Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
— Не было вас там! Слышите! Не было! Одна я в тот вечер сидела! Я всем так и сказала! И вы так должны говорить!
— Хорошо… Только к чему такие тайны?
— К тому! — вспыхнула она, но потом, чуть позже, уже спокойно объяснила:
— Пойдут вызовы в милицию, допросы. А с органами шутки плохи. Им в руки только попади, потом долго не отвяжутся. Я знаю! Вы — человек случайный, незачем вам страдать.
С милицией я и сама не очень люблю иметь дело, но в этой истории моя роль была настолько невинна, что мне и в голову не приходило чего-либо опасаться. Однако раз Софья Августовна рассуждала иначе, я спорить не стала. В конце концов, это ее история, не моя, а значит, ей и решать, что говорить, а о чем молчать.
— Я сказала, что сама выбралась на улицу, сама вызвала милицию и пожарных, а потом потеряла сознание. Никого рядом не было. Запомнили? — продолжала настойчиво теребить меня Софья Августовна.
Стараясь успокоить чересчур разволновавшуюся старушку, я согласилась:
— Не волнуйтесь. Как сказали, так и пусть все останется. Я не собираюсь высовываться со своими показаниями. Честно говоря, меня сейчас другое заботит.
Софья Августовна выпустила мою руку и настороженно посмотрела на меня:
— Да? И что же именно?
— Ваша квартира. В ней царит полный разгром.
— Ах это!
Софья Августовна расслабленно махнула рукой и усмехнулась:
— Не беспокойтесь о пустяках. Вернусь и потихоньку наведу порядок. Свободного времени у меня много.
— Боюсь, вы не представляете, о чем идет речь. Внутри был пожар. Не пугайтесь, небольшой, но и помещение и вещи испорчены. Нужно делать ремонт.
Новость была не из приятных, но Софья Августовна восприняла ее стойко. Ни слез, ни громких причитаний не последовало. Только посерьезнела и сухо сказала:
— Исключено. Ремонт мне не по средствам.
Я глядела на нее и понимала, что не посмею даже заикнуться о своей инициативе. Она не потерпит никакой благотворительности и в гневе просто прогонит меня с глаз долой.
— Дело в том, что это ничего не будет стоить, — начала я, осторожно подбирая слова. — По закону ремонт должен сделать ЖЭК.
Красиво очерченные брови недоверчиво взлетели вверх:
— Да? А разве так бывает?
— В Москве существует специальная помощь одиноким пенсионерам.
Врать с самым честным видом мне не привыкать. Всю свою жизнь только этим, можно сказать, и занимаюсь. А в той профессии, что я выбрала, вообще редко удается идти прямым путем. Чаще приходится рядиться в чужие одежды и врать, врать, врать, пытаясь добыть нужную информацию. В общем, я давно достигла в этом нелегком деле больших высот, и обвести вокруг пальца доверчивую душу вроде Софьи Августовны большого труда для меня не представляло.
— Всем известно, что пенсии маленькие, а цены высокие. Если вдруг случается беда, старики не в силах справиться с ней сами. Вот тут и подключаются городские власти.
— Как чудесно! Раньше такого не было, — с детской наивностью восхитилась Софья Августовна.
— Теперь времена другие.
— А что требуется от меня?
— Разрешение.
Глава 18
— Господи, да это же подвал! — ахнула Дарья, переступая порог.
— Бывшая дворницкая, — буркнула я, хмуро оглядывая помещение.
— Слушай, разве здесь можно жить? Тут даже окон почти нет. Дышать нечем, и стены сырые… Нора какая-то! — не унималась Даша.
— Ясно, что не дворец.
— Что ты злишься? Что я такого сказала?
— Болтаешь много. А то я сама не вижу, что здесь жить нельзя, — не сдержалась я.
Было воскресенье, и я, разрушив все планы подруги на спокойный отдых, притащила ее сюда. Мне нужна была помощь и, не колеблясь ни минуты, я нахально подписала под это Дарью.
— Слушай, кончай выступать! Тут работы немерено, а ты стоишь и руками разводишь. Завтра прибудут рабочие, и за сегодня мы должны успеть упаковать все вещи.
— Должны? Я не ослышалась? Ты так и сказала? Должны?
— Не ослышалась, не ослышалась! Так и сказала!
— И почему же мы должны?
— Послушай! Она тут прожила всю жизнь. Понимаешь? Всю жизнь! Это ее дом, и она хочет сюда вернуться!
— Это я понимаю. Тут мне и объяснять ничего не нужно. Неясно одно: чего ты-то ввязалась в эту историю? Тебе что за дело?
Вопрос был закономерный, и я предполагала, что Дарья в конце концов задаст его мне. Поэтому так и нервничала.
