Альберт Кантоф - Пенальти
Шедевр лицемерия. Чезаре усмехнулся.
— И в довершение всего он позволил себе роскошь предупредить всех, кто вознамерился бы, как Басси, нарушить закон мафии: «Acqua in bocca».[36]
Доминик не поняла. Он перевел:
— Это значит: «Заткнись».
Она рассмеялась, довольная.
— Да, но, как сказал кто-то другой: сказанные слова улетают, а написанные остаются. Надо лишь соединить их друг с другом.
Уже несколько часов, сидя за рулем своего «фиата», Дино не сводил глаз с единственного освещенного окна редакции «Коррьере». Он проверил в кармане свой нож с откидным лезвием. Родственник, которому он был обязан своим благополучием, рекомендовал действовать таким образом, чтобы нельзя было заподозрить «Черную руку». Если той придется разыскивать исполнителя двойного убийства, которого она не заказывала, никто не должен добраться до него, Дино, а через него — путем невыносимых пыток — узнать и того, кто отдал приказ. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы использовать обрез, который лежал в багажнике машины. Это сразу же истолковали бы как подпись «коза ностры». А нож с деревянной ручкой был бы самым подходящим оружием. Потому что никогда «человек чести» не сможет зарезать женщину. Даже изнасиловав ее. В постоянной сицилийской трагедии слабому полу отведена одна только роль: терпеть насилие и носить траур. Поэтому публика подумает, что безумный поступок совершил какой-нибудь пастух или крестьянин из латифундии, приехавший в город и потерявший рассудок, увидев одну из этих слишком вызывающе одетых иностранок.
В соседнем переулке два седока «кавасаки», о существовании которых водитель зеленого «фиата» и не подозревал, терпеливо дожидались с полудня — так же, как и он. Они довольствовались тем, что сняли свои защитные шлемы, открыв очень молодые лица, но взгляд беспощадных глаз отбил бы у любого прохожего желание поинтересоваться причиной их долгого ожидания. У одного из них распахнулась полотняная куртка, приоткрыв рукоять «магнума-357», который тот засунул за пояс брюк, как это делают обычно профессиональные убийцы.
«Английский Бар» в Вильгранде служил местом встреч для избранного общества: господ в костюмах с жилетом и при галстуке, привыкших заглядывать сюда после работы в своих конторах. Это был своего рода клуб для светских алкоголиков и любителей игры в кости. Тихая музыка, приглушенный свет, стены, обшитые темным деревом. Эти господа приглашали сюда красивых девушек, ослепленных их высоким социальным положением, прежде чем отвезти на какой-нибудь укромный постоялый двор в окрестностях города.
Ла Мориньер выбрал это заведение для встречи игроков футбольной команды с Карлом Аволой. Никто не отказался. В конечном счете речь шла о будущем. И, если клуб исчезнет, отнюдь не все смогут легко найти работу. После того как был организован розыгрыш Кубка Африки, посредники нашли новый источник пополнения для первоклассных футбольных команд. Раньше практически только французские команды прибегали к услугам кудесников мяча с черного континента. Но затем и другие европейские клубы открыли для себя эти практически неисчерпаемые резервы игроков. Причем таких, которых можно заполучить дешево, в то время как покупка европейцев обходится в непомерные суммы. И поэтому здесь, как и в иных сферах, спрос на рабочие места скоро превысил предложение. А значит, только крупные звезды, те футболисты, которые заставляют трепетать публику, будут защищены от безработицы.
Ничего не сказав об этом, импресарио с улыбкой переходил от одного игрока к другому, расточая похвалы и обещания, не показывая терзавшей его тревоги. Почему Вернер, в отличие от Дино, не позвонил ему ни разу с тех пор, как отошел скоростной поезд в Париж?
В одном из помещений здания на набережной Орфевр в Париже отношение к Вернеру, вначале довольно любезное, вдруг резко изменилось. Один из сотрудников уголовной полиции передал по факсу в Интерпол отпечатки пальцев Вернера, сославшись на необходимость проверки его разрешения на ношение оружия. (Вызвало подозрение слишком спокойное поведение этого типа: его задержали все-таки без каких-либо оснований, и он должен был бы проявить если не возмущение, то хотя бы какую-то растерянность.) Ответ пришел быстро. Отпечаток одного из пальцев совпал с тем, который был оставлен преступником, совершившим убийство во время вооруженного нападения в Берлине и скрывшимся от правосудия.
В «Кафе де ла Пэ» с жемчужными люстрами царила тихая, старомодная атмосфера, располагавшая к известной доверительности. Мадемуазель Катрин заказала джин с тоником, а Франсуа — французское пиво. Они чокнулись, как старые знакомые, и, предваряя его вопросы, она заговорила первой.
