Ксения Баженова - Алые звезды Прованса
Жан спустился в подвал. В это время дневник перекочевал в сумку Мари.
Через несколько часов она припарковалась у маленького домика, который от океана отделяла только полоса песчаного пляжа. Ветер разметал ее волосы, океан приветствовал шумом волн. Она несколько минут смотрела на сумрачный простор, расстилающийся перед ней, потом зябко поежилась, повернула ключ в замке и вошла. Давно она здесь не была. Последний раз, еще когда мама была жива. А отец ездил сюда. На столе стояла ваза с засохшим букетом. Странно, никогда не думала, что месье Арналь любит цветы. На полу Мари обнаружила несколько пустых бутылок из-под вина и шампанского. Мари напряглась. Обвела комнату взглядом, ожидая найти еще что-нибудь, и нашла. На спинке кровати висел женский халат. Она подошла ближе. Да это же халат Аннет! Она схватила его, швырнула на пол, кинулась открывать шкафы и ящики. Косметичка с пудрой, духи, пара свитеров! Значит, отец встречался с этой старухой! Мари что-то подозревала, смутно, в глубине души, когда видела их воркующих в магазине, когда совпадали дни их отъезда из города. Но никак не могла представить, что это возможно. «Старая сука! Она спала с моим отцом, и все это время я ничего не знала. И он! Предал маму, убил деда. Это точно он убил моего деда. И потом спал с этой крысой. А может, и мама его рук дело? Она же ему мешала. Мы все ему мешали. Вот откуда он знал про их отношения с Максом, про все. Она думала: хорошо, что отец не пристает к ней с расспросами, а ему и не нужно было ничего спрашивать. Он все и так знал. А если давно знал про Макса, то сколько лет он встречается с Аннет за ее спиной?» Мари не могла поверить, что ее так долго и ловко обманывали. Сделали из нее полную идиотку. Она подошла к кухонному шкафчику. Початая бутылка коньяка и полная виски. Мари налила коньяк в чашку с засохшими на дне остатками кофе. Глотнула и резко выплюнула. Наверняка к этой чашке прикасались губы старой дряни. Нашла стакан. Надо успокоиться. Она открыла окно, впустила океанский воздух. Достала телефон, села и глотнула еще коньяка. Куча звонков от Жана. Да пошел он! Вдруг телефон неожиданно зазвонил, и она так резко вздрогнула, что даже выронила его. Подняла, посмотрела на дисплей – отец. Что она ему ответит? Надо сказать что-то обидное, страшное, раздавить его. Но раздавили на самом деле ее. Пусть теперь мучается эта мерзкая дешевка. Любимый сыночек обвиняется в убийстве, и все доказательства содеянного при нем.
Она глотнула еще. Стало тепло. Вспомнила тот вечер. Погода стояла такая же, как сейчас, и благоприятствовала ее замыслу. Сложность состояла в том, чтобы вернуться в дом к мадам до ее прихода, но Мари надеялась, что успеет. Таня бежала на автобус в ветровке с капюшоном и под зонтом. Бежала, дурочка, намного заранее назначенного часа, чтобы не опоздать. Мари медленно двигалась за ней: «Вот тупая, даже не попросила никого ее подвезти. Скромная ты наша. Или не хотела никому говорить о встрече, чтобы не сглазить, как это принято у них, у русских. А потом рассказать об успехе. Надеюсь, не удастся». Ей-то секретарша уже сказала о предстоящей встрече. Мари тогда сделала вид, что это вообще ее не интересует.
Когда Таня пошла к остановке по обочине, Мари прибавила газу и подъехала.
– Ты куда под таким дождем?
– Ой, Мари! Привет.
– Привет. Садись подвезу.
– Да ладно, тут до автобуса рукой подать. – Тане не хотелось садиться в машину к Мари. Перед ее глазами до сих пор стоял ее силуэт на лошади, и она не сделала ни шагу, чтобы ей помочь.
– Садись, ты что, промокнешь же.
Таня села.
– Куда едем?
– К вам в офис, – ответила Таня.
– Ого! Что за повод?
– Мадам снова пригласила какого-то профессора. Будут опять меня тестировать и нос проверять.
– Понятно. А что Макс?
Болтали о том о сем, периодически замолкая. Недалеко от поворота на «розовую» дорожку Мари вдруг замедлила движение.
– Чего-то ведет. Кажется, колесо. Надо проверить. – Она съехала в кусты на обочину. Обошла машину. Дождь лил как из ведра.
– Может, я побегу, а то опоздаю? – спросила Таня.
– «Ага, опоздает она, на час раньше приехала», – подумала про себя Мари, а вслух обиженно сказала: – Ты что, меня бросишь? Колесо просто немного подспустилось. Помоги мне, сейчас в пять минут управимся.
Таня с досадой вышла из машины. Мари полезла в багажник и достала насос.
– На, в прикуриватель воткни, он перед задним сиденьем, а я к клапану прикручу.
Таня нагнулась, и в этот момент Мари ударила изо всех сил ей по голове загодя приготовленным булыжником, все это время лежавшим на коврике у водительского сиденья. Таня обмякла. Мари извлекла из кармана своего пиджака шприц со снотворным и сделала укол. Из кустов выбрался насквозь мокрый Жан. Они затолкали Таню в машину. Жан сел за руль, его трясло. Мари повернулась к Тане и до отказа затянула на ее лице шнурки капюшона:
– Видеть тебя не могу. – Потом посмотрела на ее повисшую руку и сняла колечко. – Чуть не забыла! Давай к мосту.
