Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер
В половине десятого ужин у Трабо был в полном разгаре, и я подумал: те, что сидят сейчас здесь за круглым столом, в общей сложности стоят от трех до пяти миллиардов долларов. И еще я подумал, что все мужчины были намного старше своих жен и что Анжела была необычайно хороша. И наконец я подумал, что эта компания старых друзей, этот тесный круг приятелей, судя по тому, что мне пока удалось узнать из бесед, друг другу не доверяли, друг друга боялись и следили за каждым жестом, за каждым изменением выражения лица друг друга. Мне стало ясно, что в этом блестящем обществе каждый был твердо убежден — кто-то из них приказал уничтожить банкира Герберта Хельмана.
Следующим блюдом были запеченные лангусты.
4
Мы с Анжелой приехали к Трабо на полчаса раньше, об этом просила Паскаль. («Чтобы мы могли хоть немного поболтать, прежде чем соберется вся эта шайка»), Трабо жили в просторном особняке в квартале «Эден», что в восточной части города. Белый фасад скрывался за деревьями огромного парка; как я узнал, особняк был выстроен пятнадцать лет назад. С большой террасы было видно море, а комнаты были очень просторные и прохладные — благодаря кондиционерам. Кое-где гобелены покрывали всю стену от пола до потолка. Дом был обставлен современной дорогой мебелью. Во всех комнатах на полу лежали огромные ковры, большей частью светлых тонов. Дом производил впечатление обжитого, здесь сразу чувствуешь себя уютно. Разумеется, не было и намека на беспорядок или неопрятность, но все же какие-то вещи были разбросаны — там лежала газета, там книжка или трубка, да еще и кэрн-терьер с длинной лохматой шерстью бегал по всем комнатам. Когда мы приехали, Паскаль Трабо и Анжела обнялись и расцеловали друг друга в щеки. Паскаль оказалась очень изящной и красивой женщиной с чувственным, сексапильным лицом. Она любила посмеяться и хохотала по всякому поводу.
— Мсье Лукас, мы с Анжелой в самом деле подружки. Некоторые даже считают нас сестрами. — Паскаль тоже была рыжая. Ее супруг, уже под семьдесят (в то время как ей было никак не больше сорока), выглядел спортивным, энергичным и моложе своих лет. Он был высок ростом, широк в плечах и мускулист; лицо его было шоколадным от загара, а черные волосы гладко зачесаны назад. Мы выпили немного вина на террасе, и все закурили, кроме меня. Ведь я решил сохранить свое здоровье как можно дольше — для Анжелы, которая держалась так непринужденно и естественно, так скромно и в то же время с достоинством, как никогда не удавалось держаться моей жене, вдруг подумалось мне. Карин, куда бы мы ни пришли, всегда начинала хвастаться. Я постарался побыстрее отогнать эти мысли. Сделать это было легче легкого, потому что в эту минуту ко мне обратилась Паскаль:
— Вы не слушаете меня, мсье Лукас?
— Извините…
— Я сказала, что вы очень симпатичный. Вы с Анжелой просто идеальная пара. И вы влюблены в нее, это видно с первого взгляда.
— Да, — согласился я. — Я очень влюблен.
— Ну что ж, — сказала Паскаль, — подождите немного. Проявите терпение. Анжела обязательно тоже в вас влюбится. У меня такое чувство, что это уже произошло.
— Паскаль, что ты, в самом деле…
— Да, дорогая моя, по тебе это видно так же, как по нему. О, как я бы обрадовалась… Не вечно же тебе бродить по жизни одной!
— Мадам, — сказал я, — я вам чрезвычайно благодарен. Если вы захотите стать моей союзницей, я выполню любое ваше желание, если только это будет в пределах моих возможностей.
— Вы совсем обезумели! — воскликнула Паскаль. — «Выполню любое желание!» Ни один гость еще не дарил мне такого букета, как вы! — Я заранее попросил Пьера из «Флореаля» прислать мне роскошный букет, и потом взял его с собой из отеля. Теперь он стоял в гостиной возле камина, над которым висел портрет Паскаль, написанный Анжелой. На портрете была изображена лишь ее голова, прикрытая тонкой вуалью. Мне портрет показался очень удачным.
— И смокинг у вас такой элегантный, — продолжала разглядывать меня Паскаль.
— Его выбирала Анжела, — польщено заметил я.
Мне и в самом деле очень нравился этот смокинг, он был такой легкий и к тому же прекрасно сидел на мне. На Трабо был темный костюм.
— Видно, что выбирала с любовью, — не унималась Паскаль.
— Ну, хватит уже, Паскаль, — одернул ее супруг. — Бедняжка Анжела не знает, куда девать глаза от смущения.
— Конечно, не знает, — тут же нашлась Паскаль. — Потому что тоже влюбилась. Помолчи, Анжела, я женщина, и я вижу тебя насквозь. Примите мои поздравления, мсье Лукас! Тихо, Нафтали!
