Юлия Терехова - Хроника смертельного лета
– Мы зашли с соседкой в квартиру. Вы, наверно, видели, у Ольги холл объединен с кухней в большой зал. Там никого не было, но горел свет.
– Да?
– Да. И запах… Ужасный запах, вернее, вонь. Так воняет, когда в холодильнике что-то протухло.
Зубов кивнул – ну, разумеется! Тело пролежало в квартире почти сутки, а с учетом тридцатиградусной жары – понятно, почему так омерзительно пахло.
– Я позвал ее по имени, мне никто не ответил. Я прошел в спальню. Там я увидел то, что увидел.
– Что же вы увидели?..
Зайдя в квартиру, Михаил невольно прикрыл нос воротом рубашки. Ну и смрад!
– Ольга! – усилием воли преодолевая тошноту, Михаил огляделся по сторонам. Посреди холла валялись ее туфли. Это было необычно – она всегда убирала обувь в специальный шкаф. Чуть дальше, у стола, лежал жакет от ее зеленого костюма – а Ольга никогда не разбрасывала вещи. Что-то щелкнуло под его ногой. Михаил нагнулся и поднял белую пуговицу с перламутровой инкрустацией.
– Ольга! – снова позвал он. – Ты дома?
На столе стояла бутылка Хеннесси, початая на треть, и большой коньячный бокал. Ольга редко пила коньяк – скорее, использовала его как лекарство, когда надо согреться или успокоиться. Он подобрал с пола ее жакет и аккуратно повесил его на стул.
– Я боюсь, – пискнула соседка, – идите дальше сами.
И Михаил прошел в спальню. В спальне свет не горел, а поскольку за окном уже стемнело, он нащупал у двери выключатель и нажал на него…
Ольга лежала на постели. Среди шелковых простыней и множества подушек, зарывшись в них лицом так, что Михаил видел только ее иссиня-черный затылок и узкую спину.
«Не помню у нее белья такого… коричнево-белого», – только и успел подумать Михаил, прежде чем понял, что вся постель залита кровью, и он сам стоит в луже крови, успевшей загустеть так, что подошвы его сандалий липли к полу… Он услышал вздох у себя за спиной. Оглянувшись, он увидел соседку, ловящую ртом воздух и словно в рапидной съемке оседающую по стене и закатывающую глаза. А сам он словно остолбенел и не мог пошевелиться…
– Вас ничего не удивило в квартире, помимо разбросанных вещей? – спросил Зубов.
– Дикий вопрос, – буркнул Михаил, – учитывая, что я там нашел…
– Хорошо, поставим вопрос по-другому, – кивнул Зубов, – что-то необычное – может, вещи не на местах? Может, пропало что-то или что-то появилось?
– Надпись на стене, – содрогаясь, ответил Михаил, – но я не разобрал, что там было написано.
– Там было написано по-французски «Rappelle-toi Cathrine», что означает «Помни Катрин» или…
– Кто такая, черт побери, Катрин? И кто должен о ней помнить? Вы знаете?
– Думаю, что знаю, – кивнул Зубов. – А она когда-нибудь говорила о женщине по имени Катрин? Или Катя? Или Екатерина?
– Не помню, – проговорил Михаил, – клянусь, не помню…
– Если вспомните, позвоните мне, – Зубов черкнул номер на бумажке. – Давайте ваш пропуск…
Наконец пришло заключение экспертов – результат проб, взятых в квартире Ланского после убийства в квартире Ланского, а точнее – со стенок трех ванн и раковин, а также двух поддонов душевых кабинок. Результаты были ожидаемы – следы крови Полины Стрельниковой обнаружили только на стенках общих ванны и раковины. Очевидно, преступник отмывался именно там.
Пришла также давно ожидаемая бумажка по поводу осколков. Действительно, часть осколков оказалась вовсе не муранского, а медицинского стекла, предположительно – остатки ампулы из-под фентанила. Итак, ампулу он раскрошил почти в муку и смыл с себя кровь Полины в общей ванной.
– И что? О чем это говорит? – произнес Глинский. – Ни Ланской, ни Орлов не отправились бы мыться после убийства в ванные комнаты, которые прилегают к спальням. Это же ясно. Там их могли засечь их женщины. Они наверняка пошли бы в общую ванную.
– А может, и засекли, только покрывают, – угрюмо отозвался Зубов. – Но, однако, если они говорят правду, то из мужчин в общей ванной принимали душ Булгаков и Кортес. Причем Булгаков – последний. Удивительно, что пробы вообще что-то показали.
– Так может, потому и показали, что это Булгаков? – ухмыльнулся Глинский.
– Ни фига, – поморщился Зубов, – пробы обнаружили бы следы крови даже спустя неделю. Тем более, при таком ее количестве он должен был весь перемазаться.
– Тогда куда делась испачканная одежда? Мы обыскали весь дом – ее нет! Мы можем предположить, что ее кто-то вынес. Кто? Рыков?
