Анна Малышева - Отель «Толедо»
– Разумеется, сертификаты подлинности прилагаются.
– Да, да… – пробормотала Александра. – Но… Несколько фигур – это сколько конкретно?
– Скажем, еще десяток, – небрежно ответил Дирк. – Больше я выпустить на рынок не смогу.
– Фигурок с бубном всего было сделано триста штук, – тихо сказала женщина. – А вы предлагаете мне сразу такую огромную партию…
– Я вообще против того, чтобы предлагать больше одной фигуры! – вмешался Эльк. – Неразумно. Это подозрительно, в конце концов!
– Ну а я не вижу ничего неразумного в том, чтобы продать фарфор, который лично мне не нужен, – отрезал Дирк. – Это мне решать! А вам, Александра, решать, какими партиями и кому. Вы будете моим представителем в России, и я вам полностью доверяюсь.
И так как художница молчала, не без иронии добавил:
– Хотя вы, кажется, не в восторге!
– Я… удивлена, – после короткой паузы произнесла Александра. Теперь она избегала встречаться взглядом с маленькими черными глазами сидевшего напротив мужчины. Тусклые, непроницаемые, они не выражали совершенно никаких мыслей и эмоций. По спине женщины пробежала дрожь. Эльк, сидевший почти вплотную к ней, вероятно, ощутил это. Он спокойно, мягким движением накрыл ее руку своей ладонью:
– Все будет в порядке. Документы безупречны. Сам фарфор – также. У тебя ведь с собой каталог Бертельсманна?
– Да, – едва шевельнув губами, выговорила она.
Склонившись над столом, Эльк свободной рукой раскрыл каталог и перелистнул десяток страниц.
– Я неважно вижу в этих очках, – признался он, смущенно улыбаясь. – По-моему, вот «Дети садовника»! Да, Дирк?
Тот, едва взглянув, кивнул:
– Да. Кстати, Александра, достаточно посмотреть на экспертные заключения по этому фарфору, чтобы понять, на каком уровне все оформлено. Меня, честно говоря, немного удивляет ваше скептическое настроение. Неужели то, что хорошо для Бертельсманна, плохо для вас?
– Я совершенно не это имела в виду, – осторожно ответила женщина, придвигая к себе каталог. – Я осознаю, что вы предоставляете внушительные гарантии.
Эльк, самовольно завладев левой рукой Александры, так и не отпускал ее. Она ощущала легкое, ободрительное, чуть заметное пожатие его пальцев, тонких, ледяных. Мужчина смотрел на нее выжидательно, на его губах едва обозначилась улыбка.
Опустив голову, Александра принялась читать экспертные заключения. Они были набраны курсивом, шрифтом среднего размера, но имена экспертов (всего их оказалось трое) были выделены и хорошо различимы даже при тусклом свете. Два первых имени, проставленных после лота «Дети садовника», были мужские, голландские. «Петер Моол… Хендрик ван Тидеман…» За ними следовало третье, женское. И хотя не было ничего невероятного в том, что это имя здесь оказалось, некоторое время Александра сидела, не сводя взгляда со страницы.
– А, ты заметила? – Пальцы Элька сжались чуть сильнее. – Твоя подруга, Надежда, тоже давала заключение на этот фарфор. Я тебе говорил, что она работала с Бертельсманном. Ты ведь сказала, что она отличный эксперт?
– Надежда никогда не выносила ошибочных заключений, – подняла взгляд Александра. Она смотрела не на Элька, а на его приятеля. Дирк безразлично кивнул. Казалось, он не на шутку уязвлен ее колебаниями.
– Она часто говорила, что если ошибется хоть раз – уйдет из профессии, – продолжала Александра, вновь опуская глаза и поворачивая каталог так, чтобы на страницу падал свет с Зеедик. – И никогда не бросала слов на ветер. Уйти из профессии для такого человека – это все равно что умереть. А кто остальные два эксперта?
– Хендрик ван Тидеман – очень крупный авторитет! – услужливо придвинулся Эльк. Его колено, случайно или намеренно, коснулось бедра женщины, и она слегка вздрогнула. Он не подал виду, если и заметил это. – Ты видела его вчера на аукционе, да и у Стоговски он был. Ван Тидеман уже очень немолод, конечно… Но у него громадный опыт, и как эксперту ему в Амстердаме сейчас нет равных.
– А кто второй? – Александра встретила испытующий взгляд маленьких черных глаз Дирка. – Петер Моол?
– Мой отец, – невозмутимо ответил тот. – Вот он действительно был самым крупным экспертом в Нидерландах. Жаль, что не смогу вас познакомить – отец умер в октябре. Шестнадцатого октября…
– Вот как… – прошептала женщина.
Вероятно, она сильно изменилась в лице, потому что Дирк привстал с диванчика, чуть не задев головой низко висящий абажур:
– Что с вами?!