— У тебя какой интерес? Старушка владеет информацией или чем-то еще более ценным? Хочешь к ней в доверие войти?
Проигнорировав удивленный Дашин взгляд, я отвернулась в сторону и угрюмо уставилась на закопченную стену.
Дарьина настырность потому и вызывала раздражение, что мне нечего было ей ответить. Если бы дело обстояло так, как предполагала подруга, я бы не стала темнить и честно созналась. Беда была в том, что никаких корыстных целей я не преследовала.
— Почему бы тебе не заткнуться? Хоть на время, пока я коробки из багажника притащу, — сквозь зубы процедила я и сама почувствовала, что вышло уж очень грубо.
Дарья сделала шаг и мягко погладила меня по плечу:
— Знаешь, кого ты мне напоминаешь?
— Ну?
— Потерявшегося щенка. Бегаешь от одного к другому, тыкаешься носом в надежде, что кто-то тебя пригреет и полюбит.
— Сама ты щенок. Стокилограммовый, — счастливо фыркнула я и обняла подругу.
Дарье ничего объяснять не нужно. Она и так все понимает. Без слов.
— Дашунь, как ты тут? — поинтересовалась я, входя в спальню.
Даша подняла голову от коробки, в которую аккуратно перекладывала содержимое дряхлой тумбочки:
— Заканчиваю. Смотри, что я нашла.
Она протянула мне синий бархатный бумажник. Вещь была явно старинная и за долгие годы перенесшая немало испытаний. Бархат залоснился и вытерся на сгибах, шелковое шитье истрепалось, от крохотной золотой застежки сохранилась только половинка. Внутри прощупывалось что-то твердое, и я не удержалась, открыла. Одно отделение было пустым, а в другом лежала фотография. На плотном куске картона был изображен щеголеватый господин средних лет. Мужественные черты, светлые, тщательно зачесанные назад волосы, высокий лоб, над верхней губой аккуратная щеточка усов…
— Кто ж его так? — тихонько ахнула Даша, заглядывая мне через плечо.
— Наверное, хозяйка бумажника. Больше некому, раз это хранится среди ее вещей, — рассеянно пробормотала я, вглядываясь в лицо на фотографии. Приятное было бы лицо, если бы не пустые глазницы.
— Выколола маникюрными ножницами глаза и всю жизнь хранила изуродованное изображение? — изумилась Даша.
— Она еще вот что нацарапала, — ткнула я пальцем в надпись, размашисто протянувшуюся от одного угла фото в другой.
— «Будь проклят», — шепотом прочитала Дарья.
— Как же она его ненавидела… — пробормотала я.
— Что это вы здесь делаете? — раздался за нашей спиной грозный голос.
Увлекшись рассматриванием фотокарточки, мы и не заметили, что в комнату вошла Роза.
— Кто вам позволил тут хозяйничать? — пророкотала она, надвигаясь на нас с Дашей.
Чувствовалось, что еще минута, и она набросится на нас с кулаками.
— Мы здесь по поручению Софьи Августовны, — поспешно выпалила я.
— Хочешь сказать, она сама вам ключ дала и приказала в своих вещах копаться? — недоверчиво набычилась Роза, замерев на месте.
— Мы не копаемся, а готовимся к ремонту, — влезла с пояснением Даша.
Влезла и все испортила.
— Вот ты и проговорилась, врушка! — встрепенулась дворничиха. — Если бы вы ключ получили из рук самой барышни, то ни о каком ремонте речи не заводили бы! Знали бы, что одно упоминание о нем ее в ярость приводит.
Заявление было довольно странным, и мы с Дашей заинтересованно переглянулись.
— Заврались вы, дорогуши, и я сейчас позвоню в милицию! Пускай разберутся, что вы тут затеяли, — торжествующе погрозила нам Роза толстым, как сосиска, пальцем.
— Подождем с милицией, — осадила я ее. — Вот документ, читайте! Написан Софьей Августовной собственноручно, заверен нотариусом, все путем. Она поручает нам привести квартиру в порядок и доверяет совершить все необходимые для этого шаги.
Роза осторожно взяла бумагу и недоверчиво уставилась на нее. Прошло довольно много времени, прежде чем она неохотно признала:
— Почерк действительно ее и печать имеется.
Я отобрала документ и решительно заключила:
— Значит, все в порядке, и мы можем продолжать.
Роза проследила взглядом за моей рукой и обиженно пробормотала:
— Что ж она мне ни словечка не сказала? Я ж у нее была на днях…
Огорчена она была так сильно, что мне стало ее жаль.
— Наверное, не хотела доставлять лишних хлопот. У вас и так их хватает. Семья, работа. А мы женщины молодые, одинокие, — рассеянно отозвалась я и тут же раскаялась в этом.
