Неле Нойхаус - Глубокие раны
— Это вряд ли можно не заметить, — ответила женщина. — Меня зовут Николя Энгель. Я преемница директора уголовной полиции Нирхофа.
Пия ошеломленно смотрела на нее. Никто не рассказывал ей о преемнице Нирхофа.
— Понятно, — сказала она более резко, чем ей было свойственно. — И зачем вы здесь? Чтобы мне это сказать?
— Чтобы помочь вам в вашей работе. — Рыжеволосая любезно улыбнулась. — Я случайно узнала, что вы остались в полном одиночестве, а у меня в настоящий момент нет никаких особо важных дел, поэтому я решила заехать сюда.
— Вы могли бы предъявить ваше удостоверение? — недоверчиво попросила Пия. Она задавалась вопросом, знал ли Боденштайн о преемнице шефа, или это утверждение было бестактным трюком бесцеремонной репортерши, чтобы увидеть труп.
Улыбка женщины оставалась неизменно дружеской. Она вынула из своей сумочки удостоверение и предъявила его Пие. «Советник уголовной полиции д-р Николя Энгель, — прочитала Пия. — Управление полиции в Ашаффенбурге».
— Если вы хотите присутствовать, я не имею ничего против, — Пия вернула ей удостоверение и заставила себя улыбнуться. — Ах да, я — Пия Кирххоф из отдела К-2 Уголовной инспекции Хофхайма. У нас была пара тяжелых дней. Извините, если я была не особенно любезна.
— Ничего страшного. — Доктор Энгель все еще улыбалась. — Занимайтесь спокойно своей работой.
Пия кивнула и повернулась к погибшему. Фотограф сделал снимки трупа со всех возможных ракурсов, а также сфотографировал бутылки, туфли и рюкзак. Сотрудники отдела по обеспечению сохранности следов приступили к работе и теперь собирали в специальные пакеты все, что могло представлять малейший интерес. Пия попросила коллегу перевернуть труп на бок. Это оказалось довольно непросто из-за уже наступившего окоченения, но все же удалось с этим справиться. Пия села на корточки рядом с трупом и стала обследовать спину, нижнюю часть туловища и ладони трупа. Все было покрыто пылью. Это могло означать только одно: кто-то наводил здесь порядок после того, как Ватковяк умер. И опять же означало, что речь, возможно, шла не об успешном суициде, а о не менее успешном убийстве. Пия не стала выкладывать доктору Энгель свое предположение, а стала вместо этого исследовать содержимое рюкзака, которое, кажется, подтверждало теорию Нирхофа о Ватковяке как убийце: нож с изогнутым лезвием и пистолет. Были ли это орудия, с помощью которых были убиты Моника Крэмер и трое стариков? Пия еще порылась в рюкзаке и нашла золотую цепочку со старомодным медальоном, коллекцию серебряных монет и золотой браслет. Эти ценные вещи могли быть собственностью Аниты Фрингс.
— 3460 евро, — объявила доктор Энгель, которая пересчитала деньги и положила их в пластиковый пакет, переданный ей полицейским. — Что это такое?
— Похоже на нож, которым была убита Моника Крэмер, — ответила мрачно Пия. — А это, возможно, оружие, жертвами которого стали еще три человека. «Парабеллум Р-08».
— В таком случае этот человек — разыскиваемый убийца.
— По крайней мере, он его напоминает. — Пия задумалась.
— Вы в этом сомневаетесь? — спросила советник уголовной полиции. С ее лица исчезла приветливая улыбка, и теперь она казалась внимательной и сконцентрированной. — Почему?
— Потому что, на мой взгляд, это слишком просто, — ответила Кирххоф. — И потому что здесь что-то не так.
Пия некоторое время размышляла, может ли беспокоить своего шефа во время его семейного праздника, но потом все-таки решила позвонить. Она не чувствовала себя готовой к короткому вежливому разговору. К телефону подошел сын Боденштайна и передал трубку отцу. В нескольких словах Пия сообщила Оливеру о своем визите к Эларду Кальтензее, об обнаружении трупа и своих сомнениях в отношении самоубийства Ватковяка.
— Откуда вы звоните? — поинтересовался он.
Пия испугалась, что он хочет пригласить ее заехать на ужин.
— Из машины, — сказала она. На заднем фоне раздался громкий смех, который отдалялся; потом Пия услышала, как хлопнула дверь, и все опять стало спокойно.
— Я узнал пару интересных вещей от моей тещи, — сказал Боденштайн. — Она знает Веру Кальтензее уже много лет, они вращаются в одних и тех же общественных кругах. И она тоже была на юбилее Веры в прошлую субботу, хотя они не являются закадычными подругами. Но имя моей тещи в списке гостей — это символ статуса.
