Эд Макбейн - Забавы с летальным исходом
— Не плачь, прошу тебя, пожалуйста, — сказал он.
— Прости, Мэтью. Просто ты единственный, кому я могу позвонить. Прости меня, пожалуйста… Он сказал мне об этом сегодня утром. Сказал и тут же ушел… О Господи, Мэтью, ну что, черт возьми, во мне не так? Почему мужчины все время меня бросают?
— Это не правда.
— Но ведь и ты тоже ушел…
— Да, знаю, но…
— Уже два раза! — воскликнула она.
— Сьюзен, прошу тебя, перестань плакать!
Она умолкла, но плакать не перестала. И он тоже ничего не говорил и лишь слушал ее рыдания на другом конце провода. Слушал терпеливо, до тех пор пока она наконец не выдохлась и не перестала плакать. И сказала:
— Спасибо, Мэтью…
И повесила трубку.
С минуту-другую он просто сидел за столом, затем снял трубку и набрал номер Патриции. Несколько гудков, потом он услышал голос ее секретаря:
— Офис прокурора округа Демминг!
Мэтью сказал:
— Дейв, это Мэтью Хоуп. Нельзя ли ее позвать?
Подошла Патриция и сказала:
— Знаешь, сегодня утром я рассказала Чарлзу эту байку о лебеде, — Чарлз Фостер работал в Армии спасения, и его кабинет находился рядом. Он всегда очень настойчиво просил называть его именно Чарлзом, а не Чарли или Чаком. Только Чарлз — никаких вариантов. Прямо как французский король.
— Ну и как? Он смеялся? — спросил Мэтью.
— Конечно, смеялся.
— Удивлен.
— Почему? Это же очень смешной анекдот.
— Просто мне почему-то показалось, что Чарлзу такие анекдоты не могут понравиться.
— Почему нет?
— Ну… мне кажется, у него плохо развито чувство юмора. Или я не прав?
— У Чарлза просто отличное чувство юмора! — сказала Патриция.
В голосе ее Мэтью уловил некоторое раздражение. Примерно так же звучал голос Блума, когда он узнал о существовании некоего детектива Кареллы с севера. В ту ночь, когда была убита Мелани Шварц. В ту ночь, когда Морис Ипворт сказал им, что она якобы зашла к нему прямо с улицы и сняла домик у моря.
— Ладно, Бог с ним, — сказал Мэтью.
— Я тоже так думаю, — ответила Патриция. — Послушай, у меня через три минуты совещание…
— Сьюзен только что звонила.
— Да?..
— Просила сводить ее на вернисаж завтра вечером. Оказывается, Джастин ее бросил.
— О Боже, ужас какой! Бедняжка!
— Да…
— Немедленно отзвони ей, — выпалила Патриция, — и скажи, что мы будем просто счастливы, если она составит нам компанию.
— Ты думаешь, стоит?
— Ну конечно же! Ладно, мне некогда, надо бежать. Перезвоню позже. А ты звони ей сейчас же, понял?
В трубке послышался щелчок, и настала тишина. Мэтью долго рассматривал микрофон. Растерянно моргнул, опустил трубку на рычаг. Выждал еще с минуту и набрал номер Сьюзен, сам себе удивляясь, что до сих пор помнит его наизусть. Он сказал, что они заедут за ней завтра в шесть тридцать вечера. И очень обрадовался, что она не разрыдалась.
— Я буду в красном, — радостно сообщила она и добавила: — Спасибо тебе, Мэтью!
Временами после комы ему казалось, что он не успевает за развитием событий. Все происходило как-то слишком быстро.
Он сидел и смотрел на телефон.
А потом вдруг снял трубку и позвонил Морису Ипворту.
Как и в ту ночь, когда произошло убийство Мелани, Мэтью показалось, что Ипворт вот-вот снимет нос, усы и очки. Но ничего подобного не случилось. Вместо этого Ипворт не спеша высморкался и объяснил, что страшно простужен.
— И потом… эти сопли проклятые совсем замучили.
А потому в десять утра он сидит сейчас здесь, на солнышке, в плавках, вместо того чтобы находиться в своей конторе, куда бы он непременно пошел, если бы не эта проклятая простуда.
Мэтью же оказался здесь совсем по другой причине. Он до сих пор недоумевал, с чего это Мелани понадобилось снимать дом, если она всегда могла остановиться у матери в Сент-Пите или же у своего дружка Донофрио прямо здесь, в Калузе.
— Так вы говорили детективу Блуму, она зашла прямо с улицы? — спросил он.
— Совершенно верно.
Бассейн находился сразу же за владениями Ипворта. В столь ранний час народу тут было немного. Из дома вышла толстая пожилая женщина в белом купальном халате и голубых шлепанцах, принюхалась к воздуху и направилась к тому месту, где у лесенки, спускавшейся в бассейн, был установлен термометр. С заметным усилием опустилась на колени, выудила термометр из воды и стала изучать.
