Андрей Анисимов - Подарок дьявола
Писем со словами благодарности от своих бывших жертв Алексей Петрович Дерябин больше не получал никогда.
Подмосковье. 2000 год. Март
Вагон электрички покачивало на рельсах. Перестук колес нагонял сон, но Семен Григорьевич не спал. Он вбирал в себя Россию. Вбирал, как вбирают воздух, перед тем как нырнуть в морские глубины. За окном до боли знакомая, нищая, бестолковая, но родная земля. Сотов смотрел на кирпичные терема новых богачей, как шампиньоны возросшие из навоза окружавших их развалюх, и страдал сердцем. Как жутко родиться в стране, где нищету порождает не скудность природы, не климат и не отсутствие образованных талантливых людей, а бескультурье, лець и дикость. Только при полном отсутствии самолюбия сейчас, в двадцть первом веке» рядом со столичным мегаполисом можно обходиться без приличных дорог, воды и теплого сортира. И что самое страшное, считать такое существование нормальным. Но русскому человеку не любить Россию невозможно. Сотов ощущал эту любовь, злился на себя, однако ничего не мог поделать: жить в России он не хотел, а забыть ее не мог.
Семен Григорьевич достал мобильный телефон и позвонил Алексу. Отгуляв смешную студенческую свадьбу, Марина наутро заболела. Наверное, простудилась в своем воздушном наряде феи. У нее поднялась температура, и молодой супруг от поездки в столицу отказался. Он вызвал в свои апартаменты доктора, а в Москву вместо себя послал Сотова. Семен Григорьевич прямо из аэропорта направился на Казанский вокзал.
– Как там твоя красавица, Сашка?
– Воспаления легких, слава богу, не наши. Бронхит и сопли. Дня через три оклемается, – ответил Слободски. И Сотов услышал за легкой бравадой молодожена радость счастливого обладателя сокровища.
– Передавай женушке привет. И ее матушке тоже, очень симпатичная женщина.
– Передам, обеим передам. Я заметил, как ты, дядя Семен, поглядывал на мою тещу.
Семен Григорьевич хмыкнул, убрал телефон в карман и вошел в тамбур. За ним потянулись еще двое-трое пассажиров. Москвичей, желающих посетить славный районный центр, в будни набралось немного.
На перроне Новомытлинского вокзала две бабки торговали семечками и спал пьяный. Несмотря на нулевую температуру, он уютно посапывал, подложив под щеку кепчонку и, похоже, совсем не мерз в одном пиджачке. Семен Григорьевич не спеша спустился с платформы и огляделся. На привокзальной площади стоял крашенный некогда серебрянкой памятник Ленину и указывал рукой на храм. Под рекламным плакатом мобильных телефонов в огромной луже растопырил двери единственный автобус. Большинство прибывших пассажиров уселось в него, На ветровом стекле автобуса имелась табличка: «Станция – Центр – Митягино». Общественный транспорт выглядел сильно потрепанным, с трещинами в оконных стеклах. Сотов представил, как он будет дребезжать на выбоинах асфальта, и решил идти пешком.
До храма дошагал за десять минут. Строительные леса вокруг колокольни подгнили ж почернели. Зато табличка, извещавшая, что работы финансирует местная администрация, светилась свежей краской, Семен Григорьевич, с грустью отметив, что реставрация храма, скорее всего, на этом и закончилась, тяжело вздохнул и вышел на центральную площадь. Площадь украшала клумба. Посередине клумбы стоял еще один памятник Владимиру Ильичу и тянул руку в сторону железнодорожной станции. Путешественник понял, что изваяния вождя угнетенного пролетариата указывают друг на друга.
Справа на площади темнело старое кирпичное здание, некогда принадлежавшее купцу Путилову. После переворота большевики устроили в нем районный отдел ЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ-МВД. Все перечисленные учреждения плавно перетекали друг в друга и профиля после демократизации не изменили. Слева от площади расположился местный рынок и кафе. Рынок выглядел пустынным, а кафе, наоборот, оживленно. Семен Григорьевич направился к нему. По рекомендации Алекса перед поездкой он изменил гардероб. Техасская шляпа на его голове уступила место вельветовой кепке, джинсовая куртка на меху превратилась в кожаный пиджак, а роль рубашки играл плотный темно-коричневый свитер под горло. В такой экипировке американский путешественник от местных денди не отличался. Ему предстояло добыть секретную информацию о связях Михаила Чумного с древним родом Слободских. А как известно, разведчик выделяться из массы не должен.