Кровь Козимы фон Боденштайн была еще чуть более голубой, чем кровь ее супруга, это Пия знала. Ее бабушка и дедушка по отцовской линии были лично знакомы с последним кайзером, а отец ее матери был итальянским князем, который претендовал на трон.
— Моя теща довольно критично отзывается об умершем муже Веры, — продолжал Боденштайн. — Ойген Кальтензее сколотил в Третьем рейхе приличное состояние, так как его фирма снабжала вермахт. Позднее он был причислен союзниками к разряду пособников, а после 1945 года довольно быстро вновь успешно занялся бизнесом. Во время войны Ойген перевел свой капитал в Швейцарию, как это сделала и семья Веры. Когда, в начале 80-х годов, он умер, Элард Кальтензее подозревался в убийстве своего отчима. Расследование зашло в тупик, а затем смерть была списана на несчастный случай.
Пия ощутила озноб, услышав имя Эларда.
— После внутрисемейного скандала в 1964 году другой сын Веры, Зигберт, уехал на учебу в США. Вернулся он только в 1973 году с женой и детьми. Сейчас является единственным управляющим фирмы KMF. А Ютта Кальтензее во время своей учебы в университете будто бы имела лесбийские отношения, завершив которые, она, как нарочно, вступила в связь со служащим своей матери.
— Вам удалось узнать еще что-нибудь, кроме семейных сплетен? — спросила Пия с легким нетерпением. — Мне нужно еще позвонить прокурору насчет вскрытия трупа Ватковяка.
— Моя теща не любила Гольдберга и Шнайдера, — продолжал Боденштайн, не обидевшись. — Она считала Гольдберга неприятным, бесцеремонным человеком и называла его задавалой и гнусным торговцем оружием. Он якобы имел несколько паспортов и даже во время «холодной войны» мог беспрепятственно ездить в страны Восточного блока.
— Тогда это совпадает с мнением Эларда Кальтензее. — Пия добралась до парковки перед комиссариатом, выключила двигатель, немного опустила стекло и закурила одну из своих сигарет, припасенных «на экстренный случай», из которых за сегодняшний день выкурила уже двенадцать. — Кстати, я нашла настоящего Шнайдера. Он был пилотом люфтваффе и погиб в 1944 году в воздушном бою. Наш Герман Шнайдер в действительности также из Восточной Пруссии, и его настоящее имя, вероятно, Ганс Калльвайт.
— Это интересно. — Боденштайн, казалось, не был особенно удивлен. — Моя теща твердо убеждена в том, что все четверо знали друг друга еще раньше. Уже в преклонном возрасте Вера любила называть свою подругу Аниту «Мия»; кроме того, они то и дело обсуждали вечера местного фольклора и с удовольствием погружались в приятные воспоминания.
— Кто-то еще должен был это также знать, — размышляла Пия. — И я предполагаю, что это — Элард Кальтензее. Он мог бы быть нашим убийцей, так как явно страдает от того, что ничего не знает о своем происхождении. Может быть, Элард расправился с тремя друзьями своей матери из ярости, вызванной тем, что они ему ничего не сказали.
— Мне кажется, это все-таки довольно сложно, — сказал Боденштайн. — Анита Фрингс жила в ГДР. По словам моей тещи, она и ее муж работали в Министерстве государственной безопасности, господин Фрингс даже занимал там достаточно высокий пост. И, вопреки утверждению директрисы пансионата «Таунусблик», у нее был сын.
— Вероятно, его уже нет в живых, — предположила Пия.
На ее мобильном телефоне раздался сигнал параллельного звонка. Она быстро посмотрела на дисплей. Звонила Мирьям.
— Мне как раз звонят, — сказала она своему шефу.
— Из Южной Африки?
— Откуда? — Пия на какой-то момент смутилась.
— Разве ваш директор зоопарка не в Южной Африке?
— Откуда у вас такие сведения?
— Так да или нет?
— Да. Но это не он. — Пия не особенно удивилась тому, что ее шеф опять был прекрасно информирован. — Это моя подруга Мирьям из Польши. Она сидит в городском архиве Венгожева, бывшего Ангербурга, и ищет следы настоящих Гольдберга и Шнайдера. Возможно, она уже что-то обнаружила.
— Какое отношение ваша подруга имеет к Гольдбергу? — спросил Боденштайн.
Пия объяснила ему связь. Затем пообещала пойти на вскрытие трупа Ватковяка, если оно состоится на следующий день, и завершила разговор, чтобы позвонить Мирьям.
Воскресенье, 6 мая 2007 года
Звонок телефона, стоявшего рядом с кроватью Пии, вырвал ее из глубокого сна. В комнате было совершенно темно и душно. Она в замешательстве нажала переключатель лампы на ночном столике и взяла трубку.
