Татьяна Степанова - Невеста вечности
– Добрый день, это я, – сказала она. – Я в вашей машине у отдела. Участковый только что передал, что свидетельница Глазова из поселка срочно желает нас с вами видеть. Говорит – крайне важно.
– Я уже к отделу подъезжаю, – ответил Страшилин, – а что случилось?
– Понятия не имею. Но мне кажется, надо сначала навестить старуху, а потом уже ехать в монастырь к игуменье.
Страшилин появился у ОВД через четверть часа – выпрыгнул из полицейского патрульного джипа. Сразу подошел к машине, и Катя вышла, уступила ему руль.
Она отметила – он идеально выбрит. А ведь вчера щеки его потемнели от щетины, и бритвы он с собой в номере не имел. Видно, позаимствовал тут, в отделе, электрическую бритву в комнате отдыха при дежурке, как и зубную пасту. Конечно, перед визитом в администрацию, к прокурору… Да и к настоятельнице женского монастыря негоже приезжать небритым неряхой.
– Ладно, навестим сначала Глазову, – согласился Страшилин, заводя мотор. – А я так и не пожелал вам доброго утра, Катя.
– Пожелайте доброго дня, – она села на пассажирское сиденье рядом с ним.
И они двинулись в поселок «Маяк».
Страшилин искоса все поглядывал.
Катя сидела рядом с ним прямо, точно аршин проглотила. Помалкивала. Вот так и очутились в коттеджном поселке, свернули на уже знакомую улицу и остановились перед маленьким домом из силикатного кирпича.
Напротив – дом Уфимцева: кирпичный, пустой, по-прежнему опечатанный полицией.
Катя осмотрела участок – дом Уфимцева все еще тонул в золоте и багрянце буйства осенней листвы. Но деревья у самого забора уже успели облететь. Голые кривые сучья тянулись к проводам. А над проводами голубело осеннее небо. Дождей в последние дни почти не выпадало, и под ногами шуршала сухая мертвая листва.
Осень за городом…
Прозрачность, ясность холодного воздуха..
Грозди алой рябины…
Где-то за коттеджем Уфимцева пищали и смеялись дети. Катя решила, что это наверняка у Балашовых, соседей. Вот так – сейчас только два ребенка, а было три. Смерть одного забрала, пощадит ли других?
– Любовь Карловна! – Страшилин постучал в калитку.
Никто не ответил из домика под зеленой крышей.
– Любовь Карловна, это мы! По вашему звонку – следователь! – Страшилин подергал запертую калитку.
Нет ответа.
Внезапно Катя ощутила, как по спине ее пополз холодок. Вот… вот это случилось, то, чего и она, и Страшилин подсознательно ждали… Когда он говорил, что тут, в «Маяке», опасно… Вот что он имел в виду: они опоздали. Соседка-свидетельница мертва, кто-то убил и ее, и теперь то, что она хотела им рассказать, навсегда утрачено…
– Любовь Карловна, вы в порядке? – Страшилин уже примеривался, как преодолевать ограду. – Любовь Карловна, откройте! Вы дома? С вами все в порядке?
Вот, вот оно… И он думает о том же самом: мы опоздали. Глазова кем-то тоже убита и… Катя почти в панике оглядела тихую пустынную дачную улицу. Мертвая, мертвая улица…
– Любовь Карловна! – закричала она.
– Да иду я, иду, подождите!
Катя глянула на Страшилина – он переменился в лице: темная волна… да, темная волна нахлынула и тут же спала, ушла в прибрежный песок.
– Иду я, сейчас открою! Я в туалете сижу!
Входная дверь заскрипела, и на пороге появилась Любовь Карловна Глазова: все в том же теплом вязаном кардигане и брюках, с полотенцем на плече.
– Следователи? А, хорошо, отлично. Сейчас открою, – оповестила она. – Уж извините, буквально с толчка вы меня сдернули.
По дорожке она бодро двинулась к калитке. Она выглядела довольной, однако и слегка встревоженной. А Катя… она чувствовала, как ее колени все еще дрожат, так перетрусила от того, что они опоздали и в домике из силикатного кирпича – новый труп.
– Любовь Карловна, вы звонили участковому, он нам передал, что вы срочно хотите нас видеть, – сказала она.
– Ну да, я звонила, – Глазова открыла калитку, – а вы примчались. Молодцы. Значит, неравнодушно к делу относитесь. Значит, убийцу еще не поймали, но поймать хотите.
– Не поймали, но хотим, – подтвердил Страшилин. – А у вас что, новости для нас припасены?
– Милости прошу в дом, – велела старуха.
Она заперла за ними дверь и повела их в комнату. Катя отметила, что двигается она для своего возраста весьма и весьма легко. А в прошлый раз еле ковыляла – разыгрывала комедию, что ли?
В домике жарко грели батареи и пахло освежителем воздуха для туалета. Любовь Карловна указала на стоявшие вокруг обеденного стола в комнате стулья – то же самое место, как и в прошлый раз.
