Марианна Баконина - Девять граммов пластита
– Здравствуйте, здравствуйте, очень рад, Игорь…
– Александрович.
– Да, да, я знаю. Что будете? Чай, кофе?
– Кофе, только не растворимый…
– Обижаете, у меня «Эспрессо». Люблю, грешным делом. – Леча Абдуллаевич кивком показал на элегантный кофеварочный аппарат, рядом на подносе чашки, сахарница, корзинка с пакетиками сухих сливок.
Депутат подошел к столику, на котором стояла кофеварка, нажал несколько рычажков.
– Не посчитайте меня невоспитанным человеком, что я так, с места в карьер, спрашиваю. Думаю, мое нетерпение можно понять и объяснить. – Леча Адбуллаевич Дагаев говорил по-русски чисто, без акцента, правда, чересчур литературно, законченными фразами, что в свое время помогло ему завоевать доверие избирателей. – Какие у вас есть для меня новости?
Игорь, по дороге разработавший строгий план разговора, не сразу нашелся с ответом. Он не собирался обсуждать с депутатом новости.
– Процесс начинается через месяц, – продолжал между тем Дагаев. – Я, конечно же, полечу в Лондон. А здесь, у нас, удалось ли найти свидетелей?
Вот он о чем. В свое время, после того как в Лондоне был убит брат Дагаева, видный деятель чеченского зарубежья, британская полиция прислала список вопросов, и они были заданы депутату Законодательного собрания. Горный видел протокол допроса. Леча Абдуллаевич очень горевал, но по существу дела не смог сообщить фактически ничего, ссылаясь на то, что их с братом пути разошлись очень давно. Леча пошел по юридической линии, а Лема выбрал религию, учился в медресе в Ташкенте, потом эмигрировал, какое-то время был вольнослушателем в Аль-Азхаре. Почти одновременно, в первой половине девяностых, братья ушли в политику. Но и тут действовали по-разному. Один встал под знамена независимой Ичкерии, другой удачно вписался в петербургский политический истеблишмент. Общались они по-прежнему мало. Так, по крайней мере, утверждал Леча Абдуллаевич. Видимо, англичане поймали убийц Лемы Дагаева, раз намечается суд.
– Нет, Леча Абдуллаевич, я не по этому вопросу. Может, и нашли еще каких-нибудь свидетелей, не знаю. Я занимаюсь расследованием отравления хлеба в «Тутти-Фрутти».
Дагаев наконец извлек из аппарата круглую колбу, разлил кофе по чашкам и, поставив поднос на стол, уселся в свое кресло.
– Ах, вот оно что! Прискорбный, очень прискорбный случай. Но чем же я могу быть полезен?
Игорь Горный внимательно разглядывал сидевшего напротив мужчину. Лече Абдуллаевичу Дагаеву было сорок девять, но никто не дал бы ему полтинник, несмотря на очевидную седину. Очень подтянутый мужчина, хоть и ростом не вышел. Хороший костюм, дорогой галстук, белоснежная сорочка с жестким воротничком. Большие и выразительные, чуть навыкате глаза. Орлиный нос, и никакого брюшка. Жесты и движения стремительные.
– Я закурю, с вашего позволения? – Дагаев щелкнул золоченым «Ронсоном». Щелкнул так, чтобы оперативник заметил – руки у него не дрожат и курит он не от волнения, а потому что любит подымить сигаретой за кофе. – Итак, я вас слушаю.
– Леча Абдуллаевич, как давно вы знакомы с Серафимой Валентиновной Арциевой?
– Давно, лет десять…
– И какие у вас отношения?
– Не уверен, что должен отвечать на этот вопрос. – Депутат придвинул к себе чашку. – Вы пейте, пейте, а то остынет.
Игорь кивнул и осторожно взял вторую чашечку. Белое чудо из костяного фарфора почти утонуло в его ладони.
– Скажем так, мы были близкими людьми. – Дагаев замолк, давая понять, что вдаваться в подробности он не намерен.
– И что она за человек?
– Замечательный человек, умный, тонкий, целеустремленный. Сумела найти себя, сумела воспитать сына, хотя и овдовела, когда тому было всего четыре годика.
– А ее бизнес?
– Нормальный бизнес. Дела идут хорошо. Я не вдавался в подробности.
– Но вы же помогали, даже выделяли в прошлом году средства из своего депутатского фонда…
– Я помогал не ей, а одиноким пенсионерам и бродягам. Тот факт, что я выбрал не заштатную столовку, а заведение знакомого человека, вполне объясним. Я не хотел, чтобы деньги ушли в песок. Тут я мог быть уверен, что люди получат качественные продукты.
– Понятно. Вы в курсе чрезвычайного происшествия с цианидом?
– Разумеется.
– И у вас не возникло никаких подозрений?
Леча Абдуллаевич секунду подумал и решил, что пришло время возмутиться:
– Я не понимаю, на что вы намекаете. На мою национальность? Так я ее не скрываю. Во всех анкетах пишу: чеченец. И не вижу в этом ничего зазорного. Преступность, что бы ни думали по этому поводу в вашем ведомстве, не имеет национальности.