Терьер залаял. Ему хотелось, чтобы его погладили. Паскаль наклонилась и потрепала его по головке. Она любила своего пса, это тоже было видно.
— Как вы его назвали?
— Нафтали, — ответила она. — Нафтали, сын Израиля. Видите ли, израильтяне, родившиеся у себя в стране, называются сабрами. А сабра — это плод фикуса — снаружи жесткий, грубый и весь в колючках, а внутри мягкий и сладкий. Так и молодые сабры: снаружи жесткие, грубые и колючие, а душа у них чувствительная, чуть ли не сентиментальная. Таков и наш Нафтали — строптивый и бешеный, часто невыносимый, но какой верный, преданный и ласковый на самом деле. Да, мой хороший, да, ты мой любимый…
— Вы пытаетесь выяснить, как погиб Хельман, — сказал Трабо и, держа бокал в руке, направился вместе со мной на террасу.
— Да, в этом состоит моя задача.
— Легкой ее не назовешь.
— Как вы думаете, что это было? Несчастный случай? Самоубийство? Убийство?
— Не самоубийство, — спокойно сказал Трабо. — Не такой это был человек, чтобы наложить на себя руки. Это я сказал и налоговому сыщику — как его зовут? — да, Кеслеру. «Странно, — подумал я, — об этом Кеслер ни слова не сказал. А почему?»
— Несчастный случай вы исключаете. Значит, убийство? — уточнил я.
— Значит, убийство, — так же спокойно ответил Трабо. — И, предупреждая ваш следующий вопрос, сразу отвечу: это мог сделать любой из нас, любой из тех людей, с которыми вы познакомитесь сегодня вечером. Конечно, я не хочу сказать — убил своими руками. Для этого есть профессионалы — киллеры. Даже Бинерт и Симон, которые были на яхте, теоретически могли это сделать. Они тоже имели дела с Хельманом. Правда, в этом случае, профессионал дал маху: в его задачу входило, конечно, взорвать одного Хельмана.
— Хельмана и экипаж яхты.
— Ну, и этих бедняг тоже, конечно, — согласился Трабо. — То, что я сказал о Бинерте и Симоне — это, разумеется, чисто умозрительное теоретизирование. Но все другие — то есть, мы — уж конечно подпадаем под подозрение!
— Да, — заторопился я и быстро вынул из кармана свою визитную карточку и шариковую ручку. — Не напишете ли мне имена ваших гостей? Я не знаю, как они пишутся, а спросить у них самих неудобно.
— Охотно. — Он положил карточку на парапет террасы и написал. Карточку и ручку я тут же спрятал в карман.
— Все эти люди, — сказал Трабо, — состояли в деловых отношениях с Хельманом. — Это тоже было новостью для меня. Разве Кеслер этого не знал? Очевидно, не знал. — В деловых отношениях весьма секретного свойства, — естественно из-за налогов и из-за валютных законов. Но все они поголовно имели дела с банком Хельмана. В том числе и я, мсье Лукас. Зачем мне лгать? У меня тоже могла бы быть на то причина. Как и у всех. Так что вам будет трудно. Теперь банком, очевидно, будет командовать Бриллиантовая Хильда, как только придет в себя. Бог знает, что она наворочает! Надеюсь, однако, что она поручит управление делами банка этому молодому красавчику Зеебергу. С этим человеком можно иметь дело. Давайте все же вернемся к дамам.
— Ну вот, — сказала Паскаль, — теперь я хочу еще показать мсье Лукасу наш дом. Мы очень счастливы, что живем здесь. Все построено по нашим планам — точно так же, как наша яхта: она тоже построена по планам Клода… Я похищаю у тебя мсье Лукаса, Анжела, дорогая, ты разрешишь? Выдержишь без него десять минут?
— Паскаль, прошу тебя! — сказал ее супруг.
Она засмеялась.
— Да ты только посмотри на Анжелу! Видела я за жизнь влюбленные пары… — Она повела меня по дому. Здесь тоже во всем чувствовалось богатство, но по-другому, чем в доме Хильды Хельман, совершенно иначе. Под конец мы оказались в огромном подвале. Там стояли стиральные машины и гладильные доски.
— Часто я сама стираю и глажу рубашки и белье моего мужа, — сказала Паскаль. — Рядом — комната для шитья. Я сама подправляю мелочи в своих платьях. — На ней было платье от Пуччи в сине-зелено-оранжевых тонах, переходящих друг в друга. Оно состояло как бы из двух частей: верхней, державшейся на бретельках вокруг шеи, и нижней — юбки с глубокими разрезами. Туалет дополняли очень дорогие изумруды. По сравнению с ними драгоценности Анжелы выглядели не менее красивыми, но куда более скромными.