– Располагайтесь.
– Зачем вы так срочно хотели нас видеть? – спросил Страшилин.
Он достал из портфеля папку с бланками протоколов допроса. И положил бланк на стол.
– Стало быть, теперь с бумагой станете со мной разговаривать, – сказала Глазова.
– Официально допрошу вас, – кивнул Страшилин. – Вы сами нас позвали, Любовь Карловна.
– Сама, сама. Кое-что изменилось со вчерашнего дня в наших местах, – Глазова в ответ закивала седой головой. – Только прежде без протокола уж удовлетворите мое любопытство старческое.
– В части чего?
– Что случилось вчера в промзоне, где часовню построили?
Катя села на стул. Ага, в «Маяке» уже знают о вчерашнем происшествии в Удаленной часовне.
– Место называется Смерть майора, – сказала Катя. – На том месте скоропостижно умерла майор ОБХСС Надежда Крылова, она вела дело цеховиков и контрабандистов золота в восьмидесятых. И приехала задержать некоего Виктора Мурина. Но прямо там, на месте, у нее случился внезапно инфаркт. Мурин спасся и впоследствии стал крупным мафиози.
– Про место Смерть майора слыхала, про остальное нет. Очень интересно, – Глазова прищурилась. – Ну а что там вчера было-то?
– Несанкционированное сборище, так это ваш участковый назвал, – сказал Страшилин. – Несанкционированное сборище приверженцев некоего культа.
– Оккультизм? Оккультная секта?
– Нет, вовсе нет. Оккультизмом это вряд ли можно назвать. В общем, смерть они почитают.
– Смерть? Как это? – Глазова хмыкнула, пожала плечами. – Мне сегодня рано утром Полина позвонила Серебрякова, а той Шумовская Лида. А ее Сережка вернулся из магазина – так там только и разговоров: мол, оккультную секту в Каблуково в молельном доме накрыли, полиция рейд провела. Потом позвонила Вероника, ну она совсем уж из ума выжила, такую чушь стала нести, мол, и наши кое-кто с «Маяка» в этом замешаны. Затем опять Полина позвонила – она с нашей председательшей жилтоварищества разговаривала, а у той муж в курсе, мол, монашки всем в молельном доме верховодили. Правда это?
– Ну, лишь отчасти, – ответил Страшилин.
– Нет уж, вы мне точно скажите – правда это? Монашки замешаны?
– Замешаны.
– Понятно. – Глазова откинулась на спинку стула. Она о чем-то напряженно размышляла. – Ну ладно. Пишите в вашем протоколе. Раз так у нас тут дела повернулись, раз вы до этой истины все же докопались… что ж, и я теперь молчать не стану.
– О чем вы не станете молчать?
– Об убийце, – ответила старуха. – Я ведь знаю, с самого начала знала, кто убил Илью.
Катя замерла, Страшилин же остался невозмутимым. Он не спросил: «И кто же убийца?» – а молча записал в протокол допроса фразу свидетельницы дословно, а потом попросил:
– Расскажите, пожалуйста, все по порядку.
– В прошлый раз я вам уже говорила, у меня в тот вечер адски разболелся зуб. Я смотрела телевизор и то и дело грела воду в чайнике на газу, чтобы полоскание оставалось горячим. Из окна кухни я и увидела!
– Кого?
– Сначала машину. Конечно, уже стемнело, но у нас фонарь на улице как раз у дома Ильи. Машина белого цвета, не наша, иномарка. Я ее сразу узнала. Она вышла из машины, а водитель остался ждать.
– Кто вышла? – не выдержала Катя. – Кого вы видели в тот вечер?
– Начальницу монастыря.
– Начальницу монастыря?
– Игуменью, – ответила Глазова. – Это он, Илюша, ее так называл – начальница монастыря.
– Игуменья Евсевия приезжала к Уфимцеву вечером? – спросил Страшилин.
– Она самая. Я ее видела, как вас сейчас. Она открыла калитку и пошла к дому. Наверное, он открыл ей, дверь дома, к сожалению, мне из окон кухни не видна. Потом я услышала, как у Ильи громко включили телевизор. Видно, говорили о чем-то и не желали, чтобы с улицы услышали. Я сделала себе полоскание и хотела досмотреть передачу. Но… мне стало интересно, я тихонько вышла на крыльцо – смотрю, она идет назад к калитке и садится в машину. Так и уехала. Я стала опять телевизор смотреть, а потом в поселке свет погас.
– Вы сказали – сразу узнали игуменью, а что, вы видели ее тут раньше? – Страшилин записывал в протокол.
– А как же. Видела, дважды она к нему приезжала сюда. Машина эта ее типа служебной от монастыря, она же сама уже тоже пожилая. Первый раз она приезжала к Илье в марте. А второй раз всего месяц назад. Я потом у него, конечно, спросила, а он ответил: то, мол, моя старая хорошая знакомая. Прежде веселая была, горячая, как огонь, а теперь строгая. Начальница монастыря – так он сказал.
