Николай Зорин - Ловушка памяти
Господи, как же я была не права! Месяца через три дядя Толя раскрыл мне тайну, сам, по собственной инициативе. Почему ждал так долго, не знаю, может быть, хотел увериться в моей надежности.
Я, как обычно, прошла на кухню, и мы стали пить чай. И вдруг дядя Толя объявил:
– Все, Диночка, с сегодняшнего дня никакого гипноза.
Выдал фразу и замолчал. Как сейчас помню: сидит, пялится в окно, жует губами, словно хочет распробовать что-то вкусное, но у него насморк, и потому не получается, и молчит. Убил наповал и отступил, даже не удосуживается никаких объяснений дать. А мне-то что теперь делать? Без того, к чему я уже успела привыкнуть, без его глубокого-глубокого, как пропасть, кресла, без своих глубоких-глубоких, как бездна, снов, без наших с ним разговоров, которые отчасти смогли заменить…
– Почему? – Я резко вскочила, чашка моя опрокинулась набок, покатилась, расплескивая чай, докатилась до края стола, упала на пол и разбилась на множество осколков. – Почему? – закричала я и топнула – один осколок глубоко впился в ногу, но я не обратила на это внимания и снова топнула. – Почему, почему, почему? – Под ногой образовалась лужица крови, но боли я так и не почувствовала и все била и била ногой, как заводная лошадка, у которой испортился механизм, и потому остановить ее никак не удается.
– Дина! – Дядя Толя наконец соизволил повернуться ко мне. – Дина, прекрати! – Он поднялся с табуретки, подошел, присел на корточки, поставил мою бешеную ногу себе на колено. – Что ты делаешь, дурочка? Вон как глубоко вошел осколок.
– Почему больше не будет гипноза? – Я потянула ногу к себе, но он не выпустил.
– Я все тебе объясню, но сначала успокойся. Пока ты в таком состоянии, разговаривать невозможно. Сядь!
Он усадил меня, стянул носок, ловко вытащил осколок, залил рану какой-то белой жидкостью, залепил пластырем.
– «Вот и вылечил он их, Лимпопо!» – продекламировал дядя Толя и поцеловал меня в коленку. – Сумасшедшая девочка! Ну чего ты так взбеленилась? Вон и чашку разбила, а ведь это была твоя чашка.
– Если вы больше не хотите со мной заниматься, какая разница? – Я заплакала. – Если я больше сюда не приду… если мы больше… – Я со всего размаху плюхнулась лицом на стол. – Все равно, все равно, все равно! – Теперь рука моя как заводная билась о стол.
– Успокойся, Дина! Немедленно успокойся! – Дядя Толя накапал в рюмку валерьянки, заставил выпить – все совершенно спокойно. И его спокойствие особенно выводило меня из себя. – Вот так, умница. Ладно, посиди пока, я сейчас приду. – Он чему-то усмехнулся и вышел из кухни.
Куда он пошел, черт возьми? Да ясно куда: звонить папе, чтобы приехал и забрал свою сумасшедшую дочь, которая устроила истерику точно так же, как всегда устраивала ее сумасшедшая мать. Но почему, почему, почему он не хочет больше со мной заниматься? Я ему надоела? Но он ведь ко мне относился, как… может быть, я и правда его дочь… Наверное, Димка наплел что-то папе, а тот поговорил с дядей Толей, и они решили все отменить. Какая же сволочь Димка! Всегда он вмешивался в мою жизнь, всегда ее портил! Вот приду домой и убью его!
Дядя Толя вернулся на кухню. В одной руке он держал веник, в другой почему-то магнитофон.
– А он зачем? – ткнула я пальцем в магнитофон. – Мы будем слушать музыку?
– Нет, не музыку. – Дядя Толя поставил магнитофон на холодильник. – Мы будем слушать нечто совершенно другое. Думаю, тебе понравится то, что мы будем слушать, но сначала… Требуется небольшое предисловие. И маленькая артподготовка.
– Какая еще артподготовка? – Я хмуро на него посмотрела, покачивая ногой с пластырем на пятке – носок лежал у меня в кармане джинсов, и ноге было холодно. – Вы позвонили папе?
– Папе? Нет. Зачем бы мне ему звонить?
– Я подумала…
– Он нам здесь совсем ни к чему, твой папа. – Дядя Толя мне подмигнул, нагнулся, чтобы подмести осколки, выбросил их в ведро, поставил веник в угол. – Налить тебе еще чаю?
– Так ведь чашка разбилась, – тоже подмигнула ему я. – Разбилась чашка-то.
– Разбилась. Можно даже посчитать это символом. Не знаю вот только, хорошим или плохим. Но будем считать, что хорошим. А чашек, – он повернулся, открыл шкаф, – у меня еще много. Посмотри, тебе какая больше нравится?
Я подошла, прихрамывая, к шкафу, на полке стояло штук десять самых разнообразных чашек, но все они были совершенно обыкновенные.