Они подъехали вплотную к пролеску, через который Тони много раз ходил домой. Ливень разразился такой, что дворники не успевали вытирать стекло.
– Повезло нам с погодой, – улыбаясь, сказала Мари. – Все сидят по домам и офисам. А мальчик наш, я надеюсь, играет.
Жан молча тащил Таню на плече.
– Чего ты хмурый такой?
– Тяжело.
– Ну ладно. Не хочешь разговаривать, не надо.
Они дотащили Таню до моста и скинули в реку.
– Надо было пару булыжничков привязать. Но она такая толстая, что сама ко дну пойдет.
Уже через мгновение вода над Таней сомкнулась, и река понеслась дальше, как ни в чем не бывало.
– Ну все, мне надо успеть к мадам, пока она будет ждать, звонить и ругаться, ублажать и уговаривать этих говноэкспертов. Мне небось тоже оборвала телефон. Позвоню из дома, скажу, что его там забыла. Ну, ты чего такой мрачный? – пихнула она Жана в плечо. – Я, кстати, не меньше твоего по кустам шарилась. Спасибо, что и привез, и встретил, – съерничала она.
Секретарше Мари как бы между прочим сказала, что у нее забарахлила машина и ей пришлось идти пешком. Потом отметила, что у нее работа с важными документами, и просила не беспокоить. Затем прошла в свой кабинет и через какое-то время выпрыгнула из окна. Кралась по кустам до дороги, чтобы никто не заметил. Там ее встретил Жан и отвез домой. Машину, кстати, на самом деле пришлось с утра отогнать в автосервис, для пущей правдивости, однако в ней, естественно, никаких неисправностей не обнаружили, и вот она уже крадется за бегущей на важную встречу дурочкой Таней.
Из дома Мари позвонила мадам. Та была в гневе:
– Почему ты не берешь трубку? Ты куда делась? Где была?
– Мадам, я телефон дома забыла.
Та хотела что-то еще сказать, но ее кто-то прервал, и она только вякнула:
– Ладно, потом поговорим.
Чуть позже они встретились в доме Аннет, но та уже перекинулась на другие проблемы и с Мари вела себя по-доброму.
Мари опять вспомнила, что все это время Аннет встречалась с отцом, и гнев снова овладел ею. Она взяла телефон и набрала отца:
– Ты убил маму, чтобы встречаться с этой шлюхой?! – рявкнула она на его взволнованное: «Мари!»
– Мари, – снова повторил он, – за тобой приехала полиция. Я сказал, где ты находишься.
– Чертов предатель! Ты чертов предатель и всегда им был! Я вас всех ненавижу! – Мари швырнула трубку о стену, и та разлетелась на куски.
Сдал! От всех избавился! Чтобы встречаться с этой потаскухой! Мари сделала большой глоток коньяка и разрыдалась. «Что теперь будет? Меня посадят, а все они с восторгом будут наблюдать за моим унижением. Голубки поженятся, русская дура станет любимицей старухи, папаша будет абсолютно свободным и получит возможность беспрепятственно радоваться жизни, а Жан найдет себе покладистую тихую француженку. Только не это!»
– Никогда, никогда, слышите вы, уроды! Никогда не доставлю я вам такого удовольствия, – закричала Мари и стала крушить все, что находилось в пределах досягаемости. Потом она остановилась, вытерла слезы, залпом допила коньяк, давясь и подавляя тошноту. Надела куртку, засунула в карман бутылку виски и вышла из дома в темноту, освещаемую только светом из окон. Старая лодочка, на которой они с мамой когда-то ловили рыбу, стояла, приткнувшись к стене. Мари потащила ее к берегу. Лодка оказалась тяжелой. Приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. Наконец, ей удалось спустить лодку на воду. Начавшийся дождь быстро смыл след на песке. Мари еще немного протащила суденышко по воде, залезла в него и оттолкнулась веслом. Сквозь струи дождя были видны постепенно отдаляющиеся, светящиеся окна домика. Когда желтые огни, последнее, что связывало ее с этим миром, растаяли и все погрузилось в шумящую волнами и дождем тьму, она бросила весло и легла на залитое водой дно лодки, приподнимая голову только для того, чтобы глотнуть из бутылки. Лодку болтало, но дождь почему-то был теплым и мягким, несмотря на свою силу. Или, может, это виски так действовал. Вот ее настоящая жизнь – тьма. Здесь ни за что не надо бороться, ничего никому не надо доказывать, плести интриги и услуживать тем, от кого зависят твоя стоимость и значимость. Здесь не надо избавляться от лишних человечков, суетливых тараканов, которые портят все, чего ты достигала с таким трудом. Здесь тепло, спокойно и никто тебя не видит за завесой воды и плотной мглы. Она села в лодке, джинсы и куртка прилипли к телу и стали тяжелыми. Даже рука поднимается с трудом, когда она делает еще один глоток. Бутылка опустела. Мари кинула ее в темную бездну и огляделась. Ничего. Пустота. Мира, наполненного уродами и переживаниями, больше нет. Впереди свобода. Дождь немного утих. Она легла на дно лодки будто в колыбель, качаемую заботливой и любящей матерью, и, улыбаясь, стала проваливаться в сладкое забытье, сливаясь с чернотой.