Николай Зорин - Ловушка памяти
Обзор книги Николай Зорин - Ловушка памяти
Надежда и Николай Зорины
Ловушка памяти
© Зорина Н., Зорин Н., 2017
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017
Пролог
Я еще долго буду кричать. Так же страшно кричать, как сейчас кричит эта женщина на улице. Целый год кричать, душа ведь не лечится. Я боялась услышать его слова, а услышала крик. Я так боялась, я не знала, не думала… даже предположить не могла…
Меня праздник сбил с толку, совершенно незапланированный праздник, устроенный вдруг мужем. Мы никогда не отмечали годовщины нашей свадьбы, отсчет совместного житья-бытья вели со дня знакомства. И это считалось единственно правильным, мы даже и не обговаривали это специально, само собой разумелось. В самом деле, не вести же отсчет счастья от штампа в паспорте? Я и дату-то точно не помнила – то ли семнадцатого, то ли восемнадцатого.
Вот и сегодня я совершенно не думала, что у нас с Максом праздник. Пришла домой и удивилась, с чего он так вырядился: в костюме, при галстуке? Мой муж никогда костюмов не носил, только однажды, на свадьбу, и надел. Я ужасно удивилась, растерялась, а он, вместо того чтобы объясниться, сунул мне в руки целлофановый пакет с фирменным знаком магазина для невест и женихов «Валентин» и подтолкнул к двери спальни.
В пакете оказалось красное вечернее платье с открытой спиной (я таких не ношу) и туфли-лодочки на высоченных шпильках (я в таких не хожу). Я спросила, для чего весь этот маскарад, а он ответил, что у нас ведь праздник и странно, что я о нем забыла.
Праздник… Да никогда в жизни не праздновали мы дни свадьбы!
В красный наряд мне пришлось облачиться. В большой комнате – она же гостиная, приемная, зал для танцев – был накрыт стол. Может, это меня окончательно сбило и я не смогла понять… Предчувствий не было! Было больно и страшно, потому что я подумала: это наш последний совместный ужин, именно сегодня Макс мне скажет… А ведь я уже начинала надеяться… ведь я уже почти смогла себя обмануть…
Зачем он мне платье купил, такое ужасное – чужое, красное? Зачем обрядился в костюм? Затем, чтоб сказать. Вот о чем я подумала. А еще я подумала: эта женщина в красном – чужая, не я, этот мужчина в костюме – почти не мой муж. Может быть, он для того и придумал маскарад – чужой женщине будет проще сказать? Но… В красном наряде мне будет труднее услышать…
Он разлил вино по бокалам – не наше, чужое вино, мы никогда не пили «Божоле». Чуть наклонился ко мне.
– Наташа!
Он никогда не называл меня Наташей. В нашей жизни Наташе просто не было места. Были Таха, Татуха, Татович – Макс всегда относился ко мне чуть-чуть иронически и уж очень по-свойски.
Впрочем, в ужасном новом платье я – уже и не я. Чужая женщина в красном, вероятно, и есть Наташа.
– Наташа, я должен тебе сказать…
Я не знала, не знала, что он хочет сказать! Разве я могла это знать? Я подумала: сейчас он скажет, что это наш последний совместный ужин – прощальный ужин. Скажет, и все будет кончено. И я тогда, наверное, умру. Не сразу, конечно, – умирать буду долго.
– Наташа…
Как же все неожиданно!
Весь последний год я ждала, что он скажет, а теперь вот подумала – как же неожиданно.
Но ведь весь этот год я надеялась, что он не скажет. Обманывала себя и почти обманула. Больше надеяться не на что. А может, я сейчас ошибаюсь, и красно-костюмный маскарад не к тому?
– Наташенька…
Подожди, подожди! Я еще не готова! Я так не могу. Я почти подготовилась, но пока не могу. Чуть-чуть подожди, минутку мне дай…
Да он и сам не торопится. Не может сказать? Да, сказать трудно. Обнял ножку бокала рукой и никак не соберется с силами.
Поднялся. Неужели так проще? Момент торжественный – объявление приговора нашей жизни. Я тоже зачем-то встала. Душное красное платье, и туфли жмут… Пусть сначала поздравит с днем свадьбы, раз уж решил объявить свой приговор в этот день.
– Наташа, я нас поздравляю. Девять лет мы прожили вместе…
Не девять, а восемь, последний год не в счет. Мы его прожили врозь, хоть и усиленно делали вид, что ничего не происходит: я ни о чем не спрашивала, потому что боялась услышать то, что сегодня он решил мне наконец сказать, а Макс, вероятно, боялся сказать…
Он и сейчас боится.
– Мы счастливо прожили девять лет, но… Наташенька!
Душа – это тоже орган человеческого тела. Такой же, как сердце, желудок и печень. Только душа не лечится. Я умру через год или чуть раньше. От рака души, в ужасных мучениях. Мои дети, которых я так и не смогла доносить и родить, умерли легче.