– В моем ведомстве об этом знают, – жестко ответил Игорь. Ему претили такого рода спекуляции. Он не давал ни малейшего повода считать себя антикавказски настроенным шовинистом. – И еще знают об авторах самых шумных терактов. Но я спрашивал не об этом. Вы близко общаетесь с Арциевой и должны быть в курсе ее дел. Может быть, в последнее время у нее возникли трудности? Конфликты с конкурентами? С крышей?
– Я не знаю, – коротко ответил депутат.
Интересное дело, по доходности мини-пекарня Арциевой на два корпуса обгоняла аналогичные предприятия. Она и благотворительной деятельностью занималась, чего другие предприниматели ее уровня не могли себе позволить. Почему?
Горный сформулировал этот вопрос вслух. Леча Абдуллаевич еле заметно пожал плечами:
– Она смогла развернуть производство, кредиты, инвестиции. Да и женщина она способная.
– Вы помогали ей в добывании кредитов?
– Зачем? У нее сын банкир. Работает в Швейцарии.
Об этом Игорь Горный знал.
– Значит, в последнее время никаких конфликтов и трудностей не было?
– Я не знаю, что было и чего не было в последнее время. Просто не знаю.
– Но вы же близкие друзья!
– Были друзьями. Мы расстались. Еще до Нового года. – Леча Абдуллаевич слегка прищурился и достал вторую сигарету. – Я много курю, а вы не курите?
Опер не ответил, он переваривал последнее заявление. Женька уверял, что, судя по оперативным данным и материалам прессы, Арциева и Дагаев связаны до сих пор. И вдруг такая петрушка. Подозрительная петрушка.
Что же, просто взяли и разошлись, как интеллигентные люди? Или Дагаев решил сыграть в «развод», чтобы не запачкаться в скандале с террористическим актом? Надо разбираться. И первым делом следует найти Арциеву, прямо сегодня.
ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН
Переполненный скандальными сюжетами выпуск прошел на удивление спокойно. Никаких накладок. Все смонтировались вовремя. Никто не пытался выдернуть из верстки хоть один репортаж. Правда, не хватило времени на рассказ об очередной выставке в музее Достоевского, но это небольшая потеря. Таких микровыставок открывают в городе по пять штук в день. Одну можно и не показать, хотя все равно покажут либо сегодня вечером, либо завтра днем.
Сразу по окончании вечернего или, как его еще называют, основного выпуска студия пустеет. У всех начинается большой кофейный перерыв. Режиссеры, звуковики, монтажеры, администраторы разбредаются по кофейням, а те, кто не любит казенные напитки и бутерброды, готовят что-нибудь в комнатах отдыха. Их несколько: отдельная – у операторов, отдельная – у видеоинженеров и так далее. Ведущий тоже может расслабиться. Основные сюжеты смонтированы, верстка ночного выпуска – дело десяти минут, бурный поток сообщений информационных агентств – у них самое горячее время с пяти до семи – скудеет и почти пересыхает. Следующий всплеск если и будет, то после девяти. Так что с половины девятого до половины десятого в студии мертвый час, лишь корреспонденты, вернувшиеся с театральных премьер, дисциплинированно корпят над текстами, остальные отдыхают.
Кофейный отдых Саввы, Лизаветы и Саши Маневича начался с небольшого петушиного боя. Маневич клюнул первым:
– Видел материальчик? Тут тебе видео с места преступления, и версии, и терроризм. И все за полдня. По горячим следам. Не то что готовить разоблачение неделю! – Это был увесистый камешек, брошенный даже не в Саввин огород, а в самого Савву.
– Посмотрим, во что эти версии выльются! – угрюмо ответил Савва. – Подозревают у нас охотно, а до суда доводят только мелких хулиганов или дебоширов. Да и основная версия хлипкая. Линию ты выстроил, конечно, красивую – злые чеченские террористы подбрасывают в тесто яд, а когда доблестные рубоповцы вкупе с прогрессивным журналистом выходят на их след, гасят всех подряд. А почему чеченские? Потому что любовник хозяйки пекарни – чеченец! А почему террористы? Потому что полгода назад в Лондоне убили его брата. А почему гасят? А потому что злые. Ведь опер жив и в сознании, но ничего такого, чтобы можно было кого-либо задержать, не сказал. Хлипкая конструкция!
– Ничего подобного! А то, что никого еще не задержали, так это…
– До поры до времени, да? – Савва не позволил товарищу закончить предложение. – Ты сам посуди, даже если Дагаев действительно террорист, что не доказано, зачем же он устроил неприятности собственной подруге? Чтобы через нее вышли прямо на него? А потом еще усугубил подозрения двумя убийствами? Преглуповатый террорист получается! Он что, не мог своих нукеров послать в другую булочную, не в ту, которой заведует его мадам?
