Виктор Пронин - Брызги шампанского
– Очень хорошо, – произнес Курьянов в очередной раз уже на закате, в конце рабочего дня, когда опустели коридоры управления порта и ушла по его же настоянию секретарша Наденька, ушла несколько озадаченная, поскольку больше привыкла задерживаться, нежели уходить до окончания рабочего дня. Так вот, когда солнце красными бликами озарило летнее море, он набрал телефон, который вертелся у него на кончике указательного пальца всю последнюю неделю. – Ваня? – вкрадчиво спросил Курьянов.
– Ну?
– Это я... Узнаешь?
– С трудом, – ответил голос с едва уловимой приблатненностью.
– Повидаться бы, Ваня.
– Вот теперь узнаю.
– Ты как сегодня?
– Нет проблем.
– Есть такая кафешка поганенькая... «Аэлита» называется.
– Знаю.
– Ровно через час я буду проезжать мимо. Ровно через час, – повторил Курьянов.
– Усек.
– Я остановлюсь... Ты знаешь где...
– Знаю.
– Я остановлюсь ровно на десять секунд.
– Мне этого хватит, – голос собеседника сделался улыбчивым, он уже наверняка знал, с кем говорит, догадывался и о цели предстоящей встречи. – Затевается что-то серьезное? – спросил Ваня как бы между прочим.
– Посмотрим, – уклонился от телефонных подробностей Курьянов.
Через час солнце зашло, улицы южного города наполнились отдыхающими, прибавилось и машин – люди устремлялись в гости, на пьянки, свидания. Днем стояла жара, и машины раскалялись на солнце так, что ни притронуться к ним, ни забраться внутрь было невозможно. Теперь, при вечерней прохладе, все в городе стало доступным и желанным.
Курьянов сидел в своей машине в нескольких кварталах от кафе «Аэлита», посматривал на прохожих и, казалось, был совершенно безмятежен. Но это было лишь внешнее, ложное впечатление. В нем шла напряженная работа. Уже назначив встречу с нужным человеком, он не был окончательно уверен в правильности тех решений, которые зрели в нем. Но как только сомнения начинали слишком уж донимать, он вспоминал о пренебрежении, которое было к нему проявлено, и мгновенно все колебания исчезали, как сигаретный дым в морском вечернем воздухе.
Ровно за три минуты до назначенного времени он тронул машину, медленно проехал несколько кварталов и в назначенном месте притормозил. В ту же секунду со скамейки в сквере поднялся парень в белой рубашке и наглаженных серых брюках. Невысокий поджарый парнишка с сероватым лицом, подойдя к машине, открыл переднюю дверцу, сел, и машина тут же тронулась вдоль тротуара, заполненного полуобнаженными южными прохожими.
– Вот и встретились, – сказал Ваня.
– Очень хорошо. – Курьянов настолько привык к этим словам, что уже перестал их замечать.
– Не прошло и года, не прошло и года, – пропел Ваня. – Куда путь держим?
– Покатаемся, – неопределенно ответил Курьянов. – Ты как, не торопишься?
– Тороплюсь, но ради хорошего человека готов бросить все, готов даже бросить навсегда.
– Рановато бросать навсегда.
– Как скажете, Анатолий Анатольевич.
– Кончай, – ответил тот.
– Понял. Больше не буду, Толя.
– Дело есть.
– Догадываюсь.
– Не слишком сложное...
– Для кого? – усмехнулся Ваня.
Курьянов не ответил. Он спокойно вел машину, не стремясь никого обогнать. Правый ряд его вполне устраивал, и, видимо, тому были причины.
– Запомни эту улицу... Запомнил?
– Более-менее.
– И вот этот дом запомни... Частный дом, во дворе небольшая стройка... Зеленая калитка из железного листа... Видишь, да?
– Вижу.
– Над воротами приварены железные птички, видишь?
– Вижу, – кивнул Ваня.
– Знаешь, как я узнаю бывших зэков? – неожиданно спросил Курьянов, когда машина миновала дом Гущина.
– Ну? – сразу насторожился Ваня.
– По наглаженной складке на брюках.
– И какой же в этом знак?
– Посмотри на прохожих... Если из ста мужиков ты хоть на одном увидишь наглаженную складку... Как у тебя... Готов спорить – он сидел.
– Что же, все остальные ходят в чем попало?
– Они могут ходить в чем угодно... Вообще нагишом... Но на юге, в курортной зоне, в нашем городе... Ваня, я сказал то, что сказал.
– Не верю.
– Твои дела. Мне открылась истина – я честно с тобой поделился. Как ты с ней поступишь – меня уже не касается.
– А если я еще и чистую сорочку надену? То вообще буду меченым? Вообще как дурак?
Разговор между Курьяновым и его давним приятелем Ваней продолжался. Они ни слова не говорили о деле, из-за которого встретились. Это напоминало покупку водки в магазине. Мужичок, подошедший к прилавку, никогда не скажет: «Дайте водки». Он вообще не произнесет слово «водка», это слово покажется и ему самому, и продавцу, и окружающим каким-то нагловатым, почти хамским. Если он скажет: «Дайте водки», все в магазине обернутся с удивлением, почти с осуждением. Он должен сказать все, что угодно, любые подвернувшиеся слова, главное, чтобы среди них не было слова «водка». «Девушка, мне за шесть семьдесят!» Или: «Вон ту, с зеленой этикеточкой», или: «Литровую».
И еще могут быть сотни вариантов.
Вот так же разговаривали в машине Курьянов с Ваней.
– Что за тип? – спросил Ваня таким тоном, будто все остальное было уже сказано, согласовано, обсуждено.
– Хмырь, – коротко ответил Курьянов.
– Нехороший, значит, человек? – усмехнулся Ваня.
– Хорошие ведут себя пристойно.
– Покажешь?
– Покажу.
– Он что-то чует?
– Ни фига он не чует! – Курьянов ответил таким тоном, будто ему даже говорить о Гущине было неприятно.
– Почему?
– Дурак потому что.
– Дурак – это хорошо, – кивнул Ваня. – У него охрана?
– Говорю же – хмырь! Какая у хмырей может быть охрана? На фиг им, хмырям, охрана? Жлоб он, понял? Жлоб.
– Жлоб – это плохо, – произнес Ваня, словно именно этого объяснения и дожидался. – Когда?
– Недели хватит?
– Вполне. Сколько?
– Десять.
Ваня молча смотрел в окно, вертел головой, оглядывался и вел себя как обычный простодушный пассажир, которому показывают город, а он этим городом восхищается, все ему интересно, все его волнует и радует.
– Ты слышал, что я сказал? – не выдержал молчания Курьянов.
– Ага, – ответил Ваня, продолжая что-то высматривать через боковое стекло. – И в самом деле, – наконец произнес он с некоторой озадаченностью. – Сплошь мятые штаны. А я по простоте душевной думал, что если складки наглажу, так вроде порядочным стану, к девушкам могу подкатываться.
– Мы договорились? – спросил Курьянов, как бы не слыша Ваню.
– Нет.
– Слушаю.
– Видите ли, Анатолий Анатольевич, – с некоторой церемонностью произнес Ваня, одним только обращением показав, что хотя человек он и невысокого пошиба, может быть, даже сидел какое-то количество лет, но все понимает и сделать из него дурачка никому не удастся. – Так вот, Анатолий Анатольевич...
– Мы же договорились, – недовольно поморщился Курьянов. – Какое, к черту, имя-отчество, если мы знакомы тыщу лет!
– Ты сказал – слушаю? Слушай.
– Хорошо, говори.
– Так вот, Анатолий Анатольевич, – неуклонно вел свое Ваня. – Человек вы большой, значительный, влиятельный. У вас под началом сотни людей. Тоже значительных и влиятельных. Я правильно понимаю положение?
– Продолжай, Ваня, я слушаю.
– И вот я что подумал, Анатолий Анатольевич... Со всякой шелупонью вы связываться не станете. Хмырь, который вам поперек горла стал... Он кто – водила, подметала, подносила?
Курьянов промолчал.
– Я думаю, что он тоже большой человек. Но мне это по барабану. Вернее, меня это касается, но только по части цифирек, ноликов... А уж с крестиками я разберусь сам.
– Сколько? – спросил Курьянов.
– Двадцать пять. Видел, какая девушка пошла? – живо обернулся Ваня к Курьянову. – Обалдеть и не встать!
– Двадцать.
– Заметано. Теперь вот еще что...
– Возьми в «бардачке».
Ваня с удивлением посмотрел на Курьянова, будто тот неожиданно показал ему забавный фокус. Открыв дверцу «бардачка», он увидел там пачку долларов в банковской упаковке.
– Там десять, – сказал Курьянов.
– Толя! – восхищенно воскликнул Ваня. – А как ты догадался о заветных моих желаниях?
– Когда я увидел складку на твоих штанах, мне сразу все стало ясно.
– Ты очень проницательный человек, Толя. Я искренне восхищаюсь тобой. Мне таким никогда не стать. Я даже пытаться не буду.
– Остальные после, – ответил Курьянов на Ванино многословие.
– Прямо на следующий день?!
– Скажем так... Через несколько дней. После этого... После того как... Ты меня понимаешь... Наступят хлопотные дни, будет много суеты, всякой бестолковщины... Как это всегда бывает... Поэтому я не уверен, что у меня будет свободная минута повидаться с тобой. Да и не надо нам с тобой тут же к встрече стремиться.
– Заметано, – кивнул Ваня.
Курьянов, не торопясь, проехал по вечернему городу и свернул к управлению портом. На площади, забитой машинами, он нашел небольшой просвет, втиснулся между машинами и как бы перестал существовать вместе с Ваней, вместе со своим «жигуленком». Даже человек, наверняка знающий, что он здесь, на площади, никогда бы не заметил его.