Плачет? Он плачет? Максим! Бедный мой, бедный! Я его отпущу. И смертный грех его отпущу, только пусть он не плачет.
– Наташенька, милая! Прости меня… У меня просто нет выхода. Я не могу, не могу… Выхода нет.
Да, выхода нет. Он скажет сейчас, и я…
– И потому…
Не сказал, не решился. Вернее, недосказал. Пока. Поставил бокал на стол и вышел из комнаты. Наверняка – сил набираться.
Выхода нет. Да, выхода нет. Сейчас он вернется и доскажет.
Я думала только об этом. О нашем прощании я думала. И не было у меня никаких предчувствий.
Даже когда грохнуло в спальне окно, я ничего не почувствовала. Вяло подумала: ему тоже душно. Плохо, душно и больно. И еще подумала: а может, я и больше года протяну – умирание растянется на срок больше года. Наверное, он станет меня навещать, когда мы расстанемся. Не часто, раз в месяц, как навещают могилу на кладбище. И прощения просить, как просят прощения у мертвых. Заживо мертвой я буду жить год. Или больше.
И тут я услышала крик. Страшный женский крик. И подумала, что это я кричу. И долго так думала, пока не поняла, что звук доносился с улицы, что не я, а какая-то чужая женщина кричит. А следом за криком я услышала удар, стук – тревожный стук. Так, наверное, стукнулось бы о землю тело, выпавшее из окна.
О чем кричит та женщина?
Я буду так же кричать, весь год кричать.
Максим сейчас вернется и скажет…
Максим!
Я наконец поняла и бросилась в спальню. Окно было распахнуто. Максима в комнате не было.
Глава 1
Наталья
Похороны я прожила под надзором. Меня сестра опекала. Она и дальше собиралась меня опекать, да вот незадача – на следующий день у нее случились преждевременные роды. А может, я путаю, и это было не на следующий день? Я все время сбиваюсь: что-то случилось со временем. Нет, не так! С самим временем ничего не случилось, это у меня с ним произошел разлад. Все из-за анальгетиков. Анальгетиками я называю… чтобы как-то оправдаться… перед кем-то… перед собой (перед кем же еще?), ведь сестра в больнице и опекать меня больше некому… В общем, то, что сейчас делаю, я называю: принимать анальгетики. Для души анальгетики. Ведь рак души приступил уже к своей страшной работе, так что… Мне ничего другого и не остается! Раковых больных, когда понимают, что лечить их дальше бессмысленно, всегда сажают на анальгетики. Вот и я себя на них посадила, поскольку… Ну да, душа ведь не лечится.
На самом деле я попросту пью. Пью все подряд – что предлагают, то и заказываю. Перехожу из бара в бар и пью, пью… Кажется, уже шестой день. Впрочем, со временем у меня полный разлад: может, и не шестой.
Марину, наверное, уже выписали из больницы. Надо бы хоть на пару часов прекратить хлестать водку и прочее – что мне там подают? – и съездить навестить сестру. Узнать, как она и… и… И ну да, что с ребенком.
Я не смогу прекратить. И лучше пусть не смогу. Потому что, если я прекращу… Потому что о ребенке я думать не могу. Об этом ребенке не могу! И если я прекра… и если о ребенке буду… и если я ее навещу…
Я навещу ее только затем, чтобы убить.
А ребенок, наверное, умер.
Больше всего в жизни я хотела ребенка. И Макс больше всего в жизни хотел ребенка. Из-за этого все и вышло. То есть не из-за того, что мы хотели ребенка, а из-за того, что его у нас не получилось. Я три раза была беременной и – ничего. Последний раз год назад. Тогда-то тема и была окончательно закрыта, нам сказали, что ребенка у нас не будет никогда.
Кажется, я кому-то об этом только что рассказывала. Не помню. Хотя да, точно рассказывала. Женщине. Она за соседним столиком оказалась и тоже, как и я, была одна, ну я ее и пригласила к себе пересесть. И о ребенке рассказывала. Я вообще сейчас довольно много общаюсь – в барах, все рассказываю и рассказываю о себе. Даже странно, ведь вообще-то я совсем не общительная.
Бокал опустел. Надо бы заказать чего-нибудь. Только никто ко мне не подходит. Самой, что ли, к стойке сходить?
Попробовала встать – не получается. В прошлый раз – я не помню, когда это было, но думаю, что вчера, – меня охранник унес на руках и в такси посадил. Мы даже поцеловались с ним на прощание. А теперь никто не подходит даже водки налить.
– Эй, человек!
Ужасно тянет выкинуть что-нибудь эдакое. На столе станцевать, что ли, потрясая юбками? Правда, юбкой моей не очень-то потрясешь, потому что на мне брюки. Или я вчера переоделась? Нет, точно штаны. Это у меня такой костюм есть, светло-серый, довольно приличный (во всяком случае, до загула он был приличным) – свободные брюки и пиджак: и деловой, и не стесняющий движений. Спортивно-деловой, если можно так выразиться.
