Гончие Лилит - Старк Кристина

Мысли вихрем закружили у меня в голове. Что, если в машине был жучок? Что, если жучки были везде: в «мерсе», в доме, в саду, в гараже? Но зачем ей столь тщательная прослушка, если Боунс – легкая добыча? Если Лилит, по ее же словам, могла послать к нему любую гончую, и та бы наверняка вернулась не с пустыми руками?

А что если все это не сойдет мне с рук? Что если я поплачусь за то, что вернулась ни с чем? Что скажет Лилит, как только я объявлю ей о своем бунте? Ведь это бунт! К последствиям которого, признаюсь честно, я не была готова. Инстинкт самосохранения завопил во мне пожарной сиреной: «Говори ей что угодно, только не правду! Бунтуй сколько угодно, но не в открытую!» Мне потребуется убедительное объяснение, почему я вернулась от Боунса с пустыми руками. Мне нужен надежный способ выиграть немного времени и разобраться, что делать дальше. Например…

Немного шумихи и слегка поцарапанная машина. Небольшая – совсем несерьезная – авария. «Лилит, я понятия не имею, куда делся мой клатч! Должно быть, кто-то спер его после аварии ради нескольких баксов! Мне так жаль! Я такая растяпа!»

Я набрала воздуха в легкие и направила машину к боковой ограде моста. Меньше скорость, еще меньше, еще меньше… Мне казалось, я рассчитала все: скорость машины, безопасный угол для столкновения, но что-то пошло не так. Удар оказался такой силы, что машину развернуло на сто восемьдесят градусов, а лобовое стекло разлетелось вдребезги. Лента ремня безопасности врезалась в тело, но меня это не уберегло. То ли голова ударилась о боковую панель салона, то ли панель ударила меня в голову – не могу сказать наверняка. Я потеряла сознание раньше, чем успела понять, что к чему.

– Ничего серьезного. Просто небольшое сотрясение. Через день-два можете ее забрать.

Серый мрак. Везде. Всюду.

– Ваша невеста когда-нибудь употребляла наркотики?

– Не думаю, – слышу я голос, который обволакивает меня, как шелковый кокон обволакивает куколку бабочки. Теплый, бархатный. Знакомый и чужой одновременно.

– Дело в том, что у нее в крови были найдены следы сильнодействующих препаратов. Мы обязаны передать эту информацию полиции. И было бы куда лучше, если бы эти препараты были ей официально прописаны. Вы понимаете, о чем я?

– Понимаю. Какие именно вещества? Какой же у него красивый голос…

– Транквилизаторы в больших количествах.

– Мне ничего не известно о том, что она могла принимать, доктор. К сожалению.

Стук шагов. Звук закрывающейся двери. Я приоткрываю глаза, и зрачки режет полоска ослепительно-яркого света. Мне приходится долго и часто моргать, пока наконец глаза приспосабливаются и я начинаю различать очертания комнаты. Белый прямоугольник потолка, точечное освещение, яркий солнечный луч, косо падающий на стену.

Я приподнимаю голову и осматриваюсь. Рядом с моей кроватью, запустив пальцы в волосы и глядя в пол, сидит человек, которого я едва узнаю. Настолько усталым, даже изможденным он выглядит. Я кладу руку на его покрытое татуировками предплечье, и он вздрагивает. Теперь я вижу его глаза и выдавливаю из себя улыбку, но он не улыбается в ответ. Глаза холодны, как зимнее море. Линия губ – прямая, как будто прорезана скальпелем.

– Это все, что ты пожелала сказать мне перед исчезновением? Серьезно? – Боунс кладет на прикроватный столик бумажный комок. – «Прости» на клочке бумаги?

Я едва узнаю его голос. В нем больше нет ирландского акцента.

– Ты говоришь без акцента, – шепчу я.

– Самое время это обсудить, – замечает он с досадой.

– Но это странно…

– Дорогая, я живу в Штатах уже десять лет. И обычно говорю так, как говорю сейчас. А ирландский акцент достаю из шкафа и сдуваю с него пыль только в компании близких мне людей, – холодно поясняет Боунс.

Мои ладони увлажняются, когда истинный смысл его слов доходит до меня: я больше не вхожу в круг близких ему людей. Вот что значит отсутствие акцента.

Боунс встает, словно ему становится неприятно находиться вблизи меня, и отходит к окну.

