Анна Малышева - Отель «Толедо»
– Адрес я ему сказала!
Поблагодарив ее, Александра как во сне спустилась с крыльца. Она вдохнула холодный воздух, и горьковатый запах тумана, притекшего из парка, освежил ее мысли, которые словно болели. Закат давно догорел, над Старым Югом стояла ночь. Таксист распахнул перед ней дверцу, Александра уселась, прижимая к груди каталог.
Водитель попался молчаливый, и это было кстати. Художница чувствовала себя скверно и была совсем не расположена поддерживать пустой диалог на общие темы. Машина ехала в сторону центра, вокруг становилось все больше огней и прохожих, мелькали черные каналы с отраженной в них праздничной иллюминацией. «Что со мной? – спросила себя Александра, глядя в окно, изумляясь той горечи, которая вдруг заполнила ее сердце. – Сегодня мы с Эльком были на Маркене… Разве я не думала никогда, что это случится? Думала! Лицемерно отмахивалась от этих мыслей и все же думала. Почему же я сейчас так несчастна? Откуда этот мрак на душе?» Художница пыталась отвлечься мыслями о предстоящей сделке с Дирком, представляя, как поправит свои финансовые дела, вспоминая о Москве… Но перед глазами у нее упрямо стояла Варвара такой, какой она была на аукционе – раскрасневшаяся, с бокалом белого вина в руке, с язвительной улыбкой на губах. Александре не верилось, что навсегда умолк ее изнуряюще монотонный стрекот, похожий на яростный крик цикад. «Она обещала что-то узнать о Наде… Она зачем-то пошла в парк и погибла как раз под моими окнами… Случайность? Эммаплейн рядом, в двух шагах.
Варвара могла свернуть в парк без всякой цели… Но ведь она даже не знала, что я живу в этом доме!»
Машина остановилась на перекрестке, пропуская трамвай и длинную череду велосипедистов. Александра, очнувшись, увидела за окном подсвеченный боковой фасад громадной готической церкви. Машина поравнялась с площадью Дам и была сейчас совсем неподалеку от того места, где вчера проходил аукцион. «Амстердам такой маленький, и люди ходят здесь одними и теми же тропами, сколько раз я убеждалась в этом!» Машина тронулась, гроздья светящихся гирлянд, развешанных на оголенных ветвях деревьев, замелькали за окном, слившись в огненную кружевную полосу. «Вот и она случайно погибла у меня под окнами… Если бы я была дома, могла бы что-то видеть и слышать! Будто сама судьба ее подтолкнула к этому месту. Как ни мал Амстердам, но это совпадение удивительно!»
Такси свернуло направо, проехало по большой торговой улице и вынырнуло у здания вокзала. Здесь, на Дамраке, горели тысячи огней – праздничная иллюминация усыпала фасады зданий вдоль канала, борта прогулочных катеров, отражалась, дробясь, в зыбкой черной воде. Затем такси остановилось рядом с церковью Святого Николая, чьи башни, подсвеченные снизу, нарядно и весело рисовались в черном небе. Готическая громадная розетка между ними светилась изнутри – в церкви шла подготовка к главному городскому празднику года.
Александру ждали – она немедленно увидела Элька, стоявшего на тротуаре у входа в притиснутый к церкви узенький дом, в два окна по фасаду. Мужчина поспешил расплатиться с таксистом и подал руку Александре, помогая ей выйти. Она не сразу решилась взглянуть ему в глаза, когда машина уехала и они остались на тротуаре вдвоем. С момента их возвращения с Маркена прошло всего часа два с небольшим, но вместилось в эти два часа столько, что все случившееся на острове во время шквального дождя казалось теперь сном.
Эльк улыбался одним углом рта, словно через силу, а не от души. Вид у него был усталый, взгляд тяжелый. Александра ощутила почти физическую боль, посмотрев ему в глаза. Трудно было поверить, что на Маркене, в крошечном домике с чадящей, отсыревшей за годы бездействия печкой он был совсем иным.
– Как ты долго! – Взяв Александру за руку, он повел ее к соседнему подъезду, на стеклянных дверях которого виднелась маленькая табличка с расписанием часов работы ресторана. – Старая ведьма тебя очень задержала. О чем вы говорили?
– Так… – рассеянно ответила женщина. – Ни о чем. О Франсе Хальсе.
– Что? А, да, конечно, ее картина… – Эльк словно механически нанизывал слова друг на друга, казалось, его мысли далеко. – Я хочу тебя предупредить, Саша, что Дирк настроен на самое серьезное сотрудничество и собирается задействовать большие деньги. Так что со всем соглашайся!
– Как? – Александра остановилась у двери, медля переступить порог. – Заранее соглашаться? Я никогда так не делаю…
– Мне ты веришь? Мне, лично мне?