В кафе на пять столиков «культурно отдыхали» – эту формулировку американец не забыл– человек двенадцать мужиков. Прекрасный пол представляла одна сильно подгулявшая неопределенного возраста блондинка. Сотов дал ей навскидку лет пятьдесят. Потом из застольной беседы узнал, что ей тридцать шесть. Свободных столиков не оказалось. Но «разведчик» и не жаждал одиночества. Внимательно оглядев пирующих, он пришел к выводу, что основной контингент пьет пиво, закусывая воблой. Элита добавляет к этому сто граммов водки и порцию сарделек. Сотов решил вступить в элиту.
Хороша Россия-матушка тем, что на предмет выпить и закусить компания найдется всегда. Трое мужиков разного возраста, но с одинаковой краснотой лица и умильностью взгляда, радушно потеснились, освобождая Сотову место. Мужчины быстро познакомились. Новых приятелей путешественника звали Валюхой, Турком и Саньком. Что кроется под словом Турок – имя, фамилия или кличка, Сотов решил не уточнять. Разговор завязался быстро. Семен Григорьевич без труда перевел его в нужное русло. Водку здесь употребляли местного разлива, и тема Новомытлинского водочного завода сама собой привела к пересудам о его владельце. К дискуссии тут же подключились соседние столики. Через десять минут Семен Григорьевич прослушал биографию предпринимателя с пеленок. Узнал он и адрес заводчика. Михаил построил себе дом в пяти километрах от городка, на берегу реки Протки. Но родителей к себе в новый дом не забрал. Где живут старики, все собутыльники знали, но почтового адреса назвать не могли. Странность ситуации заключалась в особенностях менталитета. Собутыльники Сотова воспринимали географию визуально, не затрудняя себя названиями улиц и номерами домов даже в родном городе.
Семен Григорьевич подначил компанию, заявив, будто не верит, что такой богатый и знаменитый человек, как Михаил Федорович Чумной, оставил родителей в трущобе. Обиженные недоверием собутыльники тут же клюнули. Спор был заключен на поллитровку. Проигравший брал на себя обязательство выдать ее натурой или возместить стоимость наличными. Всем столом двинули на улицу. Шли довольно долго. По дороге недоверчивый спорщик не раз произнес фамилию Слободский. Мужики не среагировали. Из чего Сотов сделал вывод, что о корнях рода Слободских тут давно не вспоминают.
Федор Сидорович Чумной с супругой Валентиной Гавриловной обитали в одноэтажном бараке. Барак занимали шесть семей. Воду жильцы брали в колонке, а туалетом пользовались во дворе. На стук дверь никто не отворил, но и не удосужились ее запереть.
– Федорка, ты где? – окликнул Турок. Ответа не последовало. Санек отпихнул Турка и бесцеремонно вломился в барак. Через минуту послышался его громкий призыв:
– Валите сюда! Федорка лыка не вяжет.
Сотов быстро вошел в барак. Жилище родителей заводчика состояло из холодной терраски и малюсенькой грязной комнатушки. На терраске готовили обед при помощи затекшей горелым жиром газовой плиты, хранили кастрюли, банки и другой хозяйственный хлам» Сотов поморщился и шагнул в «покои». Основную площадь комнатушки занимали диван с валиком и двустворчатый фанерный шкаф. Над диваном висели-коврик с русалками и ходики. Отец заводчика спал на диване, издавая прерывистый храп.
– Разбудите его, быстро, – потребовал Сотов. – Пусть сам подтвердит, что он отец Михаила-заводчика.
Турок, Валюха и Санек рьяно принялись за дело. Им удалось посадить спящего, подперев его голову валиком дивана. Федорка глаза открыл, но сказать так ничего и не смог. Сотов достал цифровой фотоаппарат и сделал портрет Федора Чумного в интерьере.
На шум появилась Валентина Гавриловна и тоже была запечатлена. Вручив «проигранную» в споре сотню Саньку, Турку и Валюхе, Семен Григорьевич отправил друзей ее пропивать, а сам повел задушевную беседу с хозяйкой. Как скоро выяснилось, маменька предпринимателя тоже была не прочь приложиться к бутылке. Но супруг с ней не поделился. Сотов полез в сумку, достал оттуда плоскую бутылочку коньяку, включив заодно диктофон, и угостил женщину. За что получил доступ к семейному альбому и под храп хозяина выслушал немало интересного. Дед Михаила, Сидор Степанович, с женой после войны перебрались в Новомытлинск из деревни Хмырево, что в двадцати верстах на север. Деревню немцы спалили, и Сидор устроился дворником при пожарном депо. От депо и получил комнатушку в. бараке.
Жители Хмырева состояли из носителей двух фамилий: Варваркиных и Чумных. Жили они там испокон века.