– Я искал тебя всю ночь. Ведь влюбленные девушки не сбегают, не попрощавшись. Я был уверен, что тебя похитили, пока не раздобыл записи с камер наблюдения в парке. И тогда выяснилось, что ты ушла сама. Никто не набросил тебе мешок на голову. Ты в самом деле ушла сама. Пока я барахтался посреди озера в городском парке, выбирая для тебя долбаный цветок…

– Прости…

– Не извиняйся, черт побери! От твоих извинений мне ни холодно, ни жарко. – Боунс резко поворачивается ко мне, и я внезапно замечаю, какой он бледный. – Все это время я позволял тебе хранить в тайне, кто ты и как оказалась в Саймонстауне. Потому что каждый имеет право на секрет. До поры до времени. Я не понимал, какую цель ты преследуешь, но позволял тебе лгать о многих вещах: о твоем настоящем имени, о твоей работе, о том, откуда ты прилетела…

Я судорожно сглатываю и отвожу взгляд. Боунс складывает на груди руки.

– Сначала я принял тебя за одну из репортерш, которые до сих пор активно интересуются моей жизнью. Но для пытающейся соблазнить меня репортерши ты слишком плохо выглядела. Катастрофически плохо. И попыталась сбежать после предложения станцевать мне стриптиз. Ни одна журналистка не пренебрегла бы этим предложением ради вкусного пайка. Но тебя оно явно оскорбило. Чем дальше, тем больше я склонялся к тому, что ты просто неприкаянная, бестолковая туристка, которую случай занес в Саймонстаун. Я в это почти поверил. Если бы не курьер авиакомпании, которому ты не открыла дверь.

Я сунула под одеяло дрожащие руки. Жар стыда и смущения обжег лицо.

– Тому явно не хотелось тащить твой чемодан обратно в Кейптаун. Поэтому он оставил его у меня под расписку. В соответствии с которой я обязался в кратчайшие сроки передать чемодан некой Скай Полански, остановившейся по соседству. Которая, как оказалась, прилетела из Бостона, а вовсе не из Дублина. Багажная наклейка на чемодане это подтверждала. И еще мисс Полански, как выяснилось, летела бизнес-классом. Меня попросили передать ей глубочайшие извинения за то, что драгоценный клиент авиакомпании понес моральный ущерб. Желтая наклейка на чемодане с надписью «приоритетный багаж», какую обычно наклеивают на багаж постоянных клиентов, рассеяла последние сомнения. На мой багаж постоянно вешают такие же, поэтому я знаю наверняка.

Боунс ходил по палате, сунув руки в карманы. Время от времени он поворачивался ко мне, но смотрел словно сквозь меня. Он больше не искал зрительного контакта со мной.

– Что еще… Часы «Лонжин» за три тысячи баксов на твоем запястье. Дорогое нижнее белье. Бриллиантовые серьги – каждый из камней не меньше карата. Волею судьбы я хорошо разбираюсь во всех этих вещах. Что в остатке? Состоятельная, часто путешествующая девушка, оказывается, работает официанткой. Что-то не сходится, следишь за мыслью? А также врет о своем настоящем имени и о том, откуда прилетела. В этой истории явно было фальшивое дно. Но я был готов закрыть на это глаза, пока ты сама не захочешь рассказать. Я готов был ждать. Но теперь мое терпение на исходе, и я не могу не задать вопрос, который не давал мне покоя все эти дни: «Кто ты такая, Скай, и какого черта тебе было от меня нужно?»

Я утратила дар речи примерно на середине его монолога. А теперь беспомощно хлопала глазами и шевелила губами, не произнося ни звука. Лису загнали в нору.

«Говори правду, если хочешь удержать его. И ври, если тебе все равно, – сказал мне внутренний голос громко и отчетливо. – Этот человек видит тебя насквозь, и он уйдет, если ты начнешь лгать».

А мне не хотелось, чтобы он уходил.

– Я работала в организации, которая занималась не совсем законными вещами. Она продавала за большие деньги сперму знаменитостей тем женщинам, которые готовы были за нее платить. Компания получила заказ на тебя. И меня отправили познакомиться с тобой. Но я об этом не знала…

Внезапно я почувствовала такое облегчение и свободу, словно сорвала грязный пластырь, прилипший к моему телу. Сорвать их все! Меня тошнит от лжи! Я сойду с ума, если не расскажу ему все как есть! Сейчас же! Я зажмурилась, опасаясь смотреть Боунсу в лицо, и слова полились из меня потоком: