Татьяна Устинова - Где-то на краю света
– Ее нашел как раз человек из тундры.
– Я знаю.
– Ну, конечно.
Они разговаривали так, как будто никакой Лили здесь не было и в помине.
– Если ее уволок человек из города, значит, и Николая убил он же, – немного подумав, сказал Олег-Рэу. – Как ты думаешь?..
– Не под силу городскому убить великого охотника.
– Вуквукай был пьян.
– Все равно не под силу! Хотя Духи могли отобрать у него сознание и разум. Они давно сердились на него из-за золота. Всем, кто связался с золотом, – конец.
– Николай работал в артели?
Марья Власьевна кивнула:
– Давно. Говорят, не было среди местных такого проводника, как он. Говорят, те артельщики так разбогатели, что им не стало равных среди других тангитан. Говорят, что золото само шло к ним в руки, когда их вел Николай.
– А когда? – встряла Лиля. Глаза у нее горели от любопытства. – Когда это было, а?
Старуха опять усмехнулась:
– Ты тогда еще не родилась.
Странное дело, теперь Лиля совершенно ее не боялась и понимала, что можно не бояться, как будто старуха ей разрешила. Лиля без стеснения рассматривала морщинистое неподвижное лицо, без всякой мимики, резкие желтые складки кожи, брови, как будто нарисованные углем на пергаменте. А руки!.. Маленькие, крепкие, жилистые, ухватистые! Не руки, а сильный и совершенный инструмент! Лиля невольно посмотрела на свои – белые и тонкие. Маникюр весь облез, на косточках ссадины. Никакой не инструмент, а самые обыкновенные руки.
– Артельщики уходили в тундру на все лето, и никто, кроме Николая, не знал, где они моют золото. А еще говорили, Николай их на алмазные россыпи вывел. Многие пытались узнать, где находят они такие богатства, но никто не выдавал. Говорили, что одного поймали и пытали, он умер, но не сказал.
– Кто поймал? – спросила Лиля. – Кто пытал?
– Такие же, кто связался с золотом, – ответила старуха с презрением. – А потом богатство их стало так велико, что советская власть решила с ними покончить. Их всех посадили, а Николай тогда в тундру ушел на несколько лет. Никто его не видел. Ну, и найти не могли, конечно. Где им!
– Кому им? – опять встряла Лиля, и Олег посмотрел на нее с укором.
– Тангитанам! – ответила старуха с силой. – Белым людям! Много горя принесли они сюда, много бед. Сначала водку. Потом детей стали отбирать, стойбища и села разорять. Переселять в большие поселки стали, в деревянные дома. Зачем луораветланам деревянные дома?! На всем побережье и деревьев-то нет! Потом родной язык заставили забыть. А теперь, куда ни глянь, тундра вся изорвана, изранена, болеет. Луораветлане, кто посильнее и себя бережет, совсем далеко на север ушли, где никакая власть до них не доберется. Только мало, мало их осталось.
– Вряд ли Николай Вуквукай великое богатство нажил, – сказал Олег, когда старуха замолчала. – Не похоже. И вряд ли его из-за золота убили.
– Думать надо, – заключила Марья Власьевна. – Духов просить, чтобы помогли. Только нынче никто Духов просить не умеет, ни одного шамана не осталось, а с простыми смертными Духи разговаривать не станут. Думай, Рэу. Если кому и под силу открыть правду, то только тебе.
Олег Преображенцев ничего на это не ответил.
Марья Власьевна поднялась со стула и посмотрела на Лилю.
– С ножом учись обращаться, – велела она так, как будто это самое обычное дело. – Пекуль – женский нож, очень удобный. А то что это? Будет тебя всякий хватать и в тундру таскать! Куда это годится?
Лиля потрясла головой так и эдак, то ли соглашаясь, то ли не соглашаясь.
– И к нам в библиотеку приходи. К нам люди интересные с материка приезжают. Из Магадана, из Владивостока. И свои тоже, чукотские. Из Уэлена, из Сиреников.
– Это она так извинения просила, – объяснил Олег, когда за ней закрылась дверь. – За то, что нас напугала.
– Я поняла.
– У тундровых людей не принято выражать чувства. Считается, что лучше всего за тебя говорят поступки. Если ты поступаешь неправильно, нужно исправиться, только и всего. А говорить ничего не надо.
– Надо говорить, – возразила Лиля. – Обязательно! Поступки поступками, но слова иногда бывают доходчивее всего. Ты же на радио работаешь! Ты помогаешь людям жить, именно словами помогаешь. Люди слышат твои слова, они их поддерживают, или веселят, или забавляют.
– Или злят и огорчают.
– Или так. Но слова имеют силу! Я это точно знаю, Олег. Или как я теперь должна тебя называть? Рэу?.. В землянке я слушала тебя из приемника, и это добавляло мне сил.
Она прошлась по тесной комнатке туда-сюда, нагнулась и включила обогреватель. Олег смотрел на нее.
– И я смогла тебя дождаться, – вдруг сказала она и все-таки бросилась ему на шею. – А если бы не… твои… слова… я… бы… не… дождалась…
Короткий поцелуй оказался глубоким, как обморок.
Фалы, постромки, алыки и вертлюги дрогнули, натянулись и зазвенели предупреждающе.
– А почему ты Рэу?
– Так меня назвала бабушка, когда я родился. Рэу – древнее и сильное имя.
– Очень странное и очень красивое имя.
Лиля трогала Олега, забравшись ладонями под свитер, под свитером он был горячим и незнакомым, и она сильно волновалась.
На той планете, с которой она прилетела так давно, тоже бывало, что люди испытывали друг к другу тягу. Тяга эта всегда укладывалась в определенные рамки – вожделения, похоти или придуманной на ходу романтики – и по ошибке называлась любовью.
Я тебя люблю. Вот уж слова, которые на самом деле ничего не значат! Или могут значить все, что угодно: мне с тобой удобно, ты вызываешь во мне желание, ты просто случайный человек, подвернувшийся по дороге.
В этих словах не было ничего особенного, и их повторяли друг другу вовсе не потому, что любили, а потому, что положено повторять, так делают все, и все знают, что они не значат ничего или почти ничего.
В них нет тысячи километров пути, пережитого одиночества, тяжких раздумий. В них нет ни мороза, ни жара, это просто слова умеренной температуры.
Лиля понимала, что не стоит произносить слова с той планеты, но других она не знала.
Нужно придумать новые, но как?.. Она забыла, как именно люди думают.
Олег Преображенцев, которому стало совсем невмоготу, потянул ее за собой, пристроил на узкую кровать, рядом с которой наливался жаром обогреватель – она зачем-то его включила, – лег рядом и прижал, сдавил ее со всех сторон, как будто хотел впитать Лилю, забрать в себя так, чтобы от нее ничего не осталось.
Пришелица, инопланетянка.
Чужачка.
– Ты улетишь, – сказал Олег то, что было и так очевидно. – И мы ничего не успеем.
– Я же здесь, – ответила она то, что и так было очевидно. – И мы можем попробовать успеть.
Он знал совершенно точно, что любовь может убить, многим она не под силу, и сознательно и долго избегал ее, потому что был не уверен, что справится.
В древней легенде кит покинул море, в котором счастливо жил вместе со своими сородичами, и переселился на сушу ради любви к женщине, которую однажды увидел на берегу. Некоторое время он выходил из лагуны, чтобы побыть с ней, потом возвращался к своим, а потом пришлось делать выбор. И кит его сделал – остался на берегу, и перестал быть китом, и стал человеком, которым он не умел быть, и ему пришлось всему учиться, бороться, бояться, зато он понял, чем человек отличается от зверей, птиц, волн, сопок и трав! С точки зрения кита – оно того стоило. Хотя легенда повествовала о любви, но в ней было много слов о борьбе, и эта борьба не имела смысла – без любви.
Олег Преображенцев на узкой коечке, застеленной пикейным одеялом, среди чужих вещей и запахов, рядом с женщиной, которая тоже была чужой, вдруг понял, что все его страхи, и опасения, и осторожность, и отстраненность бессмысленны.
Все произошло помимо его воли.
Кит, подплыв к берегу, увидел на галечной косе единственную живую женщину, и в этот момент выбор был сделан – даже не им, а кем-то, кто все решил за него.
Не объяснить никакими словами, почему это произошло и что теперь делать, но отныне придется жить по другим законам, которых он пока не знает, потому что не до конца человек. Потому что никогда и никого не любил той самой любовью, что отличает людей от зверей, птиц, рыб, трав и сопок!
Лиля Молчанова обнимала его, прижималась, гладила по лицу, и ее прикосновения были похожи на прикосновения птичьих крыльев.
Он должен увести ее подальше, запрятать поглубже, посмотреть в глаза, понять, какая она, узнать ее, ведь у них впереди вечность, целая вечность на галечной косе, где ни один из них прежде не был, и как она на ней оказалась – неизвестно.
Она же инопланетянка. Чужачка.
Собачья упряжка давно сорвалась с привязи и неслась по тундре, и не догнать ее, и не остановить, но все же Олег Преображенцев, диджей радио «Пурга», остановился.
– Лиля, – сказал он и, вывернувшись от нее, сел в изножье узенькой коечки на пятки.
Она моментально потянулась за ним – таким болезненным и непонятным показалось ей это отстранение.