— Даже на телевидении футбол мне всегда казался скучным. Я сразу же засыпаю. Поэтому у меня нет причин доверяться вам.
Он попытался выложить самые убедительные доводы.
— То, о чем идет речь, далеко выходит за проблемы футбола и даже спорта вообще.
Она отпила глоток из своего бокала.
— Объясните.
Он коротко изложил, не упуская ничего существенного, все, что произошло в Вильгранде со времени «самоубийства» Виктора Пере. Рассказал о другом «самоубийстве» — Паулы Стайнер, столь же подозрительном, и о странных связях между финансовым холдингом, взявшимся спасти футбольную ассоциацию Вильгранда, и банком в Сиракузе, связанном наверняка с мафией. Поведал о Доминик и своей тревоге в связи с тем, что она одна отправилась на Сицилию. Катрин не сводила с него глаз во время этого рассказа и неожиданно спросила о том, чего он не хотел затрагивать.
— Вы ее любите, не так ли?
Они молча посмотрели друг на друга. Франсуа, движимый глупым мужским самолюбием и опасением показаться смешным в глазах другой женщины, сказав «да», ограничился тем, что утвердительно кивнул. Она дружески рассмеялась.
— Если бы вы ответили иначе, чтобы оставить мне какую-то надежду, я бы вам не поверила.
Катрин словно почувствовала облегчение после молчаливого признания Франсуа (Она попросила не называть ее «мадемуазель» «Это напоминает мне, что я старая дева».). И начала свою исповедь.
— Вы должны были заметить по моей первой реакции, что я была очень близка с Жан-Батистом.
С тех пор как он уехал в провинцию, я больше не получала от него никаких вестей. Учитывая то, что я вам расскажу, вы можете подумать о женской мести. Но дело не в этом. Я бы молчала до конца, если бы не знала, что это может стать причиной других несчастий. Я сама тоже чувствую себя в каком-то смысле виновной. За то, что закрывала глаза на некоторые факты. Я считала, что Жан-Батист не совсем виноват и что его преследует рок, связанный с грехами его молодости во время оккупации.
Франсуа подумал, что она, наверное, много раз уже обращалась к самой себе с этой защитительной речью, чтобы снять с себя вину как с сообщницы. Она была прямодушна и придерживалась строгих моральных принципов. Хотя, возможно, и не тех, которые разделяет большинство. Катрин говорила, как бы отстранясь, словно все это ее не касалось:
— Я начну с самого начала. Когда я оказалась на улице Тэтбу, то была молода и свободна. И не верила в долгую любовь. В сердечных делах у меня уже был свой счет расставаний. Жан-Батист был на двадцать лет старше меня.
Она иронически заметила, говоря о самой себе:
— Возможно, у Жан-Батиста были семейные проблемы. Его супруга находила радость в объятиях другого. И я как раз оказалась под рукой, чтобы утешить его, став любовницей и продолжая работать в его конторе. Наверное, ему было со мной хорошо. Во всяком случае, так утверждали друзья Жан-Батиста, с которыми он меня знакомил, а также его жена, которая сочла нужным сказать мне спасибо за то, что благодаря моим стараниям ее супруг не впал в депрессию. Смешно, не правда ли?
На лице Катрин появилась печаль, совсем не вязавшаяся с ее словами и придававшая ей какую-то особую прелесть.
— Может быть, я все это высмеиваю потому, что жалею о прошлом. Я была счастлива, что кому-то нужна не только на работе. Внимание, которое мне уделяли в этом узком кругу мужчин, льстило мне. — Она подняла свой бокал с тоником. — Несколько таких бокалов уже делали меня счастливой. Я переживала историю любви на свой лад. В какой-то степени я смирилась с тем, что у нее нет будущего. Я привыкла не верить таким словам, как «всегда» и «никогда». Мое глубокое чувство к Жан-Батисту проявлялось непроизвольно по любому поводу.
Она отпила глоток, прежде чем рассказать об одной сцене, которая пришла ей на память.
— Чтобы отвлечься немного, я согласилась принять приглашение одного молодого человека. Мы садились в его машину, когда по странному совпадению, в котором я увидела знак судьбы, на тротуаре напротив вдруг появился Жан-Батист, выходивший от своего друга. Мой спутник сказал мне, что на моем лице появилось такое выражение нежности по отношению к этому типу… — Катрин улыбнулась. — Мой любовник отнюдь не был похож на Аполлона, которого замечают в толпе… — Она вновь стала серьезной. — …что мне лучше будет вернуться к нему. И он покинул меня.