Эльк смотрел ей прямо в глаза. Желтый свет изпод козырька бара падал ему на лоб, стекал по тонкой линии переносицы, очерчивал резкую линию губ. Лицо в этом свете казалось восковым, серые глаза – стеклянно-пустыми. Внезапно Александра ощутила прилив ужаса и раскаяния. Она не знала этого человека, не понимала его взгляда, ее уничтожали его невозмутимость и напористый деловой тон. Страница, где шумел зимний дождь на Маркене, топилась печь и горел медовый закат над морем, была перевернута. На следующей странице, четко разграфленной, виднелись только цифры.
– Конечно! – сказала Александра, высвобождая руку, чтобы удобнее перехватить тяжелый каталог. – Тебе я верю абсолютно!
И словно в ответ на ее слова с колокольни церкви Святого Николая сорвалось и упало на мостовую девять тяжелых бронзовых звуков.
Крошечный ресторанчик, приютившийся в тени соборных башен, был в этот поздний час набит битком. Заведение выходило прямо на Дамрак, круглосуточно кипящий народом. Сказывалась близость вокзала и квартала красных фонарей, к которому вплотную примыкало кафе. Все столики были словно мухами облеплены туристами, преимущественно мужского пола, уже очень нетрезвыми. Слышались громкая речь на всех языках, смех, отрывистые возгласы. Александра никак не ожидала, что Эльк пригласит ее для важного делового разговора в такое непритязательное заведение. Но они прошли через зал, не остановившись. Эльк хозяйским жестом откинул занавеску из бамбуковых бусин, впустив свою спутницу в узкий, словно кишка, коридор, где сильно пахло жареной колбасой. Из коридора они попали в комнату, где громоздились пустые жестяные бочонки из-под пива. На полу мылся раскормленный рыжий кот в золотом ошейнике. Он лишь на миг оставил свое занятие, взглянув на гостей, и продолжил намывать лапу с видом приветливого равнодушия, которое хранили и люди и животные в этом квартале.
И вновь коридор, внезапно вильнувший влево, дверь в конце, узкая, хлипкая, сбитая из листов толстой фанеры и украшенная ярким плакатом с рекламой китайского сливового вина. Здесь было очень тихо, шум ресторанного зала остался далеко позади. Сразу за дверью оказался канал – узкий, черный, немой. В нем слабо отражались огни фонарей, висящих на глухих стенах домов. Здания стояли над самой водой плечом к плечу, между ними нельзя было просунуть даже иголку. Они походили на заговорщиков, твердо решивших хранить тайну. Затем – несколько шагов по оживленной бурлящей Зеедик, мимо ресторанов и кабаре, откуда лились свет и музыка, и вновь – темнота, узкий проход между домами, ледяные пальцы Элька, крепко сжимавшие ее горящую, как в лихорадке, руку. Вновь канал, уже другой, шире, на берегах которого кипела жизнь, и черная вода была полна кровавых отсветов красных фонарей… И опять Зеедик, крошечный дворик позади ресторана, прикованный к крыльцу велосипед… Александре казалось, что они кружат на одном и том же месте.
Прошло всего минуты две, но они растянулись, исказились, шли по законам параллельного мира, где время течет по-своему. Александра не задавала вопросов спутнику, привыкнув в некоторые моменты жизни полностью доверяться судьбе. Сейчас был именно такой момент – она слепо ощущала приближение чего-то важного. Страха перед неизвестностью женщина не испытывала. Александра боялась только конкретных вещей – нищеты, выселения из мастерской, авиакатастрофы. Бояться неведомого было не в ее обычае. «Но я спрошу про велосипед горничной, – повторяла она про себя. – Это ему придется объяснить…» Мысль о велосипеде Александра старалась не додумывать до конца – перед ней тут же вставало бледное лицо Элька со свежей царапиной под глазом. Он пил водку, стоя у стола, стопку за стопкой, словно стремясь оглушить себя…
– Пришли! – Эльк поднялся на крыльцо и отворил дверь. Та была не заперта.
За дверью оказалось тесное помещение вроде кладовки, слева мелькнула кухня с целым рядом начищенных сковородок на кирпичной стене. Заведение было необитаемо в этот предпраздничный вечер, когда рестораны на Зеедик ломились от посетителей. Они вошли в довольно просторный зал – просторный по меркам этих старинных кварталов, где все было микроскопическим, где дороже золота ценился каждый сантиметр земли, отвоеванной когда-то у моря.
Вошедших встретили полутьма, прохлада и тишина. Стойка бара с поблескивающими бутылками и бокалами пустовала, входная дверь на улицу была заперта, стулья составлены вверх ножками на столы. Лишь в углу, над столиком у окна-витрины, горела лампочка в шелковом розовом абажуре. Ее мягкий свет полукругом падал на истертый кожаный диванчик, с которого навстречу вошедшим поднялся Дирк.