– Сейчас! – Эльк также вскочил и направился к стойке бара. С минуту он чем-то гремел и звенел, затем резко хлопнула пробка, раздалось шипение. Дирк, обернувшись, раздраженно что-то крикнул.
– Ты просто устала… Мы все устали сегодня! – Эльк вернулся к столу, неся в одной руке открытую бутылку шампанского, другой прижимая к груди три бокала. – Нам не помешает немного отдохнуть и отметить начало сотрудничества!
Александра смотрела, как перед ней ставят бокал, как в плоской стеклянной чаше вздымается и опадает пена и в прозрачной, кипящей острыми пузырьками влаге отражаются огни улицы. Шумная компания, стоявшая под окном, схлынула. Мимо медленно проехал на велосипеде седобородый старик с большим, лохматым, тоже седым псом, невозмутимо сидящим в деревянном лотке, укрепленном под самым рулем. В другое время художница заинтересовалась бы этой парой, но сейчас равнодушно проводила велосипедиста пустым взглядом. В ушах у нее звучал надтреснутый голос Елены Ниловны: «Одного эксперта я в грош не ставлю… За деньги подпишет что угодно. А двое остальных уже мертвы!»
– Отчего ты не пьешь? – осторожно коснулся ее локтя Эльк. – У тебя такое лицо, будто ты думаешь о чем-то ужасном…
– Голова разболелась! – Она отодвинула бокал с шампанским. – Простите, я пить не могу. Значит, Надя составляла экспертное заключение на «Детей садовника». Это хорошо, но… Кому эта серия принадлежала раньше? До поступления на аукцион? Мне ведь могут задать этот вопрос в Москве… Речь идет о больших деньгах, вы понимаете. Я должна буду ответить на все возможные вопросы!
Дирк, к которому она обращалась, кивнул, поднося к тонким, словно вырезанным ножом губам бокал:
– Да, конечно. Никаких тайн между нами быть не может, раз мы партнеры. Коллекция, которую я продаю, принадлежала моему отцу.
– Погодите! – Александра на миг стиснула виски ладонями, стремясь унять внезапно возникшее головокружение. – На аукционе вы торговались за коллекцию, которая и так досталась вам по наследству?
Мужчины переглянулись с видом снисходительного превосходства. Эльк ласково пояснил:
– Ну, это иногда делается. Ты свой человек, тебе можно признаться, что мы немножко нарушили закон. Налог на наследство может сильно превышать налог на покупку, если идет речь о подобных ценностях. Да, мы выставили этот фарфор по фиктивному поручению.
– И ваш покойный отец сам дал экспертное заключение на свою собственную коллекцию? – Александра прямо, в упор, смотрела на Дирка. Тот, не дрогнув, ответил:
– Что же тут странного? Вполне допустимая вещь. А Тидеман был его лучшим другом! Можно придраться и к этому. При желании можно придраться к чему угодно! Я вас понимаю…
– Но в Москве никаких вопросов по поводу экспертов не возникнет, – заметил Эльк.
Александра сидела молча, глядя в одну точку, покусывая нижнюю губу.
– Да, в Москве вопросов будет меньше, – проговорила она наконец, прервав молчание, которым, похоже, тяготилась одна. Мужчины спокойно пили шампанское, разглядывая прохожих за стеклом. – Тем более там есть и экспертное заключение Надежды Пряхиной, а ее авторитет на московском рынке высок. Хотелось бы только увидеться с нею самой. Лично!
– Я прилагаю все усилия, чтобы ее найти! – немедленно ответил Эльк. – Сейчас она в отъезде.
– Когда мы с тобой ходили в отель, где она остановилась, ты сказал, помнится, что раз ее так долго нет, Надя может быть уже мертва! – резко, неожиданно для себя самой, напомнила ему женщина.
Эльк отмахнулся:
– Тогда я ничего о ней не знал! Даже не знал, что она была занята у Бертельсманна. Просто предположил. Что с тобой творится? Почему ты так нервничаешь? Из-за Барбары?
Александра, не выдержав напряжения, рассмеялась. Под низким потолком, пересеченным балками, ее голос прозвучал истерично, незнакомо – ей самой показалось, что смеется кто-то другой и очень далеко. Женщина резко оборвала смех и повернулась к Эльку:
– Действительно, о чем переживать! Варвару всего лишь убили. Да, представь, переживаю, очень сильно.
– Поверь, я тоже! – сердечно произнес Эльк, прижав руку к лацкану пальто.
– И я, – откликнулся Дирк. Правда, он обошелся без театральных жестов и голос его по-прежнему был невозмутим. – Барбара была хорошей женщиной. Мы с ней иногда сотрудничали. В последнее время у нее были одни неприятности. Еще предстоит понять, убили ее или она сама свела счеты с жизнью. Развод, суды… Есть от чего потерять голову. Я пытался ей помочь, но это было бесполезно. Все началось не вчера… Она оказалась без денег уже осенью. Муж настаивал, чтобы она ликвидировала бизнес… Но Барбара не хотела уходить с рынка.
