Иван Сербин - Сердце дьявола
– Оставь меня в покое, сумасшедший ублюдок! – завопила в ужасе Маринка. – Слышишь? Оставь меня в покое!!!
– Слышу, – крик Бори вдруг скомкался, завял. Маринке показалось, что он внезапно устал. Ненависть, пылавшая безудержным лесным пожаром, стихла, хотя и не исчезла совсем. – Я оставлю тебя в покое. Оставлю. После того как ты умрешь.
***
Квартира оказалась пустой. Осмотр занял немногим более часа. Понятые, как водится, заскучали к двадцатой минуте обыска, но продолжали послушно переходить из комнаты в комнату, наблюдая за тем, как Волин и пионеристый сержант роются в личных вещах Баева. К моменту перемещения всей группы в спальню сотрудник РЭУ занял место в коридоре и брезгливо скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он к произволу властей, а именно, обыску в квартире честного гражданина, никакого отношения не имеет и, более того, презирает как этот самый произвол, так и людей, его творящих.
– Товарищ следователь, – пробормотал, подходя к Волину, сержант. – Мебель. Вы заметили?
– Заметил, сержант. Заметил, – ответил тот. Волин действительно отметил мебель. Добротную, дорогую. Не ДСП какое-нибудь, а натуральное дерево. Врачам такая едва ли по карману. Даже хорошим. Любопытно живет товарищ Баев. Счет в банке немаленький, мебель. И жертвы среди пациенток. Пока сержант перетряхивал постель, Волин осмотрел бельевой шкаф. Десяток костюмов, батарея сорочек на вешалке, четыре пары туфель. Хорошо как у нас врачи живут, обзавидуешься. А еще говорят об упадке отечественной медицины. Вот заглянешь ненароком в квартиру простого российского стоматолога и сразу поймешь: лжет пресса. Прямо-таки нагло и пошло лжет. Волин перекладывал из стопки в стопку белье, проверял одежду, рылся в содержимом ящиков.
– Товарищ следователь, – он обернулся. Сержант стоял, согнувшись в три погибели и запустив руку под толстый матрас. – Товарищ следователь, тут что-то есть.
– Так, – Волин повернулся к двери, скомандовал громко: – Понятые, подойдите поближе. Смотрите внимательно. Сейчас, в вашем присутствии, мы достанем спрятанный под этим матрасом предмет. Начинайте, сержант. Сержант кивнул послушно. Вот что значит деревенское воспитание, подумал Волин. Сказали «начинайте» – будем начинать. Не сказали – так и останемся стоять, свернувшись в бараний рог. Сержант сунул руку поглубже под матрас и вытащил пластиковый пакет, перетянутый резинкой. Гордо передал пакет Волину.
– Понятые, подойдите еще ближе. Сержант, у вас почерк хороший? Тогда займитесь протоколом. Значит, пишите. Такого-то числа, месяца, года, по такому-то адресу, в присутствии понятых, гражданина такого-то и гражданки такой-то, проживающих по адресу… Паспортные данные потом запишете. Пойдем дальше…Извлечен пакет из-под кефира, перетянутый резинкой красного цвета. В пакете… – Волин стянул резинку, развернул пакет и извлек из него пухлую стопку «полароидных» фотоснимков. Рассыпал их по кровати. – Товарищи понятые, попрошу внимательно осмотреть и пересчитать снимки. Заинтересованный представитель РЭУ оставил свой пост в коридоре и тоже подошел ближе. Теперь весь его вид говорил: «Я всегда рад помочь советской милиции вывести поганого преступника на чистую воду».
– Цветные фотоснимки, – продолжил диктовку Волин, – в количестве… раз, два… ого… восемнадцати штук, сделанные при помощи фотоаппарата «Полароид». На снимках изображены обнаженные и полуобнаженные девушки… – Волин перебирал карточки. Фотографировали в квартире Баева. Точнее, в этой самой спальне и на этой самой кровати. В роли фотографа скорее всего выступал сам хозяин. Все интереснее и интереснее. -…В возрасте от… примерно от двадцати до тридцати лет. Фотографии выполнены в кустарных условиях при бытовом освещении с использованием вспышки. Оп-па! Последнее восклицание вырвалось у Волина непроизвольно, когда понятой не без интереса сдвинул одну из карточек. На открывшемся снимке была изображена девушка лет восемнадцати, брюнетка. Анастасия Сергеевна Пашина. Собственной персоной. Вторая жертва.
– Позвольте-ка. Волин повернулся и, не слишком вежливо потеснив понятых, принялся перебирать фотографии. Одну за другой. Брал и откладывал в сторону. Снимка Ладожской не было. Как не было снимка и третьей жертвы. Впрочем, это ничего не значило. Мог существовать и второй пакет. Или, скажем, Ладожская, в отличие от остальных, отказалась фотографироваться. Надо проконсультироваться с психиатром. Можно ли расценивать увлечение подобными фотографиями как показатель психических отклонений? Волин пошлепал карточкой Пашиной по ладони, повернулся к сержанту:
– Берите понятых и осмотрите третью комнату и кухню.
