Да и не будет у него никакого отпуска. И ничего не будет. Скорей всего, он так здесь и останется – навеки. На этой бесплодной земле. Не пройдет и получаса.
Время, намеченное им для самого себя, истекает. В карауле они два часа стоят на посту, два отводится на сон, два – на отдых. И так – круглые сутки. Его сутки скоро подойдут к концу. Его сменят. Однако до этого он должен успеть кое-что совершить. Нечто абсолютно противозаконное. Лучше бы, конечно, сделать это после того, как он отгуляет отпуск. Выпить напоследок зубровки или вискаря и забыться в объятиях продажных жриц любви. Девушки у Афанасия нет. Однако он боится, что если будет оттягивать задуманное, то вовсе не решится. А потом – вдруг его и впрямь раскусят? Он и так старается не думать о том, что замыслил.
Считается, что чип, который всадили ему в лоб десять лет назад, когда всех людей вокруг прививали от неведомой и страшной болезни, способен передавать на расстояние твои мысли. И их считывают и изучают те, кому положено. Об этом без конца говорят по радио и телевидению, упоминают в сериалах. И на собраниях в части тоже, конечно, талдычат. Только это неправда. Потому что если бы это было правдой, его бы уже давно взяли. Афанасий свои мысли вынашивает не первый месяц. И ничего, их удается как-то скрывать. Значит, чепуха, что чип передает твои задумки, куда следует. Где ты в данный момент находишься – да, он может транслировать. Что ты изрекаешь вслух – тоже. (Именно поэтому Афанасий даже не попытался ни с кем сговориться, чтобы действовать сообща или найти единомышленника.) А вот мысли узнать – шалишь. Да и нет на Земле такой техники. Он до эпидемии хорошо в школе учился, успел физику застать, когда ее в средней школе еще преподавали.
Мысли скакнули к временам эпидемии. Она началась неожиданно, но исподволь, потихоньку. Афанасий ее хорошо помнит, достаточно взрослый был. Сначала она не предвещала ничего особенно опасного. Сколько их было, этих заболеваний! И на его памяти, и родители рассказывали: птичий грипп, потом свиной, и лихорадка Эбола, и бешеная чумка.
Последнюю заразу именовали собачьей чумой – потому что первыми ее переносчиками стали домашние четвероногие, одичавшие в городских кварталах. И появилась она там, где всегда подобного рода заболевания возникают: за тридевять земель, в Африке. Эпидемия уже началась, но о ней мало говорили и писали, поэтому мама и папа, ничего не подозревая, отправили тогда Афанасия в Америку. Обычная каникулярная поездка: поучиться в летней школе, подтянуть язык. И больше он родителей не видел… Но, с другой стороны, его, возможно, та поездка спасла. Все-таки Соединенные Штаты гораздо более развитая страна, чем Россия. Может, в Москве он бы тоже умер, как предки.
Ему тогда было всего двенадцать, но Афанасий помнит о том, что происходило, как сейчас. Сначала по телевидению шли репортажи о болезни как о чем-то далеком, чему надо сострадать, но что задевает других, не нас, а каких-то там черных на далеком континенте (впрямую об этом не говорилось, но подразумевалось). Да, им следовало соболезновать, им надобно было помогать – но молчаливо полагалось, что нас, представителей «золотого миллиарда», глядящих новости по спутниковому каналу на своих телевизорах с диагональю девяносто дюймов, это не касается. Тем более что самые жуткие кадры репортажей телевизионщики, щадившие чувства зрителей, в эфир не ставили. Лишь рассказывали: инфекция передается воздушно-капельным путем, и заражается около девяноста пяти процентов тех, кто контактировал с заболевшим. Инкубационный период довольно долог, около двух недель, и все это время собачья чума способна передаваться окружающим. Острый период длится три-пять суток и характеризуется высокой температурой, неудержимым кашлем и высыпаниями на коже. Смертность составляет запредельную цифру девяносто семь – девяносто восемь процентов. Представители Всемирной организации здравоохранения почти сразу выступили с предупреждениями об исключительной опасности нового заболевания, однако их мало кто послушал. Подумаешь, о чем там талдычат международные чиновники из благополучной Женевы!