– Можно вон эту, с ромашками? – равнодушно ткнула я в одну из них.
Он налил мне чаю – вода успела остыть, и чай был еле теплый, я такой не люблю, в нем сахар плохо растворяется, на дне остается сиропный осадок. Но пришлось пить – не хотелось понапрасну нервировать дядю Толю, и так я тут устроила черт знает что.
– Ну ты как? Успокоилась? Или, может, еще валерьянки накапать?
– Не надо, все в порядке. – Я независимо шмыгнула носом. – Совершенно успокоилась и готова выслушать, почему больше не будет гипноза и зачем нам магнитофон.
– Умница! Ты верно связала магнитофон и отмену наших сеансов. Одно с другим действительно связано. Гипноза больше не будет, но будет нечто принципиально иное. – Дядя Толя немного помолчал. – Я о тебе узнал все, что было не так-то просто: ты очень цеплялась за свою тайну, ни за что не хотела ее выдавать. А о том, что тайна у тебя имеется, я понял сразу.
– Тайна? – Я ужасно испугалась. – У меня нет никакой тайны.
– Есть, Диночка, есть. Теперь о ней узнал еще и я. Теперь ведь нас трое, да? Или, кроме меня и твоего брата, ее еще кто-то знает? Отец? Нет?
– Папа не знает. И… я не понимаю! Что я вам рассказала под гипнозом?
– Все.
– Неправда! То есть… Не знаю, что я вам рассказала, но все равно – неправда!
– Правда, Диночка, правда. Хотя все зависит от того, что именно считать правдой. Правду ведь всегда можно перевернуть, да? – Он меня обнял одной рукой, наклонился к самому уху. – Я теперь о тебе знаю все, абсолютно все. И то, что больше всего на свете ты боишься несчастных случаев, но любишь играть в смерть, упиваться ею, жить в смерти. Тебе нравилось разговаривать с мамой, и с Юлей ты подружилась только для того, чтобы говорить с ней о смерти.
– Неправда! Я Юлю любила! Мне нравилось играть с ней в мяч, мне нравилось просто с ней быть, она меня понимала!
– Ну, ну, ну… – Он похлопал меня по спине. – Что могла понимать больная девочка?
– Она все понимала! Побольше многих!
– Юля была удобной жертвой для твоих разговоров, только и всего. Ее проще всех было приручить. Ты хотела взлелеять в ней любовь к смерти, но не успела. Да у тебя все равно бы ничего не получилось – Юля для такого совершенно не годится. Видишь, – улыбнулся дядя Толя печально, – я в самом деле все знаю, даже больше в чем-то, чем ты сама. А с мамой у тебя… Ты очень любила маму, и она тебя очень любила, и потому…
– Нет! Все было не так! Все было совсем не так! Это и в самом деле был несчастный случай! Димка…
– Ты хочешь сказать, что Дима тут ни при чем? Не надо, Диночка, переворачивать правду. Еще раз повторяю: я знаю все, – жестко проговорил он.
– И что теперь?
Зачем спрашивать? Ясно и так: он все расскажет, всем все расскажет, и отцу, и милиции, а значит, Димку посадят в тюрьму, и Димка в тюрьме умрет. А может, отец этого и хотел, – узнать правду, потому и отправил меня к дяде Толе, чтобы он ее вызнал.
– А сама-то ты как думаешь?
– Вы уже вызвали милицию?
– Милицию? – кажется, он удивился. – Зачем?
– Не притворяйтесь! Вы вызвали милицию, Димку, наверное, уже увезли.
– Димку?
– Но тогда вот что: ведите в милицию и меня, пусть меня тоже посадят в тюрьму, вместе с Димкой. Нет, не так! Я скажу, что убила их я, пусть меня одну посадят, а Димку выпустят. Потому что он ведь из-за меня, из-за меня…
– Не надо, Диночка, к чему идти на такие жертвы? – Он погладил меня по волосам. – Глупая моя девочка, сумасшедшая моя девочка… Как же ты похожа на свою маму, просто оторопь иногда берет!
– В смысле, я такая же сумасшедшая, вы хотите сказать?
– Прекрасная сумасшедшая! Самая интересная, самая умная, самая разумная из всех известных мне интересных-умных-разумных безумцев. – Он поцеловал меня в макушку. – Неужели ты подумала, что я могу выдать твою тайну, да еще и в милицию позвонить?
– А вы разве…
– Нет, конечно, нет! К чему нам милиция? Мы ведь сами справимся, со всеми нашими проблемами разберемся.
– Нет никаких проблем! Был обычный несчастный случай!
– Конечно, несчастный случай, ситуация, вышедшая из-под контроля. Но теперь я стану контролировать все ситуации, и больше никаких непредвиденных случаев не будет. Только ты должна мне полностью довериться, хорошо? Что ты думаешь по этому поводу?
– Я думаю…. я думаю, что я ваша дочь, – вдруг ни с того ни с сего брякнула я.
– Дочь? – Дядя Толя наморщил лоб. – В каком смысле?