— Восемьдесят два градуса, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, потом неодобрительно покачала головой. И направилась к столику — взять одно из полотенец, что были сложены аккуратной стопкой.
— Вы вроде бы говорили, она увидела объявление…
— Всякий раз, когда эта дама идет к бассейну, — шепнул ему Ипворт, — она недовольна температурой воды. Ну, допустим, вода сто четыре градуса. Тогда она во всеуслышание объявляет всем вокруг: «Это надо же, целых сто четыре градуса!» — и трясет головой, и лицо у нее такое недовольное, — он в этот момент тоже тряс головой, выражая тем самым крайнее неодобрение. И Мэтью показалось, что очки и нос вот-вот отвалятся.
— Так я о Мелани Шварц, — напомнил он.
— Да, она сняла дом под именем Холли Синклер. В газетах я прочитал, что настоящее ее имя было Мелани Шварц. Но сняла она дом именно как Холли Синклер.
— А где все это происходило, мистер Ипворт?
— Я был в своем офисе на Дьюн-роуд. Она увидела объявление у дома и уже потом подъехала к офису.
— Вы не пользуетесь услугами агента по недвижимости?
— Нет. Это моя работа, я сам ей занимаюсь. Владею всеми этими помещениями и сам их сдаю. У меня совсем маленький офис. Ни секретарши, ни приемной, только я. И сам всем этим занимаюсь. Она запарковала машину снаружи, зашла, сказала, что видела объявление на Баррингтон и хочет снять, если, конечно, помещение еще свободно. Я сказал ей, что свободно, и она сняла. Надо сказать, дом только что освободился. Мне звонили по поводу именно этого дома и просили придержать, а потом вдруг позвонили и сказали, что передумали. Так что ей повезло, — после паузы Ипворт добавил: — Или совсем наоборот, не повезло, верно?..
— Верно, — согласился с ним Мэтью.
Толстая Дама скинула халат и шлепанцы. Под халатом на ней оказался купальник в крупный цветочек, что делало ее похожей на некий экзотический и съедобный фрукт. Она уже дошла до мелкого края бассейна, спустилась на две-три ступени и пробовала носком ступни воду.
— Восемьдесят четыре! — крикнула она Ипворту. — Вы не поверите, до чего же холодная!
Ипворт отделался коротким кивком.
— И какова же была плата? — спросил Мэтью.
— Две тысячи в месяц. Я понимаю, вам покажется, что это дорого, но учтите, ведь дом практически на пляже. И до «Сонни» рукой подать. А многие молодые люди считают это большим плюсом. Вам нравится рок?
— Ну… иногда да.
— Лично я даже не считаю это музыкой, — сказал Ипворт.
— Так оно и есть. Некоторые произведения трудно назвать музыкой.
— Лично мне всегда почему-то кажется, что под звуки этого рока надо делать гимнастику.
— Так вы сказали, она платила наличными?..
— Да, стодолларовыми купюрами.
— И еще вы сказали детективу Блуму, что в том нет ничего необычного, так?
— Да, верно. Большинство молодых людей просто не успели еще обзавестись чековыми книжками. Они работают, копят деньги, ну и расплачиваются ими, когда надо снять жилье на месяц или два. Правда, такой уж молодой ее вряд ли можно было назвать.
— Старовата для поклонников рока? — спросил Мэтью.
— Именно. На мой взгляд, ей было где-то за тридцать.
Питер Донофрио сообщил Гутри и Уоррену, что Мелани было двадцать шесть. Это же подтвердили и газеты на следующий день после ее смерти.
— А мне казалось, она моложе… — сказал Мэтью.
— Ну, может, и моложе. Но выглядела она на тридцать с хвостиком. Знаете, эти крашеные блондинки, они иногда выглядят старше.
Мелани, знаете ли, очень любила менять внешность. Сегодня блондинка, завтра, глядишь, рыжая…
И какая же она сейчас, мистер Донофрио?
Когда приехала, была рыжая.
А в понедельник? Когда уезжала?
Блондинкой.
— И когда это было, мистер Ипворт?
— Было что? Нет, вы только посмотрите на нее! Целый час собирается войти в воду! Даже если температура воды будет сто четыре градуса, все равно, эта толстуха будет топтаться на ступеньках целый час!
— Когда она сняла дом? Когда это было?
— Второго января. В четверг.
— И вы уверены, что она была блондинкой, а не рыжей?
— Уверен. Рыжей?.. Нет, что вы, нет, конечно.
Теперь женщина стояла уже на самой нижней ступени. Пригнулась, зажмурилась от страха и стала плескать горстями воду на шею и плечи.
— Ну, давай же! — тихо подначивал ее Ипворт. — Давай!