– Даже если предположить, что Рыков вернулся – причем это не укладывается ни в одну схему – то он тоже, уходя, оставил бы кровавые следы. Даже если сам отмылся.
– Ерунда какая-то… – почесал в затылке Зимин, – чтобы не испачкать одежду, убийца должен был…
– Должен был полностью раздеться, – кивнул Зубов. – Именно. Так оно и происходило – либо он пришел в гостиную голым, что сомнительно, либо снял с себя всю одежду уже там. Кстати, в ванной нашли три использованных банных полотенца – с потожировыми следами Кортеса, Булгакова и Кутеповой.
– Это ничего не значит. Убийца мог и не вытираться. Сейчас жарко – он бы высох за пять минут. И Орлов, и Ланской могли вернуться к себе в спальню, взять в прилегающих ванных полотенца и вытереться прямо там.
– Ну да, ну да, – согласился майор, – так-то оно так…
– А что не так? – спросил Глинский.
– Меня смущает одно – как же он не боялся, что в гостиную кто-нибудь заглянет? Это ведь такой риск! Его могли накрыть в любой момент.
– Кто это его мог накрыть, например? – покачал головой Глинский.
– Да кто угодно!
– Ха! Изволь – по порядку! Рыкова нет.
– Не факт, – хмыкнул Зубов.
– Предположим, что факт… Ну, предположим! Итак, Рыкова в квартире нет. Если это убийца подглядывал за Орловым и Астаховой, то он знает, что Астахова избита, и рано эта любящая парочка на свет Божий не выползет. Анна Королева навряд ли по деликатности своей стала бы соваться к сладко спящей паре, то же можно сказать и о Ланском. Кутеповой и Булгакову эта гостиная на фиг сдалась – что они в ней забыли? То же можно сказать и о Кортесе, хотя именно он вызывает у меня наибольшие подозрения.
– Не полюбили вы друг друга, – заржал Зимин.
– Да пошел ты! – Глинский запустил в Зимина пачкой сигарет. – Вот увидишь – он окажется убийцей!
– Поспорим, мисс Марпл? – продолжал ржать Зимин.
– Я вам поспорю! – рявкнул Зубов. – Сейчас же оторвались от стульев и мухой кто куда! Чтоб через пять минут духу вашего здесь не было! Увижу, кто байки в коридоре травит, рапорт напишу о служебном несоответствии!
Оперов словно ветром сдуло…
Глинский добрался до Булгакова, когда стало смеркаться. В принципе, он не имел права настаивать на беседе с ним после одиннадцати, но когда позвонил Сергею, то сразу услышал «Приезжайте».
Булгаков предложил ему коньяку, и Глинский, помявшись, согласился. Взяв круглый бокал в руку, Виктор не стал ходить вокруг да около.
– Убита Ольга Вешнякова, – сказал он прямо.
– Кто? – не понял Булгаков. – Не знаю такую.
– Вспомните – бывшая подружка Орлова.
На лице Булгакова по-прежнему было написано недоумение.
– Именно она привезла вас на дачу пятнадцать лет назад, на ту самую, где жила Астахова. Ну, вспомнили?
Наконец взгляд Булгакова прояснился:
– Ольга? Да вы шутите!
– Какие, к черту, могут быть шутки! – разозлился Виктор. – Убита два дня назад у себя дома.
– Не может быть… За что?
– А за что убили Полину Стрельникову? – пожал плечами Виктор.
– А какое отношение имеет убийство Полины к Ольге? – в недоумении спросил Булгаков. – Они знать друг друга не знали.
– Вынужден задать вам несколько неприятных вопросов, Сергей, – решительно произнес Глинский.
– Спрашивайте, – Булгаков был невозмутим.
– Где вы провели ночь с двадцать второго на двадцать третье июня?
– Сегодня двадцать шестое… Вы об алиби?
Глинский кивнул.
– Оно у меня безупречное. Я дежурил. Моя бригада и с десяток пациентов смогут вам это подтвердить.
– Рад это слышать, но вопросы задавать продолжу, если не возражаете.
Он посмотрел на часы.
– Скажу вам честно, что через десять минут вы можете выгнать меня поганой метлой. Мы имеем право тревожить народ нашими неприятными вопросами ровно до одиннадцати ноль-ноль.
– Задавайте ваши вопросы, – Булгаков плеснул еще коньяку в бокал Глинского.
– Когда в последний раз вы видели Ольгу Вешнякову?
– Трудно вспомнить, но точно больше десяти лет назад. До меня доходили разные слухи о ней. Вроде она вышла замуж и неплохо устроилась. Но я никогда близко с ней не общался. Она была девушкой Орлова, а мне, надо сказать, не особо нравилась.
– Почему? – спросил Глинский.
– Ее заносчивость граничила с тупостью. Хотя недурна собой.
– Как вы думаете, Орлов действительно любил ее?
Булгаков сделал неопределенный жест.