– Так точно, – козырнул тот и, зардевшись, даже не приказал, а попросил пару: – Пойдемте, пожалуйста.
– А как же фотографии? – с сомнением и большим сожалением спросил понятой, кивая на рассыпанные по одеялу снимки. – Придется же, наверное, опознавать… гхэ… этих девушек? Или как?
– Порнография, – оценила презрительно понятая и, злобно зыркнув на мужа, добавила: – Иди уже, козел старый. Тебе еще на этих девок заглядываться. Постеснялся бы. Сержант стушевался, переводя взгляд с мужчины на женщину.
– Сержант!
– Слушаю, товарищ следователь, – отозвался тот.
– Посмелее, посмелее, – понизив голос, ободряюще кивнул Волин. – Не тушуйся, парень.
– Так точно, – сержант кашлянул. – Товарищи понятые, попрошу прекратить базар и следовать за мной. Волин едва заметно улыбнулся. Ничего, пообтешется со временем.
– Аркадий Николаевич, – послышалось от двери.
– Заходи, Саша, – отозвался Волин. – Я здесь. Оперативник заглянул в комнату.
– Докладываю, участкового в травмпункт отвез. Камикадзе этого нетрезвого медикам сдал. Запрос насчет дачи-деревни отправил, но готов будет не раньше завтрашнего утра. Там в какие-то реестры надо лезть. Муть, короче, сплошная. Позвонил в прокуратуру, Левка еще не возвращался, но я передал все, как вы сказали. А у вас что? Что-нибудь интересненькое нашли?
– Да есть кое-что, – кивнул Волин. – Подойди, полюбуйся. Наш стоматолог, оказывается, тот еще пострел. Саша протопал через комнату, оставляя на ковровом покрытии грязные следы. Остановился у кровати, оценил одним взглядом количество фотографий, кивнул одобрительно:
– Силен дядя. Для стоматолога, я имею в виду. – Взял одну карточку, покрутил в руках. – А ничего себе девица. У этого Баева со вкусом все в порядке. Саша взял вторую карточку, затем третью, внезапно лицо его вытянулось.
– Что? – заинтересовался Волин. – Знакомую увидел?
– А? – Оперативник взглянул на него, затем принужденно рассмеялся. – Да нет, показалось, что на одноклассницу похожа. Но эта, пожалуй, помладше будет. Да и замужем моя одноклассница. Все у них с мужем вроде в порядке. Чего бы ей на сторону-то бегать?
– Да? – Волин взял из рук оперативника карточку, посмотрел. Симпатичная девушка, лет двадцати пяти, хрупкая, но не худая. Стоит на цыпочках у окна, вполоборота, вытянувшись в струну, забросив руки за голову. Кажется, еще секунда – оторвется от земли, взлетит. И, в отличие хотя бы от той же Пашиной, видно, что эту девушку нагота вовсе не смущает. Она осознает красоту своего тела, потому и смотрится не пошло, достойно. К лицу ей нагота. Хорошая фотография. Трогательная, беззащитная. Нет, прав Саша. Есть у Баева вкус к женщинам. – Знаешь, Саша, а ты все-таки поинтересуйся у этой своей одноклассницы, не посещала ли она институт стоматологии. Риск все-таки немалый. Одному господу известно, что этому психопату взбредет в голову завтра. Глядишь, останется муж этой дамочки безутешным вдовцом. Так что не поленись, спроси.
– Хорошо, Аркадий Николаевич, – кивнул оперативник. – Спрошу.
– Нет, не «спрошу», а обязательно спроси.
– Обязательно спрошу.
– Молодец.
– Товарищ следователь, – в спальню заглянул пионеристый сержант.
– Нашли что-нибудь?
– Пойдемте, посмотрите сами. Соседняя комната, судя по всему, служила Баеву кабинетом. Обитые деревянными панелями стены, пол, затянутый ковром. Посредине – зубоврачебное кресло и софит на высокой треноге. У стены сервировочный столик на колесиках и обшарпанный медицинский шкаф. На стальных, застеленных марлей полках выстроились какие-то пузыречки, флакончики, аккуратно разложены стоматологические инструменты. Увидев все это богатство, Саша неожиданно побледнел и поежился.
– Ты что, Саш? – удивленно поинтересовался Волин.
– Вот не люблю я этого, – пробормотал оперативник. – Знаете, Аркадий Николаевич, что страшнее зубной боли?
– Нет. И что же?
– Врач-стоматолог. Волин хмыкнул. По их-то версии выходит, что врач-стоматолог – причем конкретный врач, Баев, – страшнее не только зубной боли. Понятые топтались в сторонке, а сержант стоял посреди комнаты с видом Колумба, осознавшего вдруг, что довелось ему ненароком открыть самую индустриально развитую страну.